ПО 2

детей». Вспыхнув странной темной злостью, она резко ответила, что дети это радость

жизни и их как свиней не заводят – их появления ждут как благословения.

Чушь…

Дети важны. Продолжение рода. Те, кому трудившиеся всю жизнь над преумножением

состояния родители передают в конце своего пути все нажитое, уповая, что правильно

воспитанные дети не пустят родительское наследство по ветру. Но дети – это не

главная жизненная цель. Во всяком случае – не для меня. Если однажды приоритеты

и поменяются, то нескоро. Зачем так торопиться, если мы еще молоды и столько всего

не повидали, не пережили, не испытали? Дети послужат якорями, что намертво

привяжут нас к одной и той же территории. Придется отменить планов, порушить все

замыслы… Нет! Рано! Пойми! Но она не желала слушать… и именно в той ссоре она

подобно дротику метнула свой пропитанный удивительной злобой аргумент,

попытавшись поразить меня прямо в сердце…

«– Пройдут годы, пройдет жизнь – и ты будешь умирать одиноким больным стариком

тоскливо глядящим в окно на пустую дорожку своего роскошного дома. И никто – ты

слышишь меня? Никто! – не придет тебя проведать! Потому что нет у тебя того, кто бы

мог проведать старика! Потому что – как ты там сказал? – потому что «заведение

детей» тебе не по нраву. И вот жизнь прошла в трудах и заботах – и ты будешь

умирать на куче нажитого золота, которое некому завещать! А вместе с тобой будут

умирать все живущие в тебе истории о пережитом и увиденном, истории, что некому

рассказать! Не будет рядом с тобой восторженно слушающих детишек с горящими

глазами! Некому будет подарить мягкую игрушку и некого будет ласково погладить по

непослушным волосам! И ни у кого не мелькнет в глазах искра узнавания, когда ты,

тяжело опираясь на палку, будешь хромать по дорожкам холодного осеннего парка,

подобно больному псу бродя вокруг мест, где ты когда был счастлив! Где ты когда-то

был не один! Понял?! Ты слышишь меня?! Слышишь?!

Это искаженное даже не злостью, не яростью, а чем-то истерично-безумным красивое

лицо кричащее на меня, сжатые кулаки, эти слова, что звучат чуть ли не мрачным

пророчеством… Наверное именно тогда я и понял – все. Это конец и наши отношения

уже не спасти. И тогда же впервые в мозгу зажегся недоуменный удивленный вопрос –

но почему? Я ведь дал тебе все, женщина. Всего себя, все что имел. Что же еще тебе

надо?

Их? Вечно вопящих капризных и настолько эгоцентричных по умолчанию детишек, что

требуют себе каждую секунду нашего драгоценного времени? Может это не я, а ты не

осознаешь, что при рождении ребенка придется пожертвовать очень многим. Может

это я, но не ты, понимаю насколько это сложно и насколько ответственно? С момента

появления ребенка изменится все…

Услышь же меня…

Прислушайся ко мне…

Я ведь прошу подождать хотя бы несколько лет. В наше время вполне нормально

рожать после тридцати и даже ближе к сорока. Это давно уже норма. Зато ранние

годы мы сможем посвятить только себе. Сможем провести долгие вечера за бокалом

вина за столиком в одном из уютных кафе на старинных улочках мира…

Только ты и я…

Услышь меня…

Но ты, сжав кулаки еще сильнее, оскалившись подобно разъяренной пуме, с

бешенством проорала, что из-за моих расчетливых фантазий она не хочет приходить

на родительские собрания старухой, сидя там среди молоденьких хихикающим мам…

Бред…

Какой же бред…».

Проснувшись, я некоторое время лежал неподвижно, заново переживая

воспоминание-сон и медленно шагая к его истоку. Не просто так же мой мозг вытащил

его на поверхность. Была более веская причина, чем едва-едва заметная

проснувшаяся тоска по ней – что давно уже завела новые отношения, один за другим

родила погодков и выглядит предельно счастливой, хотя и нищей с ее-то не слишком

умным и беззаботным муженьком. Не то чтобы я следил. Но даже в большом городе

иногда приходится сталкиваться осколкам прошлого…

Почему я вспомнил это сейчас?

Что заставило мой мозг вытащить на поверхность неприятную сцену из прошлого?

Одиночество. Старик. Жена. Дети. Родители.

Вот оно!

Мысленная цепочка звякнула и натянулась, выдернула из пласта недавно полученной

информации искомое место.

Апостол Андрей, рассказывая историю «той» прошлой жизни, упомянул в сердцах и с

до сих пор живыми злыми эмоциями, что он не хотел семьи, не хотел женитьбы, не

хотел детей. Он хотел совсем другого – жизненных испытаний, экстремальных

экспедиций, где на каждом шагу проверяется твоя физическая и моральная стойкость.

Но ему навязали постылые отношении, обрубили ему крылья и сделали несчастным…

Потом он исправился, забубнил, что на самом деле любит и детей и жену, но слово не

воробей.

Вот еще одна общая черта – хотя бы между двумя сидельцами, между мной и

Апостолом.

А другие из угодивших сюда заключенных?

Не было ли и у них похожих мыслей? И похожего душевного настроя в те дни, когда к

ним подошел тихий неприметный мужичонка или же полноватая женщина с тяжелой

сумкой…

Надо бы проверить эту догадку.

Зачем?

Не знаю.

К чему может привести эта мысль?

Тоже не знаю.

Но проверить стоит.

Встряхнув головой, я сгреб пригоршню снега и протер лицо, прогоняя остатки

сонливости и зыбких воспоминаний.

Странное холодное воспоминание в этом странном холодном мире. Может именно

сюда отправляются на заморозку все плохие воспоминания и отвратительные ночные

кошмары, который ранимый разум всячески старается забыть? Безмолвными зыбкими