Плохие девочки не плачут. Книга 3

Как теперь быть? Как вырваться? Выбраться. Выползти. Разорвать цепь.

Бежать — вот твой единственный выход. Опять. Вечно.

Вряд ли фон Вейганд станет рассматривать вариант цивилизованного расставания. Вряд ли позволить осуществить развод по обоюдному согласию сторон. Вряд ли вообще из подвала выпустит.

Господи. О чем я размышляю? Какая глупость. Он не допустит повторного побега. Учтет каждую деталь. Без шансов. Больше не сбегу.

— Я представляла все по-другому, — выдаю тихо. — Нельзя же так сразу. Нам обоим нужно время. Пожить рядом без обязательств, обговорить новый формат отношений. Взвесить «за» и «против», понять, стоит ли решаться на столь серьезный шаг, как брак.

— Брак ничему не помешает, — заявляет с пугающей невозмутимостью. — После свадьбы можем сколько угодно все обсуждать.

— Обычно люди делают это перед свадьбой, — вымученно улыбаюсь. — Сперва встречаются, ухаживают друг за другом, живут вместе, притираются, долго говорят, а потом заключают официальный союз.

Фон Вейганд подходит ко мне вплотную, снимает цепочку со своей шеи, дергает, разрывая звенья, освобождает из плена серебряное кольцо и надевает на мой безымянный палец.

Размер подходит. Ничего подгонять не надо. Совершенство. Точь-в-точь. Идеально.

Тогда почему так страшно?

По венам течет жидкий лед. По коже струится дичайший озноб. Грудь обдает кипятком. Изнутри. Безжалостно.

Я хочу закричать. Сорвать кольцо. Отбросить подальше. Разодрать железные оковы раз и навсегда. Содрать холодные кандалы. Разбить рабские цепи. Сжечь, обратить в пепел.

Хочу. Хочу. Хочу.

Но даже не двигаюсь. Не дергаюсь. Не шевелюсь. Чуть дышу. Лишь открываю рот, с огромным трудом разлепляю губы и молчу.

— Я должен был сделать это сразу, — хриплый голос пронизывает до костей, пробирает так мощно и сильно, что тысячи раскаленных иголок враз входят под озябшую кожу. — В нашу первую встречу. Надеть кольцо. Забрать тебя навечно.

Взираю на тонкую полоску металла, сковавшую палец. И как ни пытаюсь, не могу увидеть ничего омерзительного или отталкивающего. Не ощущаю брезгливости.

Это память о его погибшей матери. Талисман, который она вручила накануне первого морского рейса. Вещь от самого родного и близкого на свете человека.

Бриллианты можно легко отправить на помойку. Смыть в унитаз без тени сожаления. Швырнуть в первую попавшуюся на дороге урну.

А это… это так просто не снять.

Он носил его на груди. На цепочке. У сердца. Годами. Берег. Чтобы помнить о разнице. О разломе. Между голодным дьявольским зверем и обычными смертными людьми.

— Алекс, — едва выдыхаю. — Я не знаю. Правда. Я не смогу. Я не та женщина, которая тебе нужна. Я же не сумею простить ни тебя, ни себя, если…

— Ты моя, — обрывает фон Вейганд.

Поднимает истерзанный пиджак, набрасывает на трепещущие плечи, плотно запахивает, закрывает обнаженную плоть. Крепко обнимает, обдает жгучим жаром. Окутывает своим сводящим с ума запахом. Отнимает волю к сопротивлению. Подавляет и порабощает.

— Моя женщина, — шепчет на ухо. — Моя жена.

— Алекс, — роняю сдавленно, мотаю головой.

— Моя, — припечатывает, точно могильной плитой.

Заключает в объятья, подхватывает на руки, уносит прочь. По мрачным коридорам, по полутемным помещениям. Прямо на улицу. В черноту. В ночь.

Впрочем, здесь довольно светло.

Праздник продолжается. Никакого намека на траур. Фейерверк идет полным ходом. Не прекращается ни на секунду. Ослепительные искры разлетаются по небу, будто брызги шампанского. Каскады ярчайших огней. Буйство красок.

Зрелище вмиг завораживает.

Мириады всполохов. Словно драгоценные камни взлетают ввысь и прорезают тьму разноцветным, искристым сиянием. Пальба лишь нарастает.

А потом раздается пронзительный звук.

Торжественный. Триумфальный. Праздничный.

Черт раздери. Это же фанфары. Самые настоящие.

Дежавю.

Дивное. Дикое. До дрожи пугающее.

Что-то пробуждается на задворках памяти. Оживает. Скребется. Рвется на свободу, на поверхность. И тут…

Прямо по курсу возникает торт.

Моргаю. Очень стараюсь прогнать навязчивую галлюцинацию. Сегодня было совсем не до еды, поэтому мой разум явно плывет, играет злую шутку.

Проклятье.

Разрази меня гром.

Это действительно торт.

Огромный. Просто гигантский. Размером с одноэтажный дом.

— Нравится? — вкрадчиво спрашивает фон Вейганд.

И опускает меня на землю рядом с десертом.

Закрываю глаза. Потираю веки ладонями. Долго. Тщательно. Напрасно ожидаю, будто мираж исчезнет без следа.

Здоровенный свадебный торт не собирается никуда уходить. Не тает в пространстве. Не развеивается по ветру, словно дым. Упрямо остается на месте. Уничтожает остатки моего самообладания.

Нежный. Белый. Кремовый.

Очень соблазнительный. На вид.

Многоярусный. Обвитый замысловатыми узорами. Украшенный оригинальными элементами декора.

Тут и ангелы. И цветы. И лебеди. Даже озеро есть. Из глазури. А еще перламутровые жемчужины размером аккурат с мою бедовую голову. Короче, целый комплект смелых кондитерских фантазий.

— Ну, только стриптизерши не хватает, — наконец выдаю вердикт. — Точнее — стриптизера. Хотя здесь и полная бригада танцоров поместится без проблем. Можно реальный клуб замутить. Когда развратные ребята начнут выскакивать отсюда в залихватском танце?

— Такого ты не заказывала, — ровно замечает фон Вейганд.

— Как будто остальное…

Замолкаю. Зажимаю рот. Заглушаю крик, рвущийся из нервно вздымающейся груди. Судорожно озираюсь по сторонам. Осознаю суть.

Никаких стриптизеров. На подобное пожелание дури не хватило.

Но остальное. Все! Все до мелочей. До малейших деталей. Я и правда прежде озвучивала в качестве заказа.

Карета. Голуби. Фанфары. Фейерверк. Долбаный торт размером с одноэтажный дом.

Вот. Получите. Распишитесь. Глотайте. Не подавитесь.

Пышная свадьба в финале. М-да. Я сие действо чуток иначе представляла.

Во-первых, мы уже давно и благополучно расписаны. Теперь чисто имитируем процесс бракосочетания. Отыгрываем роли до конца.

Во-вторых, мечты должны оставаться мечтами. Поверьте на слово. Не проверяйте.

Голуби возвращаются. Эти мерзкие твари… хм, милейшие создания сурово и беспощадно обгаживают праздничный десерт, что как бы дополнительно намекает: ничего сладкого и приятного наш союз не ждет, а все светлое рано или поздно превратится в дерьмо.