План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941–1945
Шрифт:
Пока шли эти маневры и обсуждения, вопрос продолжал рассматриваться на высшим уровне Гальдером, которому всю предшествующую неделю приходилось трижды в день выслушивать ворчание Бока по телефону. Начальнику Генерального штаба удалось убедить Браухича, но последний не мог решиться прямо обратиться к Гитлеру до тех пор, пока не заручится поддержкой еще кого-нибудь в ОКВ. Оба обратились к Йодлю, разложив перед ним все свои карты. После «длительного обсуждения» начальник штаба ОКВ признал их доводы убедительными и пообещал использовать свое влияние на Гитлера. В соответствии с этим Браухич составил большой меморандум о желательности немедленного наступления на Москву и официально «подал» его в ОКВ через Йодля.
Уже прошло десять дней полного бездействия после совещания в Новом Борисове. Марш в тылу 24-го
15 августа группа армий «Центр» попросила Гудериана выделить одну танковую дивизию для 2-й армии, «чтобы усилить наступление на Гомель». Гудериан телефонировал Боку, и снова начались переговоры. Скорее всего, Гудериан заявил в качестве аргумента, что любое передвижение 24-го корпуса в южном направлении еще больше нарушит баланс танкового клина и задержит – возможно, на срок до десяти дней – его сосредоточение для нового наступления.
Разумеется, командующий группой армий согласился с его доводами и отказался от своего плана, но не успел Гудериан положить телефонную трубку, как поступил другой приказ, на этот раз прямо из ОКХ, требовавший немедленно направить одну танковую дивизию к Гомелю. Не обращая внимания на приказ ОКХ, как теперь уже стало входить у него в привычку, Гудериан приказал барону фон Гейру начинать движение всем корпусом, тем самым фактически разделив танковую группу надвое.
«Не буду приводить, – писал Гудериан, – расхождения мнений в группе армий «Центр», прозвучавшие в телефонных переговорах в последующие несколько дней». И историк остался без деталей этой фазы спора. Но сохранились приказы на передвижение соединений в группе армий «Центр», и они показывают крайнюю степень атрофии и нерешительности, овладевшей германской армией в этот критический период. Хотя 24-й танковый корпус успешно продвигался на левом фланге фронта наступления (то есть в районе, где русская линия по Сожу упиралась в вакуум на южном конце рославльского разрыва), он был задержан отчаянным сопротивлением. Но здесь 2-я армия вместо того, чтобы согласованно наступать в поддержку танков, на самом деле пыталась оторваться от противника. К 18 августа танковые колонны, двигавшиеся на юг, начали страдать от нарушения своих тыловых коммуникаций. Когда Гудериан стал настаивать, чтобы группа армий отменила эти приказы и заставила 2-ю армию присоединиться к наступлению, штаб в Новом Борисове согласился на это. Но когда на следующий день коммуникации 24-го танкового корпуса все так же продолжали испытывать трудности, Гудериан обратился непосредственно в штаб 2-й армии, где ему было сказано, что ничего сделать нельзя, так как «…сама группа армий дала приказ на движение соединений в направлении на северо-восток».
20 августа снова «всплыл» Бок и заявил Гудериану, что «…попытки продвижения вперед в южном направлении [силами 24-го корпуса] должны быть прекращены. Он хотел, чтобы вся танковая группа была отведена на отдых в район Рославля с тем, чтобы у него в распоряжении были свежие силы, когда возобновится наступление на Москву». Атмосфера сумасшедшего дома чувствовалась сильнее, когда Бок заявил, что «…он и понятия не имеет, почему 2-я армия наступала так медленно; он все время убеждал ее поторопиться».
Пока командиры в группе армий «Центр» исполняли свой тяжеловесный менуэт с вариациями, произошло два события, которые окончательно уничтожили всякую надежду на немедленное наступление на Москву. Во-первых, наступление на Ленинград начало натыкаться на сопротивление. 15 августа русские осуществили ряд контратак против правого фланга Лееба под Старой Руссой, и немцам пришлось отступить [56] . Прямым следствием было то, что Готу пришлось послать еще один танковый корпус [57] на север для усиления Лееба,
и это уменьшило силу группы армий «Центр» еще на три дивизии. У Гота, менее стремительного, чем Гудериан, танковая армия находилась в лучшем состоянии с точки зрения сосредоточения и готовности. Его танки были абсолютно необходимы для любой крупной операции группы армий «Центр», однако теперь они были почти ополовинены приказом ОКВ, направившим их на север. Силы Бока уменьшались из-за распыления его танковых групп, и, хотя он все еще мог говорить о «возобновлении» наступления на Москву, реальность осуществления этой идеи бледнела с каждым днем.56
Именно в этот вечер Гальдер сделал свою широко известную запись в дневнике: «Мы рассчитывали на 200 русских дивизий. Теперь мы уже насчитали 360. Наш фронт на этом широком пространстве слишком тонок, он не имеет глубины. Вследствие этого неприятельские атаки часто бывают успешными».
57
39-й, состоявший из 12-й танковой и 18-й и 20-й моторизованных дивизий.
18 августа Браухич наконец собрался с духом, чтобы представить свои «оценки» Гитлеру. Йодль, как обычно, бросил его на произвол судьбы, отказавшись от своего обещания поддержать его, и Гитлер целиком отверг меморандум Браухича. Фюрер собственноручно написал длинный ответ, в котором содержались критика тактики и стратегические указания. Бронетанковые колонны центра, утверждал Гитлер, даже не смогли осуществить достаточное окружение противника. Им было позволено выдвинуться слишком далеко вперед от пехоты и разрешено действовать со слишком большой самостоятельностью. Планы на будущее, которым Гитлер дал название Директива № 34, свидетельствовали, что подготовка к штурму Ленинграда была отложена, а главное усилие должно быть направлено на юг.
Эта директива похоронила план удара в центральном направлении. Но еще в течение недели офицеры группы армий «Центр», поощряемые Гальдером, все не расставались со своей схемой и продолжали ставить палки в колеса любой другой альтернативе. 22 августа Гудериана снова попросили «выдвинуть боеспособные танковые части» в район Клинцы – Почеп, на левом фланге 2-й армии. И впервые была упомянута концепция взаимодействия с группой армий «Юг». Гудериан снова возразил, заявив, что «…использование танковой группы на этом направлении – ошибочная по своему существу идея» и что расщепление группы – «преступное безумство».
На следующий день Гальдер отправился в штаб к Боку, и втроем – он, Бок и Гудериан – долго обсуждали, «что можно сделать, чтобы изменить «неизменную решимость» Гитлера. Гальдер считал, что один из них должен поехать к фюреру и изложить ему нужные факты, заставив его согласиться на их план». После «долгих колебаний и споров», во время которых Бок, вероятно, взвешивая шанс на успешность переубеждения Гитлера против шанса выйти у него из фавора, предложил, чтобы на встречу поехал Гудериан. Гальдер и командующий танковой группой вылетели в Лётцен на самолете во второй половине дня.
Они приземлились, когда начало темнеть, и явились к Браухичу. Тот, как свидетельствуют его дальнейшие действия, нервничал. Гудериан рассказывал, что первыми словами Браухича были: «Я запрещаю вам упоминать о наступлении на Москву при фюрере. Приказано вести операции в южном направлении. Теперь вопрос только в том, как это осуществить. Дискуссии неуместны». Гудериан заявил, что в таком случае он немедленно улетит обратно в танковую группу, раз его любой разговор с Гитлером будет пустой тратой времени. Нет, нет, ответил Браухич, он должен увидеть Гитлера, и он должен доложить фюреру о состоянии танковой группы, «но не упоминая Москвы!».
Интервью происходило перед большой аудиторией. Ни Браухич, ни Гальдер не присутствовали, хотя было несколько офицеров из ОКВ, включая Кейтеля и Йодля. Гитлер молча слушал доклад Гудериана о состоянии танковой группы и затем спросил его:
– Учитывая ваши предшествующие боевые действия, считаете ли вы, что ваши войска способны еще на одно большое усилие?
Гудериан ответил:
– Если перед войсками поставлена главная цель, важность которой очевидна для каждого солдата, то да.