По чердакам и подвалам

Брюнетъ не слушалъ. Онъ смотрлъ въ другую комнату, гд изъ дверей выглядывали дв хорошенькія головки. Одна принадлежала двочк лтъ четырнадцати, другая — двушк лтъ двадцати. Об он кутались въ байковые платки.

— Можно къ вамъ туда? — кивнулъ онъ на комнату. — Я долженъ все осмотрть.

— Сдлайте одолженіе. Это, вотъ, мои дочери… Пожалуйте, прошу покорно приссть. Софинька, освободи два стулика, — обратилась старуха къ дочери.

— Прехорошенькая, чортъ возьми! — шепнулъ брюнетъ блондину. — И нтъ въ ней этой отшибающей неряшливости.

— Да… Знаешь, я будто-бы предчувствовалъ.

— Прошу покорно садиться..- еще разъ повторила старуха. — Пальто я не предлагаю вамъ снимать. У насъ такъ, холодно, что мы просто коченемъ.

Франты пли и безъ церемоніи закурили папиросы. Брюнетъ косился на двушку.

— Садитесь, демуазель… Что-же вы стоите? Я врагъ всякой формальности. Какія-же ваши средства къ жизни? — спросилъ онъ старуху.

— Теперь никакихъ… Сначала дочери ходили на фабрику и набивали тамъ папиросы, по старшая встртила отъ мастера оскорбительныя предложенія и принуждена была уйти.

— Неужели? Ахъ, мерзавцы! Положимъ, что нельзя быть слишкомъ щепетильной, ежели кто бденъ, но на фабрик, отъ какого-нибудь мастера… А у васъ дочка прехорошенькая! — сказалъ брюнетъ. — Съ вашими глазками, демуазель, надо-бы блистать и блистать… — обратился онъ къ двиц. — Что-жъ вы не садитесь? Присядьте къ намъ.

Двушка сдлала строгое лицо и сла въ уголъ.

— Ближе, ближе… Чего вы насъ боитесь… Вы не говорите по-французски?

— Нтъ-съ, не говорить, — отвчала за нее мать. — Вдь при покойник папаш жили въ деревн, въ глуши. Онъ былъ сельскимъ учителемъ. Да и средствъ такихъ не было. Самъ ее училъ.

— Восторгъ, что за двушка! — проговорилъ брюнетъ по-французски. — Знаешь, она меня совсмъ заинтересовала. И какая строгость типа! И такъ, мадамъ, — обратился онъ къ старух уже по-русски:- хотя я и замчаю у васъ нкоторую степень благосостоянія… вотъ, напримръ, швейная машина…

— Что можетъ дать швейная машина, ежели работы нтъ! Работы ищемъ, а ея нтъ.

— Позвольте… Швейную машину можно продать и на эти деньги быть сыту. Но это ничего… И такъ, хотя я и замчаю нкоторую долю благосостоянія въ вашей обстановк, но я доложу графин о вашемъ полномъ бдственномъ положеніи. Да улыбнитесь-же вы, прелестная царевна-несмяна, — тронулъ брюнетъ двушку за плечо.

Та отшатнулась и строго взглянула на него.

— Что это, мой ангелъ? — спросилъ онъ, взглянувъ на нее сквозь монокль. — Но вдь я не мастеръ съ табачной фабрики… Нехорошо быть такой недотрогой, — погрозилъ онъ двушк пальцемъ. — А я еще хотлъ вамъ завтра бомбоньерку съ конфетами прислать.

— Намъ, господинъ, матеріальная помощь нужна поскорй. Вотъ уже четыре дня какъ мы горячей пищи не видли. Только чай пьемъ, — сказала старуха.

— И матеріальная помощь будетъ, но бдные не должны быть такъ щепетильны, — отвчалъ брюнетъ. — Знаете, демуазель, вы въ гнв еще вдвое лучше. Эти сдвинутыя бровки, эти сжатыя губки… — обратился онъ къ двиц. — Надо какъ-нибудь удалить старуху — сказалъ онъ блондину по-французски. — Мн хочется побесдовать съ двушкой безъ наблюденій этой вдьмы. Она матери боится.

Брюнетъ посвисталъ и что-то соображалъ.

— Дйствительно, холодно у васъ здсь, — проговорилъ онъ старух. — Знаете что… Намъ-бы хотлось погрться. Не можете-ли вы, мадамъ, създить сейчасъ для насъ въ ближайшую фруктовую лавку и купить бутылку хорошаго лафиту и фруктовъ? Мы и погрлись-бы здсь у васъ. Позжайте на нашей лошади. Лошадь у воротъ.

— Пожалуй… но… — замялась старуха. — Вотъ видите, у насъ здсь такъ убого…

— Нтъ, нтъ, маменька… Не надо этого.

— Опять? Ахъ, вы, демуазель, неисправимы… — покачалъ головой брюнетъ. — Ну, не надо… Прощайте… — проговорилъ онъ, вставая. — Прощайте, демуазель. Дайте-же пожать вашу прелестную маленькую ручку. И ручку дать не хотите? Напрасно… Завтра получите бомбоньерку конфетъ, — прибавилъ онъ, раскланиваясь.

— Но когда-же мы можемъ ожидать помощи? — спросила старуха.

— Скоро, скоро… Я завтра переговорю съ графиней, а послзавтра, вечеромъ, часу въ девятомъ, пусть ваша дочь зайдетъ ко мн… Я ей и вручу. Общаю вамъ высшую норму вспомоществованія, ежели демуазель зайдетъ ко мн вечеркомъ. Вотъ моя карточка. И такъ, до свиданія… демъ, Пьеръ! — сказалъ брюнетъ блондину. — Нельзя-ли моей старшей дочери хоть какое-нибудь мсто? Въ чтицы, въ компаньонки, въ няньки наконецъ.

— Въ няньки? Фи! Мы ей пріищемъ боле лучшее положеніе… Пусть только она не будетъ строга и зайдетъ ко мн. Съ ея красотой и въ няньки! И такъ, еще разъ, до свиданія! Прощайте, недотрога-царевна! Жду васъ…

Брюнетъ улыбнулся, вперилъ взоръ на двушку и вышелъ въ сопровожденіи блондина на лстницу.

— А чертовски хороша, канашка! — сказалъ онъ. — Я непремнно добьюсь съ ней интрижки. Вдь если ее пріодть — это будетъ восторгъ что такое. Посл разныхъ полинялыхъ Сюзетъ и Альфосинъ да эдакій цвтокъ! Ахъ, чортъ возьми, какъ она хороша! бормоталъ онъ, сходя со скользкой лстницы.

1903