Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
— Когда выпала удачная возможность, я просто не стал мешать, — бросает обыденным тоном.
Поощрил и одобрил.
Ох*ительно.
— Что до твоих авантюр, ты постоянно выбираешь самый безумный вариант, — задевает за живое, обнажает суть: — Прогнозировать трудно, однако вполне реально.
Стоп, не катит.
Не раскрывай военные тайны.
— Хороший план не бывает линейным, существуют разные ответвления, — приоткрывает завесу истины. — Нужно не только видеть картину в целом, но и учитывать каждый из фрагментов по отдельности.
— А фактор
— Нет никаких случайностей, — хмыкает. — Есть недоработки.
Он продолжает пояснять дальше. Терпеливо делится собственной философией успеха. Рассказывает, как именно достигают желаемого сильные мира сего.
Не решаюсь перебить, не собираюсь спорить.
В его взгляде вспыхивает одержимость. Без сексуального подтекста. И это завораживает, вставляет круче наркоты.
Пульс затихает на краю пропасти, у финальной черты. Сердце замирает. Но лишь на миг. Резко ударяется о рёбра, пробуждает жадные до крови миражи.
Амфетамин.
Девственный свет молний разрывает порочную темноту небес. Ослепляет, заставляет онеметь. Проливной дождь хлещет по щекам, леденит кожу.
Адреналин.
Пред мысленным взором маячит мрачный разворот чёрно-белой графической новеллы.
Крестись сколько угодно, не поможет.
Алые капли расцветают на эскизах Дьявола.
Опасная доза.
Прощальная.
Александр.
Пока фон Вейганд говорит, думаю о том, что скупых расчётов и равнодушных схем явно недостаточно. Требуется вдохновение. Особая внутренняя энергия. Умение настроить, заразить других, направить по нужной дороге.
Короче, такими действительно рождаются.
Годы упорных тренировок обратят в ремесленника, но не в мастера.
А ещё мне опять страшно.
Он кайфует, пропуская людей через мясорубку. Плюёт на мораль, нравственность и чужое мнение. Верует исключительно в свой извращённый кодекс.
Он чудовище.
И я его люблю.
— Вовремя инициированное совпадение никогда не помешает. Наоборот, красиво завершит раунд, — хмыкает. — Вернёмся в нашу сказку.
Жадно поглядываю на пустую бутылку рома.
— Было бы легко принудить парня к необходимому соглашению, — улыбается. — В первую же встречу использовать козыри, приготовленные для братьев. Жуткие преступления вызвали бы общественный резонанс. Не только вываляли бы благородную фамилию в грязи, но и уничтожили бы компанию.
— Но ты этого не сделал, не показал компромат, не предложил договориться, — произношу медленно. — Почему не ускорил процесс?
— Потому что неинтересно, — заговорщически подмигивает. — Куда любопытнее загонять добычу постепенно, отрезать пути отступления, отнимать надежду капля за каплей.
— Ясно, — бросаю сухо.
Мечтаю промочить горло, обжечь внутренности спиртным, щедро окропить алкоголем открытые раны.
— Налоговая проверка — идеальное орудие расправы, — сообщает елейно.
— Если ведёшь бизнес честно, любые проверки по барабану, — ядовито парирую.
— Наш герой тоже так считал, — усмехается. — Правила его не спасли.
Поднимается,
направляется к комоду, останавливается и отворяет мини-бар, достаёт виски. Возвращается обратно. Наливает стакан.Курит и пьёт.
Не спешит продолжать историю.
Дым сигары не кажется едким. Окутывает ароматом кофе, дурманит древесными нотами, обдаёт солоноватым запахом моря.
Сражаюсь с искушением, пытаюсь отвлечься.
Тщетно.
Ныряю в неизвестность.
— Чем всё закончилось? — задаю прямой вопрос.
— До суда не дошло, — неожиданно быстро отвечает фон Вейганд. — Осознав грядущие последствия, он любезно продал контрольный пакет акций. Формально — за деньги. В действительности — бесплатно.
Лихо.
Ювелирная работа.
— Вскоре совет директоров приветствовал нового президента, — огонь замерзает в тёмных глазах. — А старый отправился на кладбище.
— Фигура речи? — срывается с губ автоматически.
— Он напился и решил прогуляться, — произносит холодно. — Вышел на улицу через окно двадцатого этажа. То, что удалось соскрести с асфальта, хоронили в закрытом гробу.
— Т-ты… — осекаюсь, не хватает смелости озвучить, просто сдавлено бормочу: — Ты?
— Я был слишком занят, — выпивает порцию виски залпом. — Трахал его невесту.
— Шутишь? — выдаю поражённо.
— Горячая сучка, — причмокивает. — Какие уж тут шутки.
Мои брови возмущённо устремляются вверх, губы нервно подрагивают. Задыхаюсь, словно в грудь вонзается лезвие.
Со стороны выглядит так, будто сейчас разрыдаюсь. Или зайдусь в припадке дикого хохота. Сломлена и повержена, охвачена истерикой.
На самом деле, мне просто больно.
Чудовищно. Адски. Зверски.
До дрожи, до хрипоты, до изнеможения.
Не раскалённые иглы под ногти. Не методичное дробление позвонков в тисках. Не токсичная кислота, разъедающая плоть.
Хуже, хуже, гораздо хуже.
Хочется завопить, к чёрту сорвать голос.
Хоть как-то унять, облегчить, отпустить, сторговаться на компромисс.
Но нет.
Не выходит, не получается.
Храню молчание. Почти не двигаюсь. Сильнее сжимаю кулаки. Застываю точно статуя. Сливаюсь с креслом.
Признаем очевидное.
Барон Валленберг отлично разбирается в изощрённых развлечениях. Умело нарезает на части. Не ножом, а словами.
— Юная и свежая, готовая вынести любые унижения ради выгодной партии, — широко ухмыляется. — В жёны я её не взял, но с удовольствием вы*бал.
Алкоголь ударяется о хрустальные стенки, заполняет до краёв.
— Не верю, — практически шепчу.
— Во что? — шальной блеск озаряет взгляд. — В то, что я трахал других женщин?
Несколько крупных глотков.
— Их было много. Блондинок. Брюнеток. Рыжих. Тысячи разных.
Комната тонет в клубах дыма.
— Кого я только не трахал. Как только не трахал. По-всякому.
Отрицательно качаю головой, стараюсь развеять туман вокруг.
— Не верю, что не раскаиваешься, — заявляю чуть слышно, скороговоркой, опасаясь вновь сбиться.