По чердакам и подвалам
Шрифт:
— Ахъ, сударь!
— Что: сударь! Такъ, моя милая коллежская секретарша, нельзя. Мы должны отвчать передъ, Богомъ и людьми за деньги, которыя мы даемъ. Такъ вдь, ma tante?
— Ахъ, Пьеръ, ты меня убьешь!
— Я сейчасъ кончу, ma tante. Нельзя отдаваться въ руки… Надо выдавать деньги осмотрительно, и если мы что замтимъ, то должны высказаться. А тутъ: ребенокъ не отъ мужа, на таган щи, къ водк закуска, ложки, фотографіи на стн въ рзныхъ рамахъ. Это чортъ знаетъ что такое! Наконецъ, вы просите на погребеніе, а мы и покойника не видимъ.
— Да вдь я просила на погребеніе полтора мсяца тому назадъ. Не
— Ахъ, моя милая вдова коллежскаго секретаря, не говорите мн, пожалуйста, пустяковъ! Я не глупе васъ. Я высшее учебное заведеніе окончилъ. Я права изучалъ. Я… Однимъ словомъ, я не люблю слушать вздоръ и прошу васъ это бросить. Какъ вамъ угодно, ma tante, но я вижу даже нкоторое благосостояніе въ этой бдности, — обратился молодой человкъ къ дам. — По моему, это псевдо-бдность и мы даже не въ прав… (Онъ пожалъ плечами и сдлалъ гримасу). Римское право говоритъ… Смотрите, даже чугунный утюгъ на полк! Нтъ, мы не въ прав… Насъ уполномочиваютъ. а мы вдругъ… Зачмъ? Нехорошо. Кром того, не слдуетъ покровительствовать и разврату.
— Оставь, Пьеръ… Брось… — снова остановила дама молодого человка. — Ну, а вы, моя милая, въ субботу въ два часа дня въ нашъ комитетъ, — обратилась она къ женщин. — Вы придете и получите пять рублей подъ росписку. Больше мы не въ прав выдавать при такой обстановк. А вотъ это лично отъ меня вашимъ дтямъ. Никаноръ! Дай сюда мой баулъ.
Дама взяла изъ рукъ лакея баулъ, вынула оттуда маленькую бонбоньерку и передала женщин.
— Тутъ леденцы. Пусть дти полакомятся. Они не виноваты въ поступкахъ своихъ родителей. Прощайте. Пойдемъ, Пьеръ! Я васъ не оставлю совсмъ безъ помощи, по выдать больше не могу. Мы должны высоко держать свое знамя, нашъ стягъ… — бормотала дама.
Лакей и молодой человкъ выводили ее обратно на лстницу.
— Тише, ma tante… Тише… Осторожне. Тутъ порогъ… — слышался голосъ молодого человка. — Тутъ порогъ и порокъ, — сострилъ онъ и самъ захохоталъ на свою остроту.
V
Одтый по послдней мод молодой человкъ со стеклышкомъ въ глазу, брезгливо морщитъ носъ, спустился въ сопровожденіи дворника въ подвалъ, вошелъ въ дверь, обитую грязной рогожей, и спросилъ:
— Дочь статскаго совтчика Манефа Александровна Плошкина здсь живетъ?
— Барышня? Здсь, здсь… — отвчала тощая съ огромнымъ животомъ женщина, отрываясь отъ корыта, въ которомъ она стирала блье, отерла руки о подолъ ситцеваго платья и въ свою очередь задала вопросъ:- А вамъ что отъ нихъ нужно?
— Я по порученію баронессы Калькопфъ. Плошкина подавала прошеніе о вспомоществованіи въ нашъ комитетъ.
Женщина обернулась лицомъ ко входу въ узенькій темный корридоръ и крикнула:
— Барышня? Идите-тко сюда. Вамъ отъ благодтелей деньги принесли.
— Нтъ, нтъ… Я еще не принесъ ей денегъ. Я только пріхалъ справиться о ея положеніи, — перебилъ молодой человкъ.
— Не принесли? А я думала, что коли ужъ генеральской дочери… Барышня! Не принесли еще, а только справиться объ васъ хотятъ.
— Кто такой пришелъ: мужчина или дама? — послышалось изъ отдаленія.
— Мужчина, мужчина.
— Мужчина? Ахъ, Боже мой! Такъ какъ же я?.. Я еще по при туалет. Попросите подождать. Я сейчасъ…
— Приссть бы вамъ, сударь, да приссть-то
у насъ негд. Вотъ пожалуйте на скамеечку, — обратилась женщина къ молодому человку.Молодой человкъ слъ, опять поморщивъ носъ, и закурилъ папироску. Прошло пять минутъ а барышня не показывалась.
— Попросите, пожалуйста, ее поторопиться. Мн некогда… Я сегодня отозванъ на завтракъ. Кром того, сегодня мн еще въ два мста по порученію баронессы… — сказалъ молодой человкъ.
— Барышня? Господинъ проситъ поторопиться. Имъ некогда.
— Пардонъ, мосье… Но, ради Бога… Но могу же я выйти въ дезабилье.
— Передъ нашими жильцами он какъ угодно… Даже въ одной юбк ходятъ, а вотъ какъ кто изъ постороннихъ мужчиновъ и почище одмшись, изъ господъ то-ость, такъ сейчасъ он франтить начинаютъ, — замтила женщина.
Прошло еще пять минутъ. Молодой человкъ закурилъ вторую папироску, а «барышни» все не было.
— Это ужасъ что! Въ десять минутъ можно одться и вновь раздться, — проговорилъ молодой человкъ, поднимаясь съ мста. — Я не могу въ вони сидть. Я уйду. Мн некогда. Во-первыхъ, я отозванъ, во-вторыхъ, я другихъ долженъ извстить. У меня не одно только ея прошеніе.
— Барышня! Они уходятъ! Коли хотите, то выходите скорй! — крикнула женщина.
— Сейчасъ, сейчасъ… Мосье… Пожалуйста… — донесся упрашивающій голосъ. — Хоть еще минутокъ пять.
Молодой человкъ сталъ уходить.
— Барышня! Они ушли!
— Погодите, погодите! — раздался вслдъ за нимъ голосъ. — Вернитесь, пожалуйста… Но мн, право, такъ совстно…
Молодой человкъ, выказавъ нетерпніе, вернулся. Передъ нимъ стояла маленькая, худенькая старушка въ голубомъ ветхимъ барежевомъ плать, въ вязаныхъ митенькахъ на рукахъ, съ голубымъ бантомъ на голов, и присдала. Лицо ея было наблено и нарумянено, но сдлаю это все было на половину. Очевидно, она не успла какъ слдуетъ накраситься. Нарумянена была, только одна щека, бровь была выведена только одна и на лбу совсмъ не на подобающемъ мст лежала какая-то черная полоса, сдланная второпяхъ.
— Ужъ вы извините меня, мосье… Мн, право, такъ совстно… Я не успла даже какъ слдуетъ сдлать свой туалетъ, говорила старушка, застнчиво опуская глаза.
— Вы дочь статскаго совтника Манефа Александровна Плошкина? — спросилъ молодой человкъ.
— Да… Я самая… Мой папенька могъ даже дослужиться до генерала, но по вол судебъ они должны были получить генерала на Пасх, а умерли на страстной недл. Пардонъ, мосье, что я такъ… Я попросила бы васъ къ себ въ уголокъ, но тамъ у меня совсмъ не прибрано.
— Ничего, я и здсь… Вы подавали прошеніе о помощи…
— Ахъ, мосье… Я самъ-другъ и безъ всякихъ средствъ… Между тмъ, Биби больна. Я должна покупать для нея и мясное, и булочку, и молочка…
— У васъ есть дочь?
— Что вы! Ахъ, что вы! — заговорила старушка, закрывъ лицо руками. — Да разв это можно! Я двица, настоящая двица.
— Виноватъ. Но эта Биби… Она вамъ сестра, племянница, воспитанница?
— Нтъ, нтъ…. Я сирота. Биби — собачка. Но я ее обожаю и безъ нея жить не могу. Я для нея перехала нарочно вотъ въ этотъ подвалъ, чтобы ей не высоко было ходить по лстниц, такъ какъ у ней одышка. А то я жила на чердак, и тамъ мой уголокъ былъ гораздо лучше. Собачка… Биби — это собачка, мой единственный другъ, безъ котораго я ни на шагъ… Вотъ, теперь ей нуженъ моціонъ…