Плохие девочки не плачут. Книга 3

— Облизывай, — бросает коротко.

Инстиктивно вырываюсь, всхлипываю. Отчаянно не хватает воздуха, по щекам вновь струятся слезы.

— Ну как пожелаешь, — произносит саркастически, слегка отстраняется.

Едва удается перевести дыхание.

Фон Вейганд снова вонзается вглубь, вырывает из груди надсадный хрип. Методично насилует горло. Притягивает мою голову вплотную к своим бедрам.

Задыхаюсь, слабо дергаюсь.

Он уже не толкается вперед. Избивает. Уничтожает огромным членом. Удар за ударом. Не спеша, со вкусом. Пытка длится недолго, но кажется минует вечность.

Палач кончает, а я глотаю. Спермы настолько много, что почти захлебываюсь. Начинаю кашлять.

— Ублюдок, — шепчу севшим голосом. — Ненавижу.

— Ненавидишь, но течешь, — усмехается.

Подхватывает за плечи, усаживает повыше, на прохладный бачок. Задирает юбку, скользит ладонью по животу.

— Пусти, — вздрагиваю. — Скотина.

Его пальцы ловко проникают между ног, поглаживают и обводят. Несколько уверенных движений, — и по моему телу пробегает электрический ток. Судорожная дрожь охватывает разгоряченную плоть.

— Сдохни, сдохни, — повторяю будто заведенная, яростно молочу кулаками по широкой груди. — Какая же ты сволочь.

— Ожидания редко совпадают с реальностью, — чмокает в лоб и отстраняется.

Точно.

Это совсем не то, чего я ожидала.

Подобная разрядка хуже пощечины. Не приносит облегчения, не дарит насыщения. Лишь растравляет голод и пробуждает жажду.

Безвольно сползаю вниз, свожу бедра, пытаюсь унять преступный трепет.

Хочется большего. Гораздо большего. Хочется продолжения. Новой дозы. Быстро, резко и жестко. Немедленно.

— Умойся, — бросает фон Вейганд. — Если поторопишься, успеем на второе действие.

С трудом поднимаюсь, одариваю мрачным взглядом.

— Чем ты недовольна? — интересуется с притворным удивлением.

Выхожу, открываю воду, тщательно вымываю руки, привожу в порядок лицо, стараюсь спасти поплывший макияж, поправляю растрепавшуюся прическу.

— Наверное, тем, что это туалет? — не выдерживаю. — Сюда в любой момент могут зайти. А еще мой рот изнасиловали. Ощущение, словно в горле побывала железная кочерга.

— Не волнуйся, — небрежно произносит он.

Подходит к мужской кабине, открывает дверь.

Бл*ть.

Стас.

Бл*ть. Бл*ть. Бл*ть.

Резко разворачиваюсь на каблуках, цепляюсь за умывальник и чувствую, что сейчас действительно отключусь. Бухнусь на пол рядом со своей сумкой.

Черт, как я могла забыть про Стаса?! Он же все слышал. Разговор и не только.

Еб*ть. Хотя не об этом стоит переживать.

— Смотри, — говорит фон Вейганд, выразительно кивает. — Пусто, здесь никого нет.

Делаю несколько осторожных шагов. Ноги не гнутся, мелкая дрожь охватывает руки. Заглядываю за дверь. И правда — ни души.

Выдыхаю с явным облегчением.

Любопытно, когда он успел смыться.

***

Держу спину прямо, соблюдаю правила маскарада.

Сенаторская чета хранит молчание, и я им за это очень благодарна. Юный лорд Мортон не посягает на чужое, что тоже не может не радовать.

Если напряжение хоть немного увеличится — взорвусь.

Остаток представления обращается в настоящую экзекуцию. Кажется, все вокруг знают, где мы с фон Вейгандом были и чем именно занимались. Мои распухшие губы мигом выдают постыдный секрет.

Хотя не стоит судить о других людях, исходя из собственной испорченности.

Вновь пробую обратить внимание на оперу, получить эстетическое удовольствие, раз телесного не светит. Только ничего не выходит. Уже наплевать на постановку, даже скрытые намеки не цепляют.

Муж застает жену на горячем, требует назвать имя любовника. Назревает конфликт. Актеры исполняют роли, однако реальность начинает перекликаться с игрой.

Все переплетено.

Есть нити, которые лучше не задевать, не пытаться распутать. Порой надо пройти мимо, но разве любопытство позволит?

— E aborre dal mentir quel labbro pio, — хрипло шепчет фон Вейганд мне на ухо, повторяя речь одного из героев и услужливо переводит: — Солгать не сумеет ротик невинный.

Горячие пальцы едва касаются моей ладони, слегка сжимают, неспешно исследуют, движутся от запястья до сгиба локтя.

Скользящая ласка вынуждает вздрогнуть, плотнее свести бедра. Раскаленная стрела пронзает насквозь, низ живота наливается свинцовой тяжестью. Мыщцы невольно сокращаются, порождают болезненную судорогу.

Хочется взвыть от неудовлетворенности, застонать в голос.

— Не переживай так, — насмешливо продолжает мучитель. — Никто не догадывается о том, где побывали твои губы.

И правда.

Люди не отправляются на премьеру в «Ла Скала», чтобы закрыться в туалете и делать минет. Это явный моветон.

Я смотрю прямо перед собой, исключительно на сцену. Не рискую повернуться, не решаюсь встретить пылающий взор черных глаз.

Краснею.

Воспоминания слишком свежи, моментально оживают в памяти. Развратные картины распаляют воображение.

Впереди разворачивается трагедия, но мне плевать на перепитии чужого сюжета. Пусть проблемы похожи, у нас другой расклад. Не изменяю, не предаю. Просто утаиваю долю информации.

Там муж допрашивает жену с пристрастием, тут я сгораю от низменного желания. Вот и все. Нет ничего общего.

— Il nome, o la tua vita (Его имя, или твоя жизнь), — тихо произносит фон Вейганд, дразнит жарким дыханием. — Il nome (Его имя).

После смерти точно окажусь в аду.

На подмостках гибнут люди. Хозяин труппы закалывает неверную супругу, потом убивает ее любовника. А меня волнует оргазм.

Ноль сопереживания. Музыка не пробирает, пение не трогает.

Думаю только об огромном раскаленном члене внутри. О безумных, яростных движениях, сотрясающих тело. О сладостных спазмах пьянящего наслаждения.

Я обращаюсь в сгусток токсического возбуждения.

— La commedia e finita (Комедия окончена), — заявляет главный герой.

Однако моя пытка продолжается.

Настает черед оваций, по залу проносится ураган аплодисментов. Публика щедра на эмоции, благодарит за доставленное наслаждение. Хлопаю с энтузиазмом, мысленно предвкушаю возвращение в отель.