Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

–  Друзья верные мои, - обратился к ним князь, - какая у каждого из вас дума?

Морозов и Чешко почти в один голос высказались:

–  Затвориться в Галиче.

Ватазин продолжал грызть гусиное перо и молчать.

Вепрев было раскрыл рот, однако его нетерпеливо и неучтиво перебил Василий Косой:

–  Мы с братом и Путилой так мыслим: выйти в чистое поле, учинить бой не на жизнь, а на смерть, покончить всё одним разом. Тебе, татунька, - большой полк, Вепреву - правое крыло, Гашуку - левое, а мы с Митей - в засадном полку.

Воевода густо рассмеялся. Даже слёзы выступили на глаза от смеха.

–  Василь Юрьич, Дмитрий Юрьич, подумайте: какая разница между отчаянностью и отчаянием? А ты, Путило, подсказал бы им быть осторожнее. Или вышел летами, не разумом...

– Вепрев махнул рукой, обратился к князю: - Согласен с боярами, господине. Надо отсиживаться и вылазками истощать врага.

–  Что ты помалкиваешь, Борис?
– взглянул князь на Галицкого.

Бывший дядька тяжело встал, опершись о подоконник, и неуверенно молвил:

–  Дума моя нелепа. Однако же иной нет.

«Стареет сокол!
– скорбно решил Юрий Дмитрич.
– В дворцовых кознях он, как щука в воде, в воинских же делах, как карась на суше!»

Галицкий удивил:

–  Оставим оборону в Галиче. Идём с главными силами к Нижнему. Московская рать - за нами. Движение займёт время. Нижний поближе к Вятке. Помощь придёт быстрей.

К такой думе присутствующие отнеслись по-разному: старшие с недоумением, младшие с осуждением. Князь, хлопнул в ладоши:

–  Да будет так!

И удалился первый.

Начались торопливые сборы, ибо приказ был выступить с утра, до приближения противника. Семейство Юрий Дмитрич брал с собой. Снаряжались кибитки для женской челяди. Поскольку Вепрев решил взять пушку, встал вопрос об огненном зелье. Дело опасное: недавно при производстве пороха в клочья разнесло мастерскую и несколько домов около. Потребность созрела, умение - ещё не очень.

Почивать князь пришёл на княгинину половину, дабы успокоить жену. Анастасия послушала лишь начало заготовленных им речей.

–  Не трать слов, государь мой, - перебила она.
– В Хлынов с тобой ездила, в Нижний доеду как-нибудь. Много с детства видала бед, к старости испытаю лучшую.

–  Лучшую?
– удивился Юрий.
– Беду?

Жена подтвердила:

–  Лучшую, ибо с тобою общую.

Утром князь видел свою супругу за хозяйственными распоряжениями на каретном дворе. С тех пор долго не доводилось быть рядом.

Войско вышло из Галича в солнечный майский день. Небо девственно голубело, будто после зимы заново родилось. Леса ещё голые, скинув снежную одежду, ждали весеннего оперения. Поля чернели в белых нашлёпках: наследило перед уходом суровое время года! Дорогу - не назовёшь дорогой: болотная полоса беспутья. Кони вязли по бабки, телеги и кибитки - по ступицы. Этак недалеко уйдёшь. Одна надежда - на ветер: пусть быстрей сушит!

Ватазин остался оберегать Галич. Решено было жечь посад лишь в том случае, если разведчики донесут: московская рать идёт к городу. Князь Юрий верил: такого не будет. Не за Галич тревожился, а за свой сторожевой полк. Не сели бы на хвост Андрей с Петром Дмитричи, супротивники-братья. И Константин. Ужели всё-таки Константин?

Поход шёл то ходко, то хило: на рысях - где по косогорам посуше, шагом - где в низинах повязче. Тряска в седле, стоянки в курных избах под соломенной крышей. В деревеньке Выбуть князь проведал жену, спросил, как и где спала. Ответила: «Хорошо. На голбце». На каком голбце? Оказалось, это в избе помост между печью и полатями.

Наконец, миновали Гороховец. Там наместник великокняжеский разрешил отдохнуть, но просил не задерживаться. Ушли, не ссорясь.

Теплело до середины месяца. Уже посуху подошли близко к Нижнему, стали в старом городке, что вверх по Оке, на берегу.

Здесь когда-то сползла гора с лесом и засыпала сто пятьдесят дворов. Эту слободу поставили ещё великие князья Суздальские. Они ходили на разыскание: где рубить город, откуда распространять княжение по всей Низовской земле за Волгой и Окой. Леса здесь великие, населённые мордвой: пришлось потеснить. Всё это рассказал Юрию заиндевелый от многих лет старик, промышляющий бортничеством. Он дал княжеской семье приют.

–  Ненаглядные места!
– любовалась заволжскими далями Анастасия.
– Вот где воссиял бы стольный град ярче, чем Москва!

–  Воссияет!
– не перечил жене князь.
– Дай время.

На широкий двор ступил усталый Вепрев, привязав кобылу у ворот. Дмитрий Юрьич ждал его:

–  Ну, что, Борисыч?

–  Худо!
– мрачно молвил воевода.
– Наместники великокняжеские, князь Фёдор Долгоглядов и литовский выходец прозвищем Юшка Драница, затворились в городе, не захотели допускать нас в Нижний. «Служим, говорят, признанному государю московскому, сыну Василия Дмитрича. Дядю же его, мятежника, не приемлем, даже как гостя». Так и сказали, господине. Передаю грубость слово в слово.

Князь задумался, потом велел:

–  Покличь всех ближних для совета.

Когда пришли бояре, он сидел на наковальне, подложив седло. Разговор начал Борис Галицкий:

–  Разведчик доносит, княже: московские полки, минуя Галич, от Костромы пошли к Нижнему.

Данило Чешко рассудил:

–  Вот почему здешние правители к нам плохи.

Князь, не вставая, снизу вверх глянул на соратников с немым вопросом. Вепрев сказал:

–  Не оточать же крепость [87] . Татары осаждали без успеха. Мы слабее. Ждать подхода московлян - класть голову на плаху в ожиданье топора.

87

Оточить крепость– взять в плотное окружение.

Морозов поднял гневный взор на воеводу:

–  Негожие твои слова!

Князь встал, решительно произнёс:

–  Идём отсюда. И подалее!

С уходом войска галичан из-под неприветливого Нижнего, погода резко изменилась, кропил с утра до ночи дождь. Грустно шли кони топкими путями. Чёрные погосты в несколько изб давали приют князю и его ближним, воины же спали под открытым небом. Стал истощаться кормовой запас, людской и конский.

–  Камо грядеши?
– услышал князь однажды под вечер божественный вопрос Семёна Фёдоровича Морозова.

Нет, он не ощущал себя апостолом, бегущим от опасности. И здесь отнюдь была не каменистая дорога, мощённая рабами Рима. Однако Юрий Дмитрич вздрогнул от известного вопроса и ответил, будто виноватый:

–  Стремлюсь ближе к Орде. Туда они не сунутся.

Боярин молвил откровенно:

–  У чужих спасаться от своих - не дело.

Шли правым берегом Суры. За зарослями тальника чёрная гладь реки легла границей между братьями, между неизвестностью и поражением, между гордостью и позором. Небо придавливало низкими тучами. Войско шло в полном молчании под чавканье копыт, храп коней. На луговине показался погост всего-то в одну избу. Видимо, когда-то здесь был пожар: болтались остатки от ещё нескольких жилищ. Князь приказал княгиню поместить в избе, себе же наскоро соорудить шалаш.