Пленница чужих иллюзий

– Да мне бы только ее найти! – воскликнул в сердцах Борис, чуть не плача. Здесь, среди друзей, которые знали хорошо и Надю, он не скрывал своих чувств. – Я бы ей все простил.

– Вот видишь, – сказала Настя. – Ты априори уверен в ее виновности, и Надя это чувствует. К тому же она могла элементарно запутаться! Совершила одну ошибку, за ней последовала другая и… как принцип домино – все посыпалось, посыпалось одно на другое… И мне жаль, что она обратилась за помощью все-таки не к тебе, а к той своей землячке, Кате, о которой ты сейчас рассказал… Не к преданной и проверенной подруге, какая могла у нее быть, как у каждой нормальной женщины, а именно к человеку нейтральному, к этой Кате, просто потому, что они были из одной деревни, вроде не совсем чужие. Так ведет себя человек, заблудившийся в собственном одиночестве. И это неправильно. Я бы, окажись на ее месте, в любом случае обратилась к Денису. Вот десятерых человек убила бы, к примеру (тьфу, тьфу, тьфу!), и приползла бы только к нему. Потому что была бы уверена, что он меня поймет и поддержит.

– Значит, не такие уж доверительные отношения были между нами, – с горечью заключил Борис. – Другими словами, я сам во всем виноват.

– Ладно, Борис, ты не раскисай! – Настя ободряюще ему улыбнулась. – Теперь ты не один, мы с тобой. И если только Надя здесь, то мы ее обязательно найдем. Денис будет искать по своим каналам – профессиональным и мужским, я же – по своим, женским. Я тут многих знаю. Если Надя здесь, то, во-первых, она остановилась где-нибудь под чужим именем, и я знаю места, где это возможно сделать. Во-вторых, я знаю, какую она предпочитает кухню. И если только ее не держат где-нибудь насильно, то она наверняка появится в одном ресторане, что на самом берегу, там готовят дивные шашлыки с чесночным соусом, а я знаю там всех официанток. Дай-ка мне фотографию, я отправлюсь туда прямо сейчас.

– Денис, я вижу, что вас моя история чуть ли не развеселила… – заметил Борис. – Но вы должны понимать, что поиски Нади могут оказаться опасными. Настя, я верю в твой оптимизм и благодарен тебе за то, что ты готова мне помочь, но не забывай, что моя жена сбежала с сумкой, полной валюты!!!

– Тем более!!! – воскликнула Настя. – Человек с такими деньгами будет закупать продукты в самом дорогом магазине города и питаться в самом дорогом ресторане. Наверняка ее уже видели в торговом центре «Павловский» или в кондитерской «Ваниль». Если хотя бы где-нибудь ее заметили, то, будь уверен, я ее найду.

Настя быстро собралась и ушла. Денис, глядя ей в след, заметил:

– Найти-то она ее, может, и найдет, да только скажет ли нам об этом…

13. Антонина и Георгий. Лазаревское, 2014 г

Просыпалась она тяжело, сказалась бессонная ночь, во время которой они с мужем принимали роды у четырех коз-мамочек. А одна коза, Машка, родила тройню! Козлята все были крепенькие, сразу встали на ножки и научились сосать материнское вымя.

Пока Тоня с Гошей принимали роды и ухаживали за роженицами, Сараевы, хозяева, крепко спали в своем доме, хотя обычно помогали с родами, не считая это чем-то зазорным.

Антонина понежилась еще несколько минут под одеялом, затем заставила себя встать, быстро оделась в теплую удобную рабочую одежду, заправила постель, подмела комнату и принялась готовить завтрак. Овсяная каша, сливочное масло, кофе и свежий хлеб, который должен был с минуты на минуту принести Георгий. Он всегда вставал раньше и уходил к животным, смотреть, все ли живы, все ли в порядке, а потом шел в булочную за хлебом.

Но в этот раз он что-то задерживался. Антонина занервничала. Может, черная коза Лизка не подпускает к себе своих козлят, как это было в прошлом году, пока они с Гошей не приучили ее стоять смирно и кормить своих деток. Наука простая: сразу после рождения козлят следует вымазать в материнской сукровице, чтобы мамаша определяла своих деток по запаху. Вроде ночью они сделали все правильно, и все козлята кормились самостоятельно. Тогда почему Георгий задерживается уже на полчаса?

Прошло два дня с тех пор, как к ним заявились эти девушки, одна из которых – чуть ли не родственница. И как же это ее угораздило забеременеть от Виталия? Как будто бы больше не от кого! Бедная девочка. Родила сама, без поддержки отца ребенка, можно себе представить, как же она намучилась, как много выслушала от окружающих людей, сколько осуждающих взглядов на себе вытерпела. А Виталий… Что ему? Человек был без принципов, жестокий, опасный, эгоистичный и вообще страшный. Стыдно сказать, но Антонина, получив из тюрьмы документ, свидетельство о его смерти, как-то успокоилась. Или даже обрадовалась, чего уж тут скрывать. Разве не по его вине они с Георгием лишились всего, вот абсолютно всего? Потеряли и дом, и хозяйство, превратились в нищих! И все эти долгие годы, умываясь слезами, занимались своими же козами, но уже в качестве практически рабов! Работа была тяжелая, трудная и не ограничивалась только уходом за животными. В то время, как Георгий пас стадо, Антонина прибиралась в доме своих хозяев, готовила им еду, гладила белье и выполняла абсолютно всю домашнюю работу. Все, что было в доме, начиная от стиральной машины и заканчивая мебелью, все досталось чужим людям. И никто не знал, разве что соседи и друзья, как больно было оставаться здесь и продолжать жить среди своих вещей и животных, но уже в качестве наемных работников.

Хорошо еще, что Сараевы оказались нормальными людьми, вовремя платили зарплату, помогали с продуктами и позволяли вдоволь пить козье молоко.

Сараевы поначалу увлеченно принялись заниматься хозяйством, им нравилось, что, потратив небольшие деньги, они живут в большом доме, что у них есть целое стадо коз, которое приносит им в сезон молоко, а значит, и деньги, но с каждым годом этот бизнес представлялся им все более убыточным и хлопотным, не говоря уже о том, что козы имели специфический запах, сильно раздражавший соседей. Лазаревское – курортный городок, и в летние месяцы только ленивый житель не пускал к себе отдыхающих. А кто захочет квартироваться рядом с козлятником? Соседи писали жалобы, конфликтовали с Сараевыми, хотя сами же охотно покупали у них молоко и мясо. Словом, вопрос был сложный и неоднозначный: ведь некоторые отдыхающие снимали квартиры на этой улице именно из-за того, что они были дешевле, да и молоком козьим гостей здесь поили бесплатно. Но шли годы, и Антонина с мужем, чувствуя настроение своих хозяев, мечтавших продать все хозяйство и купить большой дом-гостиницу в самом центре Лазаревского, боялись остаться без работы. Поэтому, когда в их присутствии кто-нибудь из супругов Сараевых (особенно Оксана, жена Матвея Ильича) начинал развивать эту тему, Тоня тихонько плакала, забившись в угол своей времянки, не представляя себе, что их с мужем может ожидать в таком случае. Если прибавить к этому и свое устоявшееся чувство вины перед мужем, ведь это ее родной брат Виталий пустил их, что называется, по миру, то в такие минуты жизнь Тони становилась и вовсе невыносима.

Георгий задерживался уже на сорок минут. Обеспокоенная его отсутствием, Антонина набросила на себя куртку с капюшоном и вышла в сад, пробежала несколько метров по засыпанной мелкой щебенкой дорожке к крыльцу «большого» (как они называли его про себя) дома, поднялась и позвонила. И только спустя несколько секунд обратила внимание на то, что все ступени крыльца вычищены ото льда и на тонком слое свежевыпавшего снежка что-то уж слишком много следов обуви. Может, к Сараевым приехали гости, и они вызвали к себе Георгия, чтобы помочь?

Бессонница дала о себе знать, сделала Антонину рассеянной: как это она до сих пор не догадалась позвонить мужу на мобильный телефон? Вот глупая!

Поскольку дверь в хозяйский дом никто не открывал, она достала телефон и позвонила мужу. И практически сию же секунду услышала знакомые позывные, музыку Гошиного мобильника, доносившуюся из открытой кухонной форточки дома. То есть в паре метров от Тони.

– Гоша! – крикнула она испуганно в форточку. – Ты здесь?

– Заходи, – услышала она голос мужа, удивилась, что дверь ей не открыли, и рванула ее на себя, сама зашла на голос Георгия. Куда же делись хозяева? Может, что случилось, кто заболел или, того хуже, умер? Тревога охватила Антонину, даже колени ослабли – настолько она не была готова к каким-то потрясениям.

Своего мужа она нашла в кухне, сидящим за столом с растерянным видом. Трудно было вот так сразу понять, расстроен он или нет. Лицо его было бледным, уголки губ опущены. Тоня вдруг увидела, как же постарел ее Георгий за последние несколько лет, как сильно поседели его густые черные волосы, а носогубные складки стали глубже, их словно прорезали ножом.

– Гоша, не пугай меня… Что случилось?

Она медленно подошла к нему и села на стул напротив. Заглянула мужу в глаза.

– Нет… Нет, только не это… – страшная догадка накрыла ее с головой. – Кому продали? Чужим? Пришлым?

Понимая, что мужу трудно отвечать, она вскочила и бросилась к лестнице, ведущей на второй этаж, в спальню хозяев, распахнула дверь и увидела, что кровать, супружеское ложе Сараевых, аккуратно заправлена, а в огромном платяном шкафу с распахнутыми створками – пусто. Только несколько сломанных пластмассовых плечиков висят на перекладине, старый полосатый галстук валяется на ковре, да ночная сорочка Оксаны лежит, скомканная, в кресле…

Уехали. Не предупредили. Просто бросили на произвол судьбы. Нелюди.