По краю огня
Шрифт:
— Надо, значит, — протянул он. — В дозор или к герцогине?..
Энрике напрягся.
— При чем здесь герцогиня? — огрызнулся он, и товарищ проницательно качнул головой:
— Судя по твоему лицу, дружище, при всём… Не финти, говорю! Это ведь ее светлость тебе тогда нос расквасила? Что у вас там произошло, на Белом хребте?
Друг ощутимо передернулся.
— Ничего, — мертвым голосом пробормотал он, и Реджинальд окончательно уверился в худших своих предположениях. Посерьезнев, он быстро оглянулся вокруг и коротко стиснул пальцами предплечье товарища:
— Энрике, чтоб тебя! — прошипел он. — Что ты сделал, дурень?! Говори сейчас же!
— Ничего, — прошелестел тот. И добавил медленно, словно бы через силу: — Ничего, за что меня следовало бы отдать под
В его голосе звучало отчаяние. Кадет Стрэттон, что-то свирепо прошипев себе под нос, вскинул голову:
— Зачем? Чтобы очередных дров наломать?!
— Этого больше не повторится. Мне бы только… Реджи! Я тебя в жизни ни о чем не просил, теперь прошу — отдай ты мне это дежурство! Единственный раз! Очень надо!
— Надо — что? — просвистел Стрэттон. — Таки до трибунала доиграться?!
Кадет Д’Освальдо бессильно опустил плечи.
— Извиниться, — едва слышно пробормотал он, уставясь на носы своих сапог. — За Белый хребет. Я пытался, раньше, да только… Она же подойти к себе не дает! Реджи, ну будь человеком!
Будущий граф Стрэттон, передернув плечами, разжал пальцы.
— Я человек, — мрачно подтвердил он, буравя взглядом товарища. — Надеюсь, что и ты тоже… Ладно. Не чужие. Забирай это проклятое дежурство, демон с тобой! Но если завтра утром у герцогини к тебе прибавится претензий, — он сурово свел брови на переносице, — так и знай — я тебя лично на поединок вызову! Понял?
— Понял, — по бледному лицу напротив скользнула вымученная улыбка. — И я дам себя убить, обещаю. Спасибо, Реджи! Ты настоящий друг!
Энрике хлопнул товарища по плечу и заторопился к казарме. Реджинальд, хмурясь, смотрел ему вслед. «Не зря ли согласился? — мучительно размышлял он. — Друг-то я друг. Да только вот как бы нам всем об этом не пожалеть…»
Дежурство, как и обещал, будущий граф Стрэттон делегировал товарищу — весьма натурально изобразив желудочные колики. По правилам, на караул вместо заболевшего заступал следующий в очереди, но торчать по щиколотку в снегу на морозе кадету Майеру не улыбалось, поэтому предложение кадета Д’Освальдо подменить захворавшего друга он принял с благодарностью. За полчаса до отбоя Энрике отправился в дозор, а Реджинальд, дождавшись, пока в казарме всё затихнет, отбросил в сторону одеяло, торопливо оделся и выскользнул в переднюю. На его счастье, дневальным сегодня стоял один из его давних должников, ни бельмеса не смысливший в картах, так что разошлись кадеты полюбовно: первому простили долг, а второй беспрепятственно покинул казарму.
Реджинальду было тревожно. Энрике он знал не первый год, но видеть товарища в таком взвинченном состоянии ему до нынешнего дня не приходилось. Неважно уже, что он натворил на Белом хребте! Главное — чтобы сейчас не стряслось чего похуже… Вызывать на поединок собственного друга Реджинальду хотелось меньше всего на свете. Однако и герцогине эль Тэйтана, с которой они были знакомы с детства и чьи земли граничили с его собственными, будущий граф Стрэттон беды не желал. Поэтому, взвесив все за и против, процесс принесения извинений он решил засвидетельствовать лично. Разумеется, торчать в этот момент за плечом ее светлости он намерений не имел — где они с Энрике сегодня должны были стоять в карауле, Реджинальд знал, и укромных мест там хватало. «Схоронюсь поблизости, — думал Стрэттон, осторожно пробираясь между сугробов к оружейному складу, — и проконтролирую… С Энрике же станется!» Заслышав приближающийся скрип подошв, Реджинальд прижался к стене темной кузницы, слившись с ночной темнотой. Пропустил дозорного, огляделся и снова выбрался на дорожку. Его терзало любопытство — что же, все-таки, эти двое не поделили той ночью на Белом хребте?.. — но чувство надвигающейся беды было сильнее. Реджинальд вспомнил бледное, с горящими глазами, лицо товарища, его лихорадочное бормотание, его настойчивые просьбы — и запоздало скрипнул зубами. Не стоило соглашаться! Нельзя было отдавать ему это дежурство, ведь не в себе же парень,
за версту в глаза бросается! «А теперь что? — ругая себя на все корки, думал молодой человек, машинально ускоряя шаг. — Ну как не успею?..»Что именно он может «не успеть», кадет Стрэттон представлял себе весьма смутно, но чем ближе становилась цель, тем сильнее крепла уверенность — на уговоры товарища он поддался напрасно. Обойдя очередной встречный караул и чудом не нарвавшись на одинокого дозорного возле тележного сарая, Реджинальд шмыгнул в простенок между шорней и оружейным складом, продрался сквозь сугробы, вывернул за угол и встал столбом.
Предчувствие его не обмануло.
Впереди, локтях в двадцати, у запертых ворот склада прямо под раскачивающимся фонарем стоял кадет Д’Освальдо. Напротив него, со взведенным арбалетом в руках, застыла герцогиня эль Тэйтана. Судя по лицам обоих, извинения не были приняты. «Да чтоб тебя!..» — мысленно взвыл Реджинальд, вновь срываясь с места, но все-таки опоздал. Энрике, нагнув голову, решительно шагнул навстречу Орнелле, сухо крякнул рычаг, коротко тренькнула распрямляющаяся пружина — и в тусклом свете фонаря стремительной молнией блеснул арбалетный болт. Д’Освальдо шатнуло назад. Промахнуться с такой дистанции было сложно…
Скрипнув зубами так громко, что сам на секунду оглох, будущий граф Стрэттон в три гигантских прыжка преодолел расстояние до ворот оружейного склада.
— Вы что, последний ум растеряли?! — свирепым шепотом рявкнул он, одной рукой отпихивая вновь дернувшегося вперед друга, а пальцами второй сжимая рванувшуюся вверх дугу арбалета. — Разойтись! Энрике, стой где стоишь! А вы опустите оружие, кадет! Сейчас же!
Удостоверившись, что оба приказа выполнены, Реджинальд бросил короткий взгляд на побелевшее лицо герцогини и повернулся к товарищу.
— Какого демона, Энрике?! — просвистел он. Кадет Д’Освальдо молча пожал плечами, и по лицу его скользнула гримаса боли. Стрэттон нахмурился:
— Что с рукой?
— Зацепило…
Реджинальд выругался уже вслух. И замер, как охотничий пес, навострив уши: невдалеке послышался размеренный скрип сапог по дорожке. Проверка постов? Вот уж как вовремя!
— Так, — развернулся он. — Энрике, давай сюда свой футляр. Быстро! Начкараула на подходе!
Товарищ, морщась, скользнул пальцами к поясу. Реджинальд вытянул руку, и в ладонь ему лег тяжелый футляр с арбалетными болтами. Молодой человек выдернул один из гнезда и протянул его герцогине.
— Заряжайте! — велел он. — Быстрее!
Кадет эль Тэйтана послушалась. Пока она, пытаясь совладать с трясущимися руками, загоняла болт в ложе, кадет Стрэттон кивнул другу:
— И ты давай, не копайся! Разряжай и скидывай в футляр, начкараула скажешь, что перед девушкой хотел покрасоваться и сдуру сам себе плечо продырявил… Да шевелись ты, во имя Антара! Все трое под трибунал загремим!
Скрип снега слышался уже совсем близко. Энрике, выдергивая из своего арбалета холодный болт, тоже прислушался и коротко мотнул головой:
— Прячься, Реджи. Накроют. Я всё понял.
— А вы?.. — Стрэттон обернулся к ее светлости. Та деревянно кивнула. — Хорошо. Я буду рядом. И только попробуйте снова сцепиться!
Смерив обоих многозначительным взглядом, Реджинальд тенью скользнул в темный простенок. Прижался спиной к дощатой стене, откинулся на нее затылком и прикрыл глаза, всё еще чутко прислушиваясь к тишине у ворот оружейного склада. Спустя минуту ее нарушил громкий скрип сапог и голос начальника караула. Что-то ответил Энрике. Чуть погодя что-то негромко сказала кадет эль Тэйтана…
Обошлось, подумал Реджинальд, с облегчением выдохнув. Подождав, когда снег с той стороны вновь заскрипит, осторожно выглянул из-за угла: Энрике у ворот больше не было, на посту осталась лишь герцогиня и кто-то из бойцов начальника караула. «И то ладно, — резюмировал Стрэттон. — Успел, слава богам. Бедняга Майер! Не судьба ему сегодня поспать». Вспомнив о том, что несчастного Майера на смену Энрике придут будить с минуты на минуту, а его самого, «мающегося животом», в казарме как не было, так и нет, Реджинальд встряхнулся. И, увязая в снегу, заторопился назад.