По дороге на Оюту. Наперегонки со временем

Его пальцы коснулись поясницы. В том месте, где всё ещё был шрам от пули. Открыв рот, чтобы сказать, что не виню, я не смогла выдавить из себя ни одного внятного звука.

– Молчи, - рыкнул он глухо.
– Не рви кожу на губах. Всё обморожено.

Я понимала, о чём он. Моё тело словно в огне горело. Вроде обморожение, а болит как ожог.

– У мамы глаза странные, - шепнула Юла.

– Она их обморозила, доченька. И это очень плохо.

Меня уложили в капсуле на спину. Что-то холодное и склизкое коснулось лба и щёки. Сунир чем-то покрывал мою кожу.

– А это что?
– вопросы дочери помогали мне сориентироваться в происходящем.

– Это регенерирующая мазь. Она будет маме пока вместо кожи. Под ней всё быстро заживёт, и она станет какой же красивой, как и была.

– А мне такое надо?
– этот вопрос дочери заставил сое сознание встрепенуться.

– Нет, мама тебя очень любит, поэтому сумела сберечь. Она молодец.

– Да, она сказала, что ты вернёшься за нами и не бросишь. А потом вы родите мне братиков.

– Так прямо и сказала?
– несмотря на этот, казалось бы, пустой разговор руки мужчины быстро покрывали моё тело чем-то склизким. Что-то плавно вошло в мои ноздри, и дышать стало легче.

– Это поможет, - шепнул Сунир, - и я рад, что ты не усомнилась во мне.

Сыновья, конечно, хорошо, но я бы не отказался и от дочурки.

Улыбнувшись, я ощутила острую боль на нижней губе. Во рту тут же появился привкус крови.

– Тихо, Криста, не усугубляй.

Он как будто отошёл. В ногах я услышала лёгкую возню. Лодыжку что-то укололо. Ноющая боль пронзила мышцы, заставив меня зашипеть.

– Хорошо, значит, всё лучше, чем выглядит. Ещё укол, но в большой палец. Он был не столь болючим. Я почти его не заметила.
– А это плохо!

Что-то звякнуло и щёлкнуло. Открыв глаза, я поняла, что не вижу ничего кроме тумана. Очертания предметов стирались. Вяло покрутив головой, не смогла ничего рассмотреть, только свет и тёмные пятна.

– Папа, что с мамиными глазами?
– шепнула Юла.

– Ничего, милая, так бывает, - он подошёл. Надо мной зависло что-то чёрное.
– Криста, это временно. Роговица восстановится. Всё будет в порядке.

С этими словами он положил мне на глаза всё тоже нечто похожее на густой вязкий гель. И снова укол.

Всё это причиняло такую адскую боль, что хотелось просто впасть в беспамятство.

– Усыпи, - шепнула я в надежде, что он услышит.

– Нельзя, Криста. Терпи, я знаю, как это больно. Я был на твоём месте. Прости меня, но я не мог по-другому. Иных вариантов спасения просто не было. Мне нужно было поднять корабль. И сделав виток, зачерпнуть вас в трюм. Это очень опасно, не рассчитай я всё как следует, вас бы или раздавило, или погребло. Я мог напороться на скалу и повредить выдвижной трап. Мне нужно было время. Ты прости за это всё. Моя вина, но я всё исправлю. Я обещаю.

– Я не винила бы тебя, даже если бы ты и улетел. Ты ничем мне не обязан, - глухой шёпот дался мне с трудом.

– Да, пойми ты уже, - что-то тёплое коснулось моих губ, - я люблю тебя, Криста, и не оставлю. Я всегда вернусь. Ты для меня всё.

Приподняв уголки губ, я притихла.

– А мама сказала, что тебя любит, - выдала молчавшая Юла, - значит, мы, правда, будем жить вместе. Как мама обещала.

– Почему будем?
– дыхание Сунира разбилось о моё ухо.
– Мы уже живём одной семьёй. Разве нет?

– Да!

Я слышала радость в её голосе. Тяжело вздохнув, позволила миранцу себя лечить.

Глава 55

Сквозь пелену сна я слышала голоса.

Миранец и моя Юла.

Она что-то весело рассказывала ему. А мужчина вставлял короткие фразы.

Попытавшись открыть глаза, только тихо замычала.

Боль.

Лицо словно покрывала маска. Стопы кололо иглами.

– Тихо детка, - тут же раздалось надо мной.
– Что-то рано ты очнулась.

– Юла?
– слабо выдохнула я, желая узнать как она.

– Врать не буду - малышка слабеет, - шепнул Сунир, - но я прокладываю новую трассу. Одна дозаправка и мы летим на Оюту. Всё в порядке, Криста. Отдыхай.

– Больно, - пожаловалась я.

– Я знаю, но ты ведь у меня такая сильная девочка. Терпи. Всё хорошо восстанавливается, кожа уже новая.

– Мне очень больно, Сунир, - его слова меня не ободряли.

Тёплые губы коснулись моего виска.

– Папа, а ты скажешь маме о её волосиках?

Я замерла, Сунир, кажется, тоже.

– Что?
– выдохнула я.

– У тебя сильное обморожение головы, я больше всего боялся воспаления. Но нам удалось этого избежать...

– Сунир, говори.

– Кожа сильно пострадала. Роговица глаз...

– Да, скажешь ты или нет?
– простонала я.

– У тебя волосики выпали, мама. Папе пришлось всё обрезать. Это смешно. Голова похожа на яичко, - сдала миранца Юла.

– Я уродина теперь, да? Слепая и лысая, - мне хотелось заплакать.

На душе стало ещё хуже. Мало того, что всё тело просто разрывало от боли, так ещё и это.

– Криста, волосы отрастут. Показатели регенерации отличные. К тому времени как ты встанешь, всё будет в порядке. Зрение максимально сбережём, а на Оюте я найду тебе лучших врачей. Это такая глупость. Всё уже отрастает.

– Юла?
– я знала, что дочь врать не станет.

– Ты похожа на Шика?
– тихо пробормотала она.

Поковырявшись в памяти, я вспомнила мальчишку, о котором говорит дочь. На его голове всегда красовался ёжик.

– За что меня так?
– тихо взвыла я.

– Прости, - я снова ощутила его поцелуй, - я знаю, что виноват. Но, детка, всё это ерунда по сравнению с тем, что могло случиться. Я всё приведу в норму. И волосы тоже. Ты бы и не узнала об этом.

– А ты сам?
– я вдруг вспомнила, что он, вообще, был снаружи катера и бежал к кораблю.

– Обморозил ноги, руки, лицо. Но ерунда. Тебе досталось больше всего. Юла, вообще, без последствий.

– У папы хвостик лысый, - сдала Сунира моя мелкая.