Плохие девочки не плачут. Книга 3

Волна опять накрывает с головой. Едва успеваю захлопнуть рот. Задерживаю дыхание. А вода все бьет и бьет. По груди, по ребрам.

Как он сказал? Когда уходил. Перед тем, как исчезнуть в море.

Живи. Не помешаю. Не трону. Слуги. Счет. Оплачено. На годы вперед.

Что?!

Разлепляю губы и тут же огребаю. Хлебаю соль. Как слезы, как кровь. Захлебываюсь, закашливаюсь, содрогаюсь. Еле вырываюсь к поверхности, выныриваю.

— Алекс! — восклицаю исступленно. — Алекс!

Он хочет умереть.

Хочет оградить меня. От себя. От своего безумия. Иначе бы никогда не отпустил и не оставил спокойно сидеть на берегу. Не давал бы заведомо невыполнимых обещаний.

Как это он не тронет меня? Как это не помешает?

Нет. Нет. Нет. Никогда. Пусть даже не мечтает.

Черта с два! Понял?

Мы будем жить вдвоем. Будем мучиться и страдать. Очень-очень долго. Вечно. И тебе придется трогать меня. Жестко. Нежно. По-всякому. Годами.

Я тебя не отдам. Никому. Ни Господу. Ни Дьяволу. В этой жизни не отпущу и в любой другой тоже не оставлю.

— Алекс! — задыхаюсь.

Глупо лезть в холодную воду. Пробираться на самую глубину. Бороться с бешеными волнами.

Особенно если не умеешь плавать.

Ну, практически. Почти. Не так чтоб вообще не умею. Паршиво держусь. Тренировалась мало. Стоило лучше подготовиться. Подстраховаться.

Я пропускаю очередной удар. Теряю дыхание. Тело сводит судорога. Выкручивает, выламывает. Хуже цепей. Правда. Помню.

Победа за морем. Пока что.

Делаю слабую попытку продышаться. Бесполезно. Напрасно. Только еще сильнее себя закапываю, погружаюсь вниз. Да так, что с макушкой накрывает.

Надо дышать. Надо. Надо… Кажется. Нужен кислород. Свежий воздух. И тогда, наверное, будет шанс продержаться еще.

Едкая жидкость врывается в ноздри, заполняет легкие, течет внутрь быстро и жестко, от дикого напора аж ребра ноют.

Я пытаюсь вынырнуть. Опять и опять. Вдохнуть. Еще раз произнести его имя. Позвать. Губы движутся, а из горла не вырывается ни звука. Грудь жжет, распирает, разъедает словно кислотой.

Боже. Если тебя нет, то и меня не будет. Незачем существовать. Не для чего. Не для кого. Тенью бесплотной по земле шататься. Разве есть смысл?

Оказывается, все просто. Нечего прощать. Тебе — нечего. Совсем. Боль. Обида. Злость. Такое пустое. Шелуха.

Я… я же… Алекс. Мой Александр. Я люблю тебя. И без твоей ладони, что мою накрывает, пальцы наши как прежде, как раньше, как тогда, в самую первую встречу, точно судьбы переплетает, никакой другой реальности не представляю.

Рык.

Громовой. Грозный. Гневный.

Ближе. Четче. Нарастая.

Это же волны ревут? Наверное. Галлюцинация. Эффект кислородного голодания. А может, просто матерная фраза по-немецки.

Меня хватают за волосы. Грубо. Жестоко. Без особых церемоний. Наматывают пряди на здоровенный кулак и тащат в сторону.

Боль адская.

А я и закричать не могу. Завопить не удается. Взвизгнуть не выходит. Лишь кашляю и кашляю. Чуть легкие не выплевываю.

Хватаюсь за макушку, пробую ослабить давление. Тщетно. Ощущение, точно меня волокут, насадив на железный крюк. По волнам. Вперед и вперед. Ближе к берегу. На вожделенную сушу.

И море буйствует. Заходится в недовольстве. Не желает жертву возвращать. Отказывается прерывать трапезу. Бунтует.

Да только кто спрашивать станет? Что взял, то твое. А не можешь удержать, значит, ничего твоя хватка не стоит. Преклони колени. Покайся.

Фон Вейганд швыряет меня на гальку, склоняется, хлещет по щекам, накрывает горло ладонью, мой одержимый пульс своими пальцами ловит.

— Дура! — рявкает. — Бл*дь. Ты больная?!

Выкашливаю остатки воды ему прямо в лицо. Получается не особо красиво и романтично. Даже немного неудобно и стыдно.

М-да. Не так я себе этот момент представляла. Не так. Подкачал сценарий. Интересно, можно дубль переснять?

Вообще, тут должна быть до одури красивая сцена спасения. Причем спасаю я, а не он меня. Прощаю все прегрешения, милостиво соглашаюсь на брачные узы, а потом…

Загадочное затемнение. Душераздирающая музыка.

Я бы предпочла 'My Immortal’, но готова рассмотреть альтернативные варианты, открыта любым предложениям.

— Ты что вытворяешь? — рычит фон Вейганд, совсем не заботясь об утраченной красивости момента, нависая надо мной разъяренным коршуном. — Зачем в море полезла? Сдохнуть хотела?

— Ты м-мог б-быть, — запинаюсь, зубы отстукивают лихую чечетку, никак продышаться не удается. — П-по-по-вежливее.

— Какого черта ты туда поперла? — стискивает мои плечи до хруста, встряхивает, как тряпичную игрушку, подхватывает, укладывает на свой пиджак, накрывает сверху рубашкой, как будто отогреть пытается. — Что за бес тебя дернул?

— В-вообще, — откашливаюсь, прочищаю горло. — Вообще, я тебя спасала.

— От чего? — взвывает яростно.

— От смерти.

Мой палач выглядит озадаченным. Несколько удивленным. Вероятно, даже слегка пораженным. Ну, так. Самую малость.

Брови сурово сдвинуты, а в густой черноте глаз клубятся самые темные чувства. Губы кривятся в хищном оскале. Зубы обнажены. Такому волю дай. Вгрызется в глотку.

Он изумлен. Немного. Разве нужно спасать от смерти того, кто и есть смерть?

— Ты сказал, чтобы я теперь жила одна, типа все оплачено, мешать моему одиночеству не станешь, — совершаю судорожный вдох. — А потом ушел вдаль. Исчез. Я не видела тебя в море. Не находила. Начала звать и не получила никакого ответа. Пришлось действовать незамедлительно. Бросаться на помощь.

Опять кашляю. Рвано вдыхаю.

— Что скажешь в свое оправдание? — спрашиваю нарочито сурово. — Признавайся. Почему полез в ледяную воду? Сейчас вот явно не купальный сезон.

— Дура, — вздыхает. — Какая же ты дура.

— Знаешь, хватит, — недовольно морщусь. — Раз назвал и достаточно. Конечно, успел меня по-всякому просклонять, но эта твоя сегодняшняя «дура» звучит особенно обидно.

— Ты не умеешь плавать.

— Умею, — хочу прикрикнуть, однако издаю лишь жалобный писк. — Я… я просто не привыкла плавать так много и долго.