Пленник. Война покоренных. Книга 1. Милость богов

– Не пытайся меня обмануть, – произнес библиотекарь. – Сопротивление приведет к лишним страданиям. Опиши природу существ, которые соорудили вас и распоряжаются вами.

После секундного молчания:

– Выключи этот свет. Он не дает мне думать.

Библиотекарь убрал освещение. Синен вышел и захлюпал, беседуя с себе подобным – настолько близко, что Экур-Ткалал поневоле услышал это. Пленник снова заговорил. Полуразум-переводчик помедлил, прежде чем передать его ответ.

– Иди осеменять свою Совран, мы ничего не скажем вам, поедателям фекалий.

Библиотекарь снова включил свет и приготовился к долгому, скучному труду.

Они ждут пьющих ночью, и страх не дает им совершать необходимые действия. Они бдят, и рою приходится без них пробираться среди ужасных сооружений. Он оказывается – один – в общей комнате и отодвигает створку двери. В воздухе присутствует запах пьющих ночью. Здесь побывал враг, но теперь его нет. Смотря что понимать под словом «враг».

Он движется быстро, целеустремленно, будто имеет законное право и причины быть там, где он есть. Радиоволны, слабо пища, то гаснут, то вновь поддаются приему, как аромат духов в опустевшей комнате. Рой идет по следу, на ходу перестраивая организм носителя. На его коже проступают темные заплаты. Никто из встречных не знает, насколько это нормально для человека – так же, как не ведает, сколько ног полагается иметь рак-хунду. Рой чувствует, как напрягаются Эмир и Илси, и вслушивается. Ими владеют ужас и возбуждение; он улавливает то и другое, когда сигнал становится устойчивым и удается определить направление.

Рой отыскивает путь наверх – по лестницам, аппарелям и ненадежным уступам, вырезанным в камне. Он здесь впервые. Коридоры узки, в них слышен вой ветра. Здесь все меньше инопланетных существ, вместо них – карриксы и солдаты. Рой больше не чувствует себя незаметной частью толпы и начинает перебегать из тени в тень. Он не позволяет запаху человека покидать тела, делает свои шаги мягче. Он становится тенью в тюремной робе, а сигнал тревоги звучит все громче. Все ближе.

Один из козлоспрутов – их называют синенами – задерживается, чтобы присмотреться к рою. Позаимствованное у Илси сердце бьется чаще, но рой движется ровным шагом, точно имеет на это право. Синен колеблется, идет следом за ним, потом сворачивает в сторону. С торца коридора надвигается крупнотелый каррикс, его брюхо раскачивается из стороны в сторону, будто желает обогнать грудной отдел. Сигнал вывел бы рой под мощные убийственные руки, под большие черные глаза. Но рой сворачивает, отыскав в стороне каморку, где стоят круглые сосуды с незнакомой ему жидкостью.

Несмотря на безмерный риск, он снова перестраивает тело, сжигая энергию, что, безусловно, сократит срок жизни тела-носителя в том маловероятном случае, если рой останется в нем до начала старения. Рой находит частоту зова. И откликается.

– Где вы?

– Не приближайтесь, – говорит невидимый союзник. – Мы захвачены. Не приближайтесь.

– Что вы такое?

Пауза длится не более секунды, за ней следует поток информации, защищенной шифром: он бессознательно понятен рою, как понятны слова родного, но забытого языка. Пилот повествует о ходе сражения, о ловушке, поставленной на Аяэ, о понесенном карриксами ущербе. О том, как пленили его самого и его когорту. Обо всем, что он узнал в ходе допроса, о том, что интересовало допросчика-каррикса. Рой проглатывает информацию, помещая ее в один пакет с полученной ранее.

Сигнал запинается – что-то встало между роем и источником. Рой разворачивается и как можно непринужденнее возвращается тем же путем. Они услышаны, они замечены. Агенты карриксов начнут на них охоту. Его не должны поймать. Только не сейчас. Никогда.

– Двигайся! – подстегивает его Илси. – Беги! Выбирайся отсюда!

Рой меняет облик на прежний, более близкий к человеческой внешности. Он может объявить, что заблудился. Может спросить обратную дорогу к своей камере.

«Тот сигнал связывает нас с ними, – думает Эмир. – Два чужака установили связь. Если они обнаружат, то станут тебя искать».

Рой соглашается с покойной. Он возвращается по собственным следам, уходит под собственную шкуру. Неизвестно, звучит ли еще сигнал бедствия: он предпочитает его не слышать. Если есть возможность получить дополнительные сведения… Он очень нуждается в сведениях, но уже зашел слишком далеко.

Рой скатывается по каменному трапу, сворачивает на ведущую вниз аппарель, спускается на нижние уровни огромной тюрьмы-дворца. Одновременно он прокручивает заново все, что узнал, и опьяняется информацией. Снова и снова, как любимую песню, проигрывает оценку ущерба. Сотни карриксов гибнут на поверхности Аяэ, их корабли вбиты в темную бездну.

Сейчас он не помнит о пьющих ночью, о Дафиде и Тоннере. Он забыл о смерти Иринны и унижении Джессин. О падении Анджиина. Великая война коснулась роя. Он отчаянно пытается наладить связь.

– Какого рода сигнал? – спросил Экур-Ткалал.

Белоглазый синен начал неловко мяться.

– Полуразум предполагает, что это доклад о событиях на Аяэ. Мы перехватили сообщение не полностью, но для понимания общего смысла этого достаточно.

Допрашиватель-библиотекарь оторвал от пола одну боевую руку, и синен отшатнулся. Это бессмысленно. Лучше бы поспешил, пока его животная некомпетентность не вывела Экура из себя.

– Какова была мощность сигнала?

– Пробил глушение внутри этого комплекса, но не более того. Снаружи никто не мог его принять.

Внутри этого комплекса для содержания животных нет никого, с кем пленник мог бы поделиться информацией. Во всяком случае, так, чтобы это имело последствия.

– Возможно, это была просто икота, – сказал синен. – Рефлекс, вызванный физическим воздействием на пленного.

– Возможно, – согласился Экур-Ткалал. – Об этом мы их и спросим.

25

Рикар, снова принятый в лоно семьи, иногда скучает по жизни отверженного. По долгим, пустым днями, когда он сидел подле Синнии, глядя в окно и беседуя с ней ни о чем. Оба безмолвно страдали, когда Тоннер старался превратить остальных в живые шестеренки. Будто уверовал, что его мудрое руководство способно что-то вернуть – посредством чистой силы разума. Тогда было неприятно, что он отстранен от происходящего, а теперь Рикар задумался: не выпала ли ему возможность залечить раны, так и не зажившие у других?

Стремление быть причастным к их свершениям, вернуть привычный распорядок жизни… ему трудно противиться. Только ведь это иллюзия. В действительности жизнь каждого из них рассекли надвое. На «до» и «после». До – их знания, надежды, мысли, вера, а после… после – Каррикс.

Тоннер дал его душе время, чтобы успокоиться. Примириться с тем, что все выгорело дотла и надо начать заново. Может, надо благодарить его за это.

– Тебе что-нибудь нужно? – спросила Джессин.

Он хихикнул – смешок вышел горьким. Что-нибудь? Да что угодно. Книгу. Фильм. Гитару. Вечернюю прогулку в саду за Даянской академией, среди покрасневших в преддверии осени деревьев. Потанцуй со мной. Раздели со мной постель. Все, что угодно, лишь бы заполнить часы между тюрьмой, карриксами и превращением маленьких организмов, которые они прозвали «ягодами», во что-нибудь более полезное.

– Нет, – сказал он, – и так хорошо.

Она кивнула и пошла в кухню готовить что-то для себя. Рикар собирался присоединиться к Илси и Синнии, совершавшим прогулки. Он не ждал от них радости. Восторг от встреч с дюжиной разных существ из дюжины разных миров иссякал через пятнадцать минут, а потом Рикар как будто закрывался. Его не оставляло чувство, что все это избыточно. Что все здесь лишние, кроме, может быть, Дафида Алькора. Прежде Рикар мало задумывался о Дафиде. Племянник женщины, располагающей властью, посредственный ученый, не слишком ретивый лабораторный автомат. Всегда казалось, что он идет по жизни на автопилоте.