Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

–  Будь, Родя, начеку. Я займусь зятем. Сдурел изгнанник! Слишком легко вернул отцовский стол под свой тяжёлый зад.

С такими мрачными словами Олег Иваныч, понукая коня, дал знак Юрию следовать вместе по узким, начавшим освобождаться от народа, улицам к соборной церкви, за которой возвышались терема вящих людей. Среди них затейливостью и величием заметно выделялся старый, в три этажа, великокняжеский, не оскорблённый без хозяина Витовтом ни грабежом, ни порчей. Рядом отличался новизной кирпичный дом наместника.

Народ толпился на соборной площади. А над толпой на деревянном возвышении - степенном месте, откуда в судьбоносные минуты звучали вечевые речи, - стояла плаха и при вей кат с топором. Юрий Дмитрич и Олег Иваныч услышали на этот раз не славословия вернувшемуся князю, а неистовые вопли, злобные выкрики, бабий плач. К плахе по лестнице приставы возводили человека в белой рубахе с сорванным воротом.

–  Вот он, Роман-наместник, - нагнал Олега Родослав.

–  Где сам-то Святославич?

–  В своём тереме. Тут всем руководит его верный пёс , - показал Родослав на человека у помоста в остроконечном колпаке.

Юрий узнал свиреполикого Гаврюшу.

Буравя плотную толпу широкой грудью своего коня, великий князь Рязанский протиснулся к слуге своего зятя. Юрий старался не отстать и ясно услыхал приказ рязанца:

–  Прекрати убийство. Освободи наместника литовского!

Гаврюша вскинул бороду и осклабился:

–  Тебе тут не приказывать, Олег Иваныч, мне тебя не слушать.

Великий князь вскипел, как чайник на огне:

–  Ах ты, презренный смерд!..

Трудник махнул рукой, и княжеская голова Романа Михалыча упала с плахи на помост, с помоста на ступеньки лестницы... Но и Олег замахнулся мечом. И грешная Гаврюшкина рука отлетела, обагряя кровью ближних местичей.

–  О-о!
– прошёл стон по толпе.

Олег, подоспевший Родослав, а с ними Юрий поспешили к терему. Навстречу им охранники сопровождали скорбную телегу с мёртвыми телами. Начальствующий, то ли дьяк, то ли боярин, дурным голосом кричал:

–  Ра-а-аздайсь! Дорогу дай супостатам государя Юрья Святославича!

Рязанский князь с одышкой взошёл на красное крыльцо смоленского зятя. Хозяин выскочил встречать соратников в большие сени.

–  Входи, Юря! Олег Иваныч, дозволь, сам разоблачу!

–  Ты! Ты!
– загремел бас великого рязанца.
– Ты што творишь?

–  Что, тестюшка?
– всполошился победитель.

Но тут набежали прислужники с шептаньем господину на ухо. Великий князь Смоленский нострожал лицом, глянул на тестя укоризненно:

–  Пошто отрубил руку моему служебнику Гаврюшке?

–  Я и тебе, мерзавец, отрублю!
– был не в себе Олег.

Юрий Святославич плюнул в его сторону и вывел своего московского одноименца в переход, повёл в столовую палату.

–  Старик становится невыносим. С чего взбеленился? Я вас жду-пожду, чтоб пир устроить на весь мир, а вы...

–  Ты, тестюшка, всё сделал не гораздо, - упрекнул Юрий.
– Ты день народного веселья обратил в день лютого кровопролития. Настолько ослеплён местью, что не ведаешь: милость тебе, государю, сейчас выгоднее, чем лютость! Кого убил? Брянского князя - потомка святого Михаила Черниговского!.. Ну, наместник, ну, выполнял волю Витовта. Не против тебя, а за себя. Перед тобой открыл ворота, а ты сдуру...

–  Эй!
– остановился Святославич.
– Оскорблять? Молокосос! Здесь я властвую, а не вы с Олегом. Хочу, казню, хочу, милую.

Юрий круто развернулся, пошёл в сени. В это время терем задрожал от женского неистового вопля, прибежали встрёпанные услужницы:

–  О, княже!

–  О, беда!

–  Она... она... княгиня Параскева...

–  Что с Парашей?
– задрожал голос Святославича.

Неревущая толстушка доложила:

–  Подруга Роман Михалыча, узнав о казни мужа, с разбегу брякнулась о стенку головой. Лежит в кровище. Красоту свою испортила. Как такую класть к тебе на ложе?

Юрий, поражённый срамной догадкой, не утерпел, с немым вопросом оборотился к тестю.

Одноименец, словно раскалённый противень, побагровел. Бешеным взглядом заставил смолкнуть глупых услужниц:

–  Сгиньте!

По исчезновении болтливых дев хотел нагнать зятя московского, но не успел. Крикнул вдогон:

–  Останься, Юрька! Всё изъясню! Верни Олега! Попируем!

Олега с Родославом увидел Юрий во дворе. Оба садились на коней.

–  Поезжай с нами, - предложил великий князь Рязанский.
– Сын приискал нам постояние. Вздохнём после удушливого дня. На Святославича в моём уме один лишь гнев, ничего больше.

Родослав хорошо обустроил отца и свойственника в пустых купеческих хоромах невдали от крепостных ворот. Охрану поставил крепкую. Вечерять подавали не слуги, а служивые, сменив доспехи и щиты на белые передники и деревянные лотки для блюд. Хоромы из толстенных вековых сосновых брёвен не пропускали шума с улицы. Тишина успокаивала, стоялые меды смиряли внутреннее возбужденье. Юрий, не охотник до пития, захмелел. Родослав быстро насытился и удалился по неотложным воеводским нуждам, старый Олег же, расслабясь, пустился в разглагольствования:

–  Трижды, четырежды дурак мой непутёвый зять. Дуриком отчину вернул и ошалел от власти. Прежде чем кровь лить, подумал бы! Ну, уничтожил неугодных. Головы отцов и мужей пали, так жены, дети и друзья убитых живы. Теперь взбулгачат ненависть к свирепому. Его жестокость их ожесточит. Всевластец справился с десятком, но не одолеет сотен!

Молодой Юрий терял силы продолжать беседу. Повторял лишь:

–  Ох, тошно-тошнёхонько!

Не помнил, кто сопроводил в спальню, как лёг на ложе.

Приснилось страшное: будто живот ему пронзил мечом Гаврюшка Трудник. Взор помутился от вида раны, а ещё более от выпавших наружу собственных кишок. Проснулся весь в поту. Припомнил: видел схожий сон, когда бежали всей семьёй от Тохтамыша. Только в тот раз маленького князя язвил копьём татарин. Мамка Домникея изъяснила: такой сон предсказывает плохое окончание гостеваний, отъезд по причине ссоры с хозяином, которому сие во многом повредит и огорчит его. Хозйин однозначно - Юрий Святославич. Отъезд - в Москву из опостылевшего в один день Смоленска.