Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи
Шрифт:
Через два года в Буэнос-Айресе на сцене знаменитого театра «Колон» прошла премьера балета аргентинского хореографа Хулио Лопеса «Реньидеро» («Арена для петушиного боя») на музыку Астора Пьяццолы, который на премьере сам играл на бандонеоне – инструменте, похожем на небольшой аккордеон. Ажиотаж был неимоверным: очевидцы писали, что «дамы в бриллиантах и норковых накидках и их импозантные спутники» вынуждены были смотреть 40-минутный спектакль стоя, уплатив за билеты по 100 долларов.
В круг для петушиных боев Лопес вслед за писателем Серхио де Секко, произведение которого легло в основу либретто, вписал персонажей трагедии Софокла «Электра», перенеся их из античной Греции в Буэнос-Айрес начала ХХ века. Это был балет-танго, но Плисецкая в нем единственная танцевала на пальцах. Восторженные аплодисменты не смолкали пятнадцать минут.
В том же году в Чикаго, куда Плисецкая отправилась
Плисецкая была одной из первых балерин, которая проделала путь, в наши дни почти привычный для великих прим: из классического танца – в модерн. Когда с возрастом становится труднее танцевать на пальцах, но артистическое мастерство растет, модерн для многих становится очевидным выходом. Но каждая ли балерина может быть универсальной, как Плисецкая?
– Я считаю, вопрос совершенно в другом, – говорит Александр Фирер. – У всех ли есть возможность быть универсальной? У каждой танцовщицы – своя физическая природа, свои возможности. И это очень многое определяет. Ведь еще очень важен и масштаб личности. У Майи Михайловны диапазон был запредельный.
– Технический?
– Любой. И трагедия, и юмор – ей было подвластно все. Самый большой диапазон, какой только может быть. Сама она мечтала даже о мистике. Ей хотелось и какой-то комедийный балет, потому что у нее не очень много этого было. И не забудем, что Майя Михайловна сверхмузыкальна. Сверх. Например, Юрий Файер, один из самых знаменитых дирижеров Большого театра, как-то замедлил темп, и Майя Михайловна задержалась в воздухе. Кто еще это может? Или как она говорила: «В оркестре заиграла флейточка, я это должна отыграть, чтобы все услышали, что новый инструмент вступил». Она танцевала «Безумную из Шайо» Джиджи Кочеляну, у Марты Грэм танцевала спектакль Рут Сандени «Фимиам», танцевала Гранера. Майя Михайловна всегда говорила: «И Петипа». И Якобсон, и Горский, и Лифарь, и Роббинс. Алонсо, конечно, Бежар. Я считаю, она соединила и Кармен, и Лебедя, и жизнь, и свет, и Эрос, и Танатос. И, конечно, Ролан Пети, «Гибель розы». Пети говорил, что в этой миниатюре Плисецкую перетанцевать не смог никто и никогда не сможет. Везде она была органична и везде у нее безупречная стилевая интуиция. И это несмотря на то что она всегда свое добавляла. Но, знаете, хореографы принимали, потому что это не разрушало, а привносило.
Кармен. От мечты до памятника. «Карменизация» всей страны
Помните, как Плисецкая кричала Фурцевой, предрекавшей, что спектакль сойдет со сцены после нескольких показов: «Кармен умрет, когда умру я!»? Ошиблась Майя Михайловна, ой как ошиблась! И сама через несколько лет это поняла: «Сначала ругали, а теперь говорят: “Кто сомневался?” Я обожаю “Кармен”. Да, спектакль удался. Сейчас я уже могу сказать: я умру, но Кармен – нет. Это больше, чем я думала». Так и оказалось.
Борис Мессерер, перед премьерой ожидавший и успеха, и скандала, признает сегодня:
– У «Кармен-сюиты» – счастливая судьба. Я иногда в шутку говорю, что состоялась «карменизация» всей страны.
– Сегодня снова у нас популярна «Кармен», – подтверждает Борис Акимов, по-прежнему работающий в Большом театре, сейчас он педагог-репетитор. – Какой-то период его не было, потом его вытащили, потому что он очень удобен: один акт. Балет очень такой симпатичный внешне, так и остался, не потерял современности с точки зрения дизайна. Мессерер очень хорошо это сделал. Он так смотрится сегодня хорошо. И девочки любят. А все-таки нет. Нет! А Майя Михайловна… Это на нее сделано, на ее внутреннее состояние, ее характер, понимаете? Этой Кармен Плисецкой, к сожалению, нет.
Но так можно сказать практически про любого второго исполнителя. Любой человек, часто бывающий в театре (а я бываю очень часто) знает, что уникален не только каждый исполнитель, но и каждый спектакль. Вы можете несколько вечеров подряд ходить на один и тот же спектакль, но всякий раз он будет немного иным – по исполнению и настроению. Это зависит от множества факторов – настроения артистов, их самочувствия, готовности, от станцованности ансамбля – того, как артисты взаимодействуют друг с другом на сцене. Двух одинаковых спектаклей не бывает. И несмотря на то, что «Кармен-сюиту» с Плисецкой в главной роли долго танцевал один и тот же состав исполнителей (Виктор Барыкин подчеркивал, что для Майи Михайловны очень важным качеством было доверие, и в «ее» спектаклях танцевали те, кому она действительно доверяла), все спектакли чуть-чуть да отличались. И если вы посмотрите записи, то увидите и это, и то, что сама Плисецкая преподносила свою Кармен всякий раз немного иначе. Поэтому каждый исполнитель – единственный в своем роде. Если «Кармен-сюита» у всех (ну, или почти у всех) ассоциируется с Плисецкой, значит ли это, что другие балерины не имеют права танцевать Кармен? Если вы ответите «да», то проголосуете за смерть прекрасного балета. Вряд ли Майя этого хотела. «Люблю смотреть этот спектакль из-за кулис, когда в это время танцуют другие», – признавалась она.
Этот балет и сегодня особенный, уверен Виктор Барыкин.
– И с таким удовольствием работают люди! И до сих пор он современно смотрится, потому что находятся какие-то новые краски. В то же время хореография, несмотря на то что это шестьдесят седьмой год – давным-давно, – сморится современно. И зрителю все понятно. Потому что есть взаимоотношения на сцене, есть персонажи. Не просто мальчики и девочки – я хочу, чтобы на сцене были мужчины и женщины. Потому что иначе это смешно смотрится. Я не могу такое смотреть. Были просьбы сделать и в Алма-Ате, и в Казани. Надеюсь, что еще будет время.
– Скажите, а те балерины, которые сейчас исполняют Кармен, не мешает ли им авторитет Плисецкой? И когда восстанавливают балеты, принято ли, чтобы они смотрели, как это делала она? Могут ли повторить или, наоборот, сделать что-то свое?
– Я прошу, чтобы они смотрели, безусловно. К сожалению, записи сделаны, когда Майя Михайловна была уже достаточно в возрасте. А вот верхняя часть – настроение, взгляды, о чем каждое движение… Там все очень взаимосвязано. Вот это реагирование друг на друга… Там столько красок! Каждый раз, возобновляя этот спектакль, я сам для себя открываю какие-то краски. Потому что спектакль фантастический! Я его обожаю. Этот спектакль был одним из моих первых, Коррехидора я сделал. Это была моя вторая афишная роль после Икара в балете Владимира Васильева. Поэтому я очень люблю этот балет, я прошел от кордебалета, потом Коррехидор, а вот закончил уже Хозе. Для меня этот спектакль просто кусок жизни. И кусок хлеба, я вам скажу.
– Сейчас.
– И сейчас, и тогда, потому что мы очень много гастролировали с этим балетом.
Некоторым исполнительницам повезло: с ними поработала сама Плисецкая. Хотя ни педагогом, ни репетитором она никогда не была и никогда к этому не стремилась, признаваясь, что не ее это, не ее. Она хотела только танцевать и творить новое. Мастер-классы, случалось, давала, это да. Но чтобы постоянно, изо дня в день приходить в репетиционный зал и оттачивать движения других – нет, ее стихийной взрывной натуре такое скучно. Виктор Барыкин рассказывает, как однажды буквально затащил Плисецкую на репетицию «Кармен-сюиты» в Мариинском театре, где в это время хореограф Алексей Ратманский ставил свою «Чайку» на музыку Родиона Щедрина:
– Майя Михайловна с Родионом Константиновичем приехали как раз на премьеру, а я делал «Кармен». Ульяна Лопаткина танцевала первый спектакль. И была Катя Кандаурова, прима-балерина. Она тогда молодая еще совсем была. Очень интересная. Рыжеволосая такая же, она мне чем-то Майю напомнила, и после репетиции «Карениной» я подошел к Родиону Константиновичу и попросил: «Хочу забрать Майю Михайловну на часочек, на полчаса, хочу девочку одну показать». И пригласил ее на репетицию к Кандауровой. Это нужно было, конечно, снимать, потому что Майя настолько завелась, когда увидела такой персонаж, который ей…
– Напомнил себя?
– Да, да! И Катя Кандаурова была очень хороша. Она была какая-то такая же стервозная. Что-то там было в характере от Майи Михайловны в Кармен. Поэтому Майя завелась, она столько ей показала, столько подсказала… И Катя благодарила потом: «Ой, спасибо, что Майю привели сюда в зал». Я думал – ну, полчаса, сказал: «Ну, посмотрите, Майя Михайловна, посмотрите, девочка очень интересная». А Майя полтора часа с ней… Потому что такое количество нюансов в этом спектакле.