Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

–  Не видались с той самой ночи, как тогда, в Коломне!

Князь признался:

–  Десять дней мучительней десяти лет!

А ведь пролетели как один день. В Москве государь-братец пышно принял Юрия Смоленского. Поместил в пустом боярском доме на Спасской улице близ Вознесенского монастыря: там всё было приготовлено со старанием. Затем пошли переговоры с глазу на глаз. В них брата государь не посвещал, но сказал, не отлагая данных обещаний, что сватовство его принято благосклонно. Венчание произойдёт на Фоминой неделе [61] . Брачная каша состоится в златоверхом тереме. Это было отлично, но вот суженой своей жених за эти дни не лицезрел. Пиры были мужские. Предбрачные переговоры велись с будущим тестем. Два одноименца подружились, будто пуд соли съели вместе. Дело слаживалось, хоть и впопыхах, но от души.

61

Фомина неделя– первая после Святой, с Фомина понедельника.

Сейчас начнутся уже не духовные, а мирские торжества. Осыпание хмелем, битье бокалов, топтание и собирание осколков, крики «Горько!», угощенье, затем - постель о тридцати снопах, кормление курицей... Вышитые заранее невестины полотенца в качестве даров митрополиту уже посланы. Осыпание деньгами на паперти уже случилось. О, эта тягостная, непременная, томительная череда торжеств!

Анастасия тихо всхлипнула. Полагая, что ей неприятны те же мысли, Юрий успокоил:

–  Не крушись, Настюша! Пережили молодость в разлуке, несколько часов докучной брачной каши как-нибудь переживём. Ложка дёгтя в бочке мёда!

Жена с плачем прервала:

–  Чертиха Софья изловчилась влить мне целое ведро дёгтя в бочку мёда. Видел новобрачных, вышедших из церкви перед тем, как нам взойти?

–  Ах, - спохватился Юрий, - эта свадьба! В один день с нашей.

У него из головы вон, что сегодня же венчались сын дядюшки Владимира Серпуховского Иван и Василиса, дочь Фёдора, сына Олега Рязанского, его, Юрьева, племянника по сестре Софьюшке. Вот совпадение! Но о чём тут горевать?

Однако прелесть-Настенька сказала не своим, суровым голосом:

–  Свадьба не в Рязани, в доме отца невесты, как испокон водится, ибо туда болящему Владимиру Андреевичу не доехать. Да и не в Серпухове, в доме жениха, что против правил. Знаю, долго думали, рядились: где? Государь, брат твой, предложил: в Москве. Что ж, будто и разумно: пусть не там, не сям, а посредине. Кто б возразил? Москва большая. Есть тут своё пристанище у свата Фёдора Ольговича с женою Софьей - её терем, подаренный ещё отцом. И у другого свата, Владимира Андреича, тоже в Кремле свои хоромы.

–  Там, видимо, и сварят кашу, - нетерпеливо решил Юрий.

–  Как бы не так!
– у молодой жены дрожал голос.
– Злица Софья, дщерь Витовтова, вся до последней мозговой извилины в отца...

–  При чём тут Софья?
– князь ничего не понимал.

–  Ты слушай, слушай, - впилась Анастасия в его руку.
– С тех пор, как мерзопакостный Кейстутьев сын обманом захватил Смоленск в отсутствие моего батюшки, меня же увезли в Литву, я стала пленницей, рабыней его дочки, двоюродной сестрицы.

–  Софья - твоя сестрица?
– переспросил князь.

Анастасия задрожала уже не голосом, - всем телом:

–  Не знаешь? Или позабыл? Первая жена Витовта - моя тётка Анна. Вот озорство судьбы! Сестрица Софья меня держала ниже сенной девки. Я, жертвуя возможностью свидания с тобой, выклянчила, чтобы великий князь Василий отослал меня подальше от своей жены, к отцу, в Рязань, где с матушкина молчаливого соизволенья родитель тщился сбыть меня какому-никакому жениху.

–  Родитель твой - великий женолюбец, - заметил Юрий, вспомнив коломенскую встречу с тестевой подружкой.

–  Опять-таки при попущеньи матушки, - вздохнула новобрачная.
– Впрочем, отцу слова не скажи, - прибьёт! А я была помехой. Страшусь помыслить, кому могла достаться. То одному из младших сыновей рязанского Олега (по возрастам не вышло!), то ничтожному царевичу ордынскому, забредшему в Рязань (тот, к счастью моему, не пожелал креститься). Перестаркою осталась. А ты ждал.

–  Как манны с неба!
– горячо признался князь.

Княжна, ставшая княгиней, возвратилась к главному.

–  Сегодня хитроумная Софья отравит данное мне свыше торжество.

–  Как?
– доискивался Юрий.
– Чем?

Новобрачной пришлось объяснить:

–  По её мысли обе брачных каши состоятся в златоверхом тереме в одно и то же время. Столы поставят буквой «твёрдо». По концам верхней перекладины сей буквы посадят обе пары молодых. Представь себе.

Юрий представил:

–  Верхняя перекладина у «твёрдо» - главный, короткий стол. К нему впритык - гостевой, длинный. Стало быть, Иван и Василиса окажутся напротив нас.

Княгиня сухо изрекла:

–  Мне смотреть на Василису! Девчонка, что едва достигла лет, разрешённых церковью для брака, и я, вошедшая в постыдный возраст старых дев.

–  Не говори так, - перебил супруг.
– Ты и юней, и краше всех на свете!

Анастасия уточнила:

–  Для тебя!
– И молвила в дополнение: - Я в храме скрыла лик. Теперь готова сесть за пир хоть в парандже, как нехристь, лишь бы не сравниваться с Василисой, не терпеть позора. Но это же немыслимо! Вот тут уж Софья порадуется...

Юрий задумался. Когда карета остановилась, обещал:

–  Всё перерешу! Не плачь, а смейся!

Вокруг горели огни. Небо было в звёздах. У красного крыльца - пылающие бочки, на оперенье лестницы - светящиеся плошки. Пушка бабахнула, до ушной боли объявляя первый ночной час. Молодых повели вверх. Возгласы! Дождь хмеля! Смех! В Набережных сенях Юрий разбил бокал, как повелось. Увидел изготовленные к пиршеству столы. Выделил среди чужих родные лица: вон матунька и братец-государь, и младшие Андрей с Петром, и даже отрок Константин, и Софья, дутыш Софья Витовтовна с тонкой улыбкой. А вон одноименец Святославич. И дядюшка Владимир Храбрый со своей Еленой свет Ольгердовной. За ними тяжело стоит Олег Рязанский, его поддерживает под руку жена Евпраксия. Тут же сестрица Софьица с супругом Фёдором Ольговичем. Вчера ещё оба сверкали молодостью, сегодня уж не то. Конечно, их девчонка Василиска да Иван Серпуховской не прилично будут за столом смотреться рядом с такими же молодожёнами, что вполовину старше. Юрий подошёл к Василию:

–  По крайней надобности на короткий миг уединимся, брат!

Великий князь приподнял брови, но не отказал. Порознь, чтоб не привлекать внимания, сошлись в комнатке для тайных встреч и одиноких размышлений. Тут уж Юрий полностью дал волю чувствам:

–  Ты ничего не замечаешь, брат! Две брачных каши - за одним столом.

–  Так веселее, - хохотнул Василий.

–  Кому веселье, кому слёзы!
– возразил Юрий.
– Не великая ль княгиня, дочь Витовтова, придумала сие двойное пиршество?