Плюс пятнадцать ради успеха

Дядя Саша выполнил свое обещание и, убедившись, что в коридоре не прохаживается Тумачев, проводил меня до такси.

— Не переживай, — сказал у машины, — пацан хороший, так что за ним здесь не только я присматриваю.

— Да уж, — почувствовав, как жжет спину, я взглянула на больничные окна, через которые за мной наблюдал взвод медсестер. — Я заметила и даже почти на себе ощутила.

— Врач с ними поговорит. Да и я тоже. И потом… — он хитро прищурился. — Видя, что ты идешь ко мне, а не к Тумачеву, они и красную дорожку от входа постелют. Такая радость случилась — невеста нехорошего человека без ума от другого!

— Ну хоть вы меня невестой не называйте! — поморщилась я.

— А кто же ты? Невеста и есть! Вот только не Тумачева. Имеется на примете кто? Пора уж, пора.

— Вы это моему папе скажите.

— Под дуло меня подставляешь, — посетовал дядя Саша. — Ладно, боссу привет!

— А вы откуда знаете… — Я осеклась под насмешливым взглядом. — Поняла, передам. Я просто на своего босса подумала.

— Просто так ничего не бывает, — заметил мужчина и ушел по дорожке, бормоча: — Есть значит… О-хо-хо, когда узнает Кирилл …

Пока машина отъезжала от больницы, я смотрела вслед дяде Саше, и заметила, как задрожали его плечи.

— Вот это ты расстроила мужика! — устыдил меня водитель такси.

Покачав осуждающе головой и, не желая смотреть на меня, бессердечную, он сосредоточился на дороге. И не видел, как дядя Саша поднялся по лестнице, обернулся и сверкнул широченной улыбкой.

Таксист так сильно хотел от меня избавиться, что вез, не разбирая дороги. Кого-то подрезал, кому-то ломал психику длинными гудками, мне кажется, он несколько раз мечтал сбить хоть одного пешехода на зебре, но те успевали сбегать. За такую поездку надо приплачивать пассажирам, а этот так возмущенно посмотрел, когда я дала не так много, как он рассчитывал!

— С ветерком же провез, — все-таки не выдержал, упрекнул.

— С таким ветерком легко занять место на кладбище, — я с облегчением выбралась из машины. — А я пока туда не спешу.

— Ишь, какая ершистая! Невеста она! Я бы на такой не женился!

— Да и я бы за вас не пошла.

— А это еще почему?!

Теперь таксист взглянул на меня с интересом, но я не собиралась объяснять очевидное, так что поторопилась уйти.

Вот же день насыщенный, и события — то радостные, то переживательные, то странные и никакие, то вот такие, теплые и домашние…

Ужин был легким, но я разомлела и чай пила уже, обложившись подушками на диване. Мама, получив ответы на все интересующие вопросы о моей жизни, работе, Ларисе и даже бабушках во дворе, сидела в кресле и посматривала то на меня, то на папу. Папа изредка что-то черкал в документах и коротко, но по сути отвечал уже на мои вопросы.

Итак, с благотворительным фондом возникли проблемы. В том, в который обратился мой папа, заявили, что у них много других подопечных, и есть те, что согласны дать интервью с благодарностью и главное — готовы не скрывать свои эмоции, не прятать от людей свою душу. А здесь же надо помочь по-тихому, не привлекая внимания…

— Словом, — резюмировал папа, — им нужен яркий телевизионный сюжет.

— И чтобы мальчик плакал и унижался! — добавила возмущенная мама, которая, конечно, была в курсе всего.

Но операция у Прохора будет. Оперировать решили в этой больнице, так что перевод отменяется. Аванс папа внес, и если не найдется другой благотворительный фонд, который беспокоится о детях, а не о рекламе, он внесет и остаток суммы. А я, как и договаривались, родителям со временем деньги верну. За лето собрать вряд ли успею, даже если откажусь от съемной квартиры. Но если все-таки откажусь и после возвращения в институт продолжу подрабатывать, за полгода должна рассчитаться.

Правда, Лариса расстроится. Да я и сама не хотела съезжать. Но потихонечку стала приучать себя к этой мысли. И потом, если я уговорю родителей усыновить Прохора, наверное, будет лучше, если я буду жить с ними в одной квартире.

Но пока я не решилась заговорить об этом. Мне казалось, что у родителей не то настроение, да и мысли отнюдь не о том. Сейчас самое важное — операция Прохора и вопрос с аварией, а вот потом…

Папа сказал, что дело сдвинулось с мертвой точки, но и с той стороны начались какие-то телодвижения. Как только что-то будет более-менее ясно, он даст мне знать, пока же в качестве легенды моих частых посещений больницы была выбрана версия дяди Саши. Та самая, насчет моей спонтанной влюбленности.

— И она не так смешна, как вы думаете, — резюмировал папа, услышав наш дружный смех с мамой. — В общем, Ева, ты мальчика видеть хочешь?

— Хочу.

— Вот и все. Решили и постановили. Решение обжалованию не подлежит, как любит говорить твоя мама.

Так что именно под этим прикрытием я стала появляться в больнице. Проснусь рано утром, приготовлю что-то вкусненькое для двух мужчин — Прохора и дяди Саши, и бегу к ним. А оттуда несусь на работу, где, подпирая подоконник, меня уже встречает хмурый Ковальских.

По-моему, у него вошло в привычку наблюдать за тем, как я страдаю над нудными заданиями Леры. И каждый раз при моем появлении в офисе, многозначительно посматривать на часы. А по вечерам выуживать меня из трясущейся от страха очереди и заводить в свободный лифт, чтобы спуститься вдвоем. И с интересом следить за тем, как я принимаю у охранника очередной подарок. И тут же его отдаю.

Два дня подряд это были конфеты разных сортов — одни я подарила Петру, вторые отдала Степану, и мужчины не были против. Меня все тоже устраивало. Но в пятницу вечером я получила большую корзину белых роз и моментальное предупреждение охранника:

— На цветы у меня аппетита нет — так что ты их себе забирай!

— Не могу… — я расстроенно смотрела на белоснежную красоту, не представляя, что с ними делать.

Во-первых, я все еще понятия не имела, кто подкрадывался ко мне с этими подарками. А во-вторых, я спешила в больницу к Прохору. Итак целый день на нервах, потому что у него была операция. Папа, конечно, звонил и сказал, что все прошло хорошо, но я хотела сама убедиться, хотела поскорей пообщаться с мальчиком, взъерошить его рыжие волосы, посмеяться с ним, порассматривать его забавные веснушки.

Брать цветы в маршрутку бессмысленно — не уедут ни они, ни я. Охранник наотрез отказывался к ним прикасаться — стоило только заикнуться, шарахался в сторону и немного бледнел. Проходящие мимо сотрудники, едва взглянув на меня, отворачивались, пригибались, словно вышли в дождь без зонтиков, и спешили сбежать подальше, на улицу, и…

И тут я поняла, чем вызвана их реакция, и крутанулась на каблуках.

Все, как я и думала!

За моей спиной, всего в одном шаге, стоял мрачный Ковальских. Стоило мне обернуться — его взгляд метнулся с моего выреза на юбке к цветам, и…