Плохие парни по ваши души. Книга 2
Шрифт:
Я стараюсь не выдавать своего любопытства, но мне безумно интересно увидеть его дом.
Дорога довольно долгая, но совершенно не утомительная благодаря кондиционеру и прохладным напиткам, которые я по очереди достаю из мини-бара и прикладываю к своему лицу. Стараюсь не замечать насмешек Миднайта, который изредка поглядывает на меня, отрывая взгляд от телефона, я наслаждаюсь видами бесчисленных пляжей города под музыку, льющуюся из колонок. Сопровождающий включил радио, и песня Little Mix звучит очень громко. Оно и к лучшему, мне совсем не хочется слышать голос противного
Он выкрал меня из Штатов, и как бы мне ни нравился Иерусалим, это не значит, что подонку можно поступать так со мной. Сыворотка, которую он применяет на мне, действует совершенно без сбоев, что раздражает еще больше.
— Ты заболела? — вдруг интересуется блондин, наконец, откладывая в сторону свой телефон. Он принимает расслабленную позу, широко расставив ноги, и расстегивает три верхние пуговицы рубашки. — Выглядишь паршиво и молчишь с тех пор, как мы приземлились. Язык отсох от жары? Мне стоит поблагодарить здешний климат.
И он усмехается, похоже, невероятно довольный своим грандиознейшим уровнем сарказма.
Я закрываю глаза, мечтая, чтобы у Миднайта отсохла вся голова и отвалилась. Прислоняюсь липким лбом к прохладному окну и стараюсь перенаправить всю концентрацию на звуки приятной музыки. Мне с легкостью удается отвлечься на звучащую песню. Она мгновенно привлекает мое внимание. Исполнители поют не на английском. Кажется, это корейский.
— Тебе что, ни капельки не интересно, зачем я привез тебя в Иерусалим? — Миднайт не собирается закрывать свой рот. Очень жаль.
Я не считаю нужным отвечать ему. Все равно не добьюсь внятного объяснения. Он снова начнет увиливать и неуместно придуриваться.
Неугомонный британец фыркает и наклоняется ко мне, чтобы щелкнуть по носу. Черт!
Серьезно?!
— Будь добра использовать свои голосовые связки, когда я разговариваю с тобой, — произносит он с играющей улыбкой на губах.
— Тц, — я убираю его руку от своего лица. — Просто оставь меня в покое.
— Что? Это невозможно, — Миднайт качает головой. — Мне просто любопытно, что ты думаешь об этом, — он кивает подбородком на пейзажи, мелькающие за окном.
— Ничего хорошего, — бурчу я, отворачиваясь.
Очевидная ложь, которую проще простого раскусить. Все потрясающе!
Наш автомобиль несется мимо большого холма с изобилием оливковых деревьев и исторических строений. Мне виднеются будоражащие воображение картины, выворачивающие наизнанку душу виды.
— Это Гефсиманский сад, — раздается приглушенный голос Миднайта. — Именно среди бессмертных масличных деревьев Иисус был предан Иудой. Там же он молился перед тем, как быть распятым, и вознесся на Небеса.
Я слабо вздрагиваю, ощущая, что он находится очень близко ко мне, но не собираюсь оборачиваться и сжимаю в кулаках всколыхнувшееся волнение.
— «И станут ноги Его в тот день на горе Елеонской, которая перед лицем Иерусалима к востоку; и раздвоится гора Елеонская от востока к западу весьма большою долиною, и половина горы отойдет к северу, а половина ее — к югу»...
Наконец, я реагирую.
— Ты что, цитируешь Библию?
— Не спрашивай
об этом так удивленно, Анна, — Миднайт закатывает глаза. — Я разочарован, что выгляжу в твоих глазах невежественным.— Ты же... злодей, — я возмущенно хмурю брови.
— Эй, с каких пор нам запрещено знать Библию? Ты ущемляешь права всех злодеев!
Мы проезжаем под широким мостом и скрываемся в туннеле, из-за чего хоть на несколько мгновений можно не смотреть на Миднайта. Хоть чуть-чуть. Не видеть его лица, насмехающейся улыбки, тщеславного выражения и пронзительных глаз.
— Слушай, ты мне надоел, — абсолютно честно отзываюсь я, махнув на парня рукой.
Он цокает языком, и когда я отворачиваюсь, кладет палец на мой подбородок, заставляя вновь встретиться с ним взглядом.
— Я не говорил, что по уставу тебе запрещено...
Но он не договаривает, потому я спешу его перебить.
— Ах, так у нас еще и устав есть? — мой голос полон ехидства.
Миднайт убирает руку от моего лица и указывает на себя, блаженно улыбаясь.
— У меня, крошка, у меня.
— Я, наверное, тебя жутко удивлю, если скажу, что мне глубоко наплевать на все твои правила? — наклонившись к нему максимально близко, я прикладываю ладонь ко рту и говорю все это заговорщическим шепотом.
Меня сначала забавляет то, что Миднайт смотрит на меня серьезно первые несколько секунд. Показалось, что его раздосадовали мои слова и рассердили, однако я не успеваю опомниться, как его губы оказываются на моих губах. Как и в прошлый раз, поцелуй Миднайт мягок и нежен. Но теперь он целует меня не потому, что хочет заткнуть, чтобы я не наговорила лишнего. Теперь он желает этого? Поцелуя?
Я опускаю ладонь вниз, и, исправляя положение, парень кладет свою на мое лицо, безмятежно касаясь пальцами моих скул, нижних век и мочки уха. Когда он собирается углубить поцелуй и уже просовывает язык в мой рот, слышится покашливание водителя, отчего я вмиг отстраняюсь, пылая и краснея.
— Приехали.
Я отталкиваю от себя Миднайта и залепляю ему пощечину.
— Держи свой болтливый рот подальше от меня, понял? — хватаю его за воротник и встряхиваю, с яростью процеживая эти слова.
— Лгунишка Анна, — Миднайт тянет губы в дразнящей улыбке и накрывает мои сжатые в кулаки руки своими ладонями. Без усилий заставляет мои пальцы отпустить черную ткань рубашки. — Признай, что ты вовсе не против, чтобы мой, как ты выразилась, болтливый рот истязал твои сладкие губы.
Когда он подается вперед, я инстинктивно отстраняюсь, прижавшись затылком к стеклу. Не сводя с меня шального взгляда мерцающих глаз, Миднайт протягивает руку, и я слышу негромкий щелчок.
А затем опора позади меня куда-то исчезает. Дверца распахивается, но я слишком поздно осознаю это, поэтому лечу назад.
Миднайт не дает мне упасть. Резко тянет на себя и прижимает к своей груди. Его подбородок ложится на мою макушку, а теплые руки как будто утешают, стискивая в порывистых объятиях. Я невольно прижимаюсь щекой к оголенному участку его нежной кожи и раскрываю рот в беззвучном изумлении.