Пластическая хирургия по-русски

* * *

В то время как Мика предпринимал не совсем удачные попытки утолить жажду апельсиновым соком, в задней комнате бара «При деньгах» сидели за большим столом четыре человека, которым весьма подходило определение «тёмные личности». Сами они предпочитали называть друг друга давно и прочно приклеившимися к каждому кличками, хотя окончательно не забыли свои настоящие имена.

Один из сидевших за столом, Владимир Рябцев, носил прозвище Ляпа. Это был крепко сбитый круглолицый светловолосый парень с хорошими зубами, улыбчивый и с виду дружелюбный. Рябцев некоторое время подвизался геодезистом в какой-то полулиповой строительной конторе, пока не понял, что там он ни в жизнь не построит свой многобашенный замок. Ляпа любил лёгкие деньги и крепкую выпивку и выполнял в квартете известную роль рабочей лошадки, вероятно, отданную ему навечно из-за его короткого псевдопролетарского прошлого.

Михаил Жулин по кличке Нафаня был, пожалуй, самым развитым и толковым из всех четверых. Среди знавших его людей он слыл ходовым, ловким малым, маракующим в технике. Цыганского вида брюнет с близко посаженными хитрыми глазами и жёсткой чёрной щетиной, из-за которой он всегда выглядел небритым, Жулин, как и Ляпа, в отличие от двух других приятелей имел небольшой трудовой стаж. Некоторое время он работал инженером на оборонном машиностроительном заводе – вот умора-то! Затем Михаил ушёл на вольные хлеба, попробовав зарабатывать на жизнь не то заваркой презервативов, не то автомобильных покрышек. Но на этом «резиновом» поприще ему не удалось поймать за хвост капризную птицу удачи. Мишаня прекратил вулканизировать кондомы и покрышки и сменил родной уездный городишко на областной Вольнореченск.

Виталий Орешин ещё с детских лет заслужил прозвище Вертляк. Небольшого роста, ловкий, суетной и подвижный как ртуть, Вертляк ходил слегка подседая и выворачивая наружу носки, при этом потешно разбрасывая руки далеко в стороны. Говорил он, как и ходил, быстро, суетно и неразборчиво. Прошлое Виталика было неясным, однако все знали, что он никогда и нигде не работал да и не совсем понимал, что это такое – трудиться на благо общества.

Прошлое четвёртого, имевшего подходящую ему кличку Морда-Ящик, человека было покрыто густым мраком неизвестности. Морда-Ящик или просто Ящик (вообще-то его звали Алексей Гладилин) был крупным, немного флегматичным человеком с грубо высеченным лицом и слегка выпученными глазами, неоспоримо свидетельствовавшими о наличии у него базедовой болезни, – явное следствие употребления плохой воды. Данный «факт на лице» частично приоткрывал завесу над туманным прошлым Ящика, позволяя предположить, что большую часть своей никчёмной жизни он провёл в Вольнореченске.

Морда-Ящик обладал большой физической силой, которую в любую минуту был готов подкрепить пистолетом. Пинки, тычки, подзатыльники – вот нехитрый набор средств, используемых им по приказу их шефа – Окуня – для вразумления разболтанных, словно породнившихся с хаосом товарищей. Но в отсутствие босса Ящик беспрекословно подчинялся более интеллектуальному Нафане. Ящику ничего не стоило покалечить или убить человека даже при минимальной мотивации: будучи недалёким и не шибко грамотным, он не страдал избытком воображения и исполнял мокрые дела с тупой настырностью хищного динозавра.

В ожидании шефа парни резались в карты. Перед каждым стояла рюмка коньяка и маленькая пепельница. Опасавшийся репримандов Окуня Болек не пожелал выставить литровую бутылку и выделил не более шестидесяти граммов на человека.

Суматошный и суетной Вертляк явно проигрывал и время от времени бросал нетерпеливые взгляды на обшитую кожзаменителем дверь, откуда обычно появлялся их босс. Вертляк резонно полагал, что присутствие Окуня удержит дружбанов от традиционно совершаемой над проигравшим экзекуции, и потому пытался вовлекать партнёров в пустые разговоры, непрерывно почёсывался, подкашливал и подёргивался, прежде чем сделать ход, то и дело откладывал карты, беспрестанно приглаживал непослушные волосы, – словом, безбожно тянул время. Его товарищи прекрасно всё понимали и, наслаждаясь агонией затравленно озирающегося в поисках спасительной соломинки Вертляка, едва удерживались от смеха, уверенно ведя игру к неизбежному для Орешина концу.

Через пару минут карты вынесли Вертляку смертный приговор.

– Проиграл! – всё ещё не веря в случившееся, трагически выдохнул Вертляк.

– Проиграл! – радостно подтвердил белобрысый Ляпа, растягивая в улыбке и без того широкий рот.

Морда-Ящик повертел в руках пустую рюмку и тяжело поднялся.

– Давай, Вертляк, не тяни кота за хвост, а козла за бороду!

Он подошёл к опечаленному Виталику и встал у него за спиной, положив свои чудовищные лапищи на спинку стула.

– Нет… ну… погодите, пацаны, погодите, – затараторил завертевшийся на стуле Орешин, – мне же в туалет надо…

– Так мы же тебе ещё почки не отбили, – невозмутимо заметил Ящик. – Чуть что – и древесина. Лес норвежский.

Нафаня и Ляпа весело заржали.

Игнорируя протесты взъерошенного неудачника, Ящик сдёрнул его со стула и схватил сзади в охапку так, что руки Вертляка оказались прижатыми к туловищу.

Вертляк бешено закрутил головой и заверещал, как верещит попугай Ринго, когда его пытаются грубо потрогать руками.

– Давайте быстрее! – без видимого напряжения удерживая не умеющего проигрывать Вертляка, подстегнул приятелей Ящик.

Не переставая подхихикивать, Нафаня и Ляпа сорвались с мест и, исполняя отведённые им согласно боевому расчёту явно не единожды отрепетированные роли, принялись готовить Вертляка к экзекуции. Нафаня расстегнул Орешину брючный ремень и молнию на ширинке, а Ляпа проворно спустил брюки и цветастые трусы Виталика ниже колен. Точно такие труселя носил Волк из популярного советского мультфильма «Ну, погоди!».

– Ты ведь нас умаслишь? – масленым голосом проворковал Нафаня и, подхватив Орешина за ноги, оторвал его от пола.

К ним подключился Ляпа, и они втроём потащили трепыхающегося Вертляка к стоявшему на табурете эмалированному блюду с остатками овощного салата. Обмакнув обнажённую задницу Орешина в скопившееся на дне блюда растительное масло, они подождали, пока жир немного стечёт, и, подбадривая себя дикими криками наподобие разгоняющих сани бобслеистов, с разбега припечатали испачканные ягодицы товарища к одному из четырёх висевших на стене компьютерных портретов. Поставив красного как рак Вертляка на ноги, трое безжалостных палачей вернулись на свои места.

Чуть не плачущий Вертляк со спущенными ниже колен штанами остался стоять у только что вынужденного подписанного им, «писанного маслом» собственного портрета. В эти секунды он напоминал учёного-уфолога, не сумевшего убедить скептически настроенную аудиторию в том, что два загадочных пятна на компьютерном изображении человеческой физиономии являются неопровержимым доказательством вторжения инопланетян в нашу жизнь. Вертляк уже начал меланхолично подтягивать свалившиеся чуть ли не на пол брюки, как вдруг обитая кожзаменителем дверь отворилась, и на пороге возник Окунь.

На несколько секунд воцарилась немая сцена, затем все, кроме Вертляка, разразились весёлым смехом.

– Ты перестанешь раздавать автографы, когда научишься блефовать не хуже меня, – добродушно бросил Окунь смущённому Вертляку, проходя к столу. Он устроился на отличном от других стуле между Ляпой и Ящиком и подождал, пока голозадый Орешников приведёт себя в порядок.

У Окуня, в жилах которого текла смесь спиртного и русской крови, было помятое, обрюзгшее лицо, залысый морщинистый лоб, крупный, в сетке фиолетовых прожилок, нос спереди и… торфяной техникум за плечами! Довершали портрет пустые, выпученные как у морского окуня, глаза – безжалостные глаза нелюди.