По нехоженной земле

холодильника, заполненного готовым мясом, хотя и мяса и холода здесь более чем

достаточно. Тяжело расплачивается тот, кто решил, что он в любой момент сможет

получить из богатой кладовой Арктики нужное ему количество продовольствия.

С наступлением зимы льды сковывают моря Арктики. Пелена полярной ночи

накрывает страну. Крепнут морозы. Бушуют метели. Все живое, словно подсолнечник,

тянется за солнцем. Птицы еще до наступления морозов уносятся на юг. Туда же, вслед

за отодвигающейся кромкой льдов, уходит гренландский тюлень, из некоторых районов

откочевывает и морской заяц. Из Чукотского моря вместе со льдами, прорывающимися

к югу через Берингов пролив, уходит морж. Тысячными стадами держится поближе к

разбитой кромке льдов и белуха.

Жизнь прячется и замирает. Во многих районах полярных морей из морского

зверя остается только нерпа. Но и она становится невидимой для человека: живет под

льдом, а для дыхания пользуется отдушинами, или, как здесь говорят, лунками или

продухами. Проделав лунки еще с осени в молодом льду, зверь тщательно

поддерживает их всю зиму. Снег скоро покрывает лунки сугробами. Здесь под снегом

нерпа дышит, отдыхает и приносит потомство. Выходит она на поверхность [67] льдов

и вновь становится видимой для охотника только поздней весной, когда начинает

пригревать полярное солнце. На суше зимой остаются лемминг и песец. Лемминг

строит ходы под снегом и там разыскивает себе пищу — стебельки и корешки

полярных растений. Невидимый в темноте полярной ночи белый песец охотится за

невидимым под снегом леммингом. Самцы медведи бродят среди льдов в поисках

скрытых под снегом нерпичьих лунок или подкарауливают нерп около полыней и

разводьев. По одному, по два песцы сопровождают владыку Арктики, чтобы

попользоваться тушками нерп, так как сам медведь обычно съедает одно сало.

Медведицы в начале зимы ложатся в снежные берлоги и выходят из них вместе с юным

потомством, начиная с половины марта.

Из птиц кое-где на побережье океана и на некоторых арктических островах на

зиму остается один ворон. В лютые морозы, оставляя за собой след кристаллизованного

пара, он носится над тундрой, обросший большими намерзшими бакенбардами, и

оглашает зловещим карканьем застывшие пространства.

Поэтому зимой Арктика кажется безжизненной. Добыть медведя при таких

условиях можно лишь случайно, а подледный промысел на тюленя требует огромной

затраты сил и времени. Обычна в это время только охота на песца с помощью капканов

и ловушек. Этот промысел дает ценный мех, но не дает мяса. А мясо здесь бывает

дороже самых ценных соболей.

Нужно сказать, что и летом, когда полярные моря кишат зверем, добыча дается

здесь нелегко. Охота всюду трудна — и в тропических джунглях, и в горах, и в

сибирской тайге, и во льдах Арктики. Она требует от человека много упорства,

здоровья, тренировки, выносливости, наблюдательности и настоящего тяжелого труда.

Я говорю не о любительской охоте, являющейся приятным спортом, или, по

ироническому выражению Журавлева, «благородной страстью», а о той охоте, от

которой зависит благосостояние человека, выполнение какой-либо намеченной им цели,

тепло в его жилище, а иногда и собственная жизнь охотника. А в Арктике как для

местного населения, так и для русских промышленников и исследователей зачастую

только такой вид охоты и существует. Это постоянная борьба. Суровая природа

накладывает на нее особый отпечаток. Человек, живущий здесь охотой, должен иметь

железный организм, верный глаз и сильную, твердую руку. Кроме привычки к тяжелому

физическому труду, он должен иметь силу воли, часто итти на опасность.

Наблюдательность, опыт и знание природных условий уменьшают [68] опасность, но не

уничтожают ее. Приходится бороться и с природой и со зверем.

Все это в одинаковой степени относится к жителю Чукотки или острова Врангеля,

выходящему в открытое море на кожаной байдарке на самую опасную охоту в Арктике

— на моржа; и к охотнику побережья полярных морей, идущему в поисках зверя на

морские льды и каждую минуту рискующему быть оторванным и унесенным в море; и

к новоземельскому промышленнику, борющемуся в маленькой Стрельной лодочке со

знаменитым новоземельским «стоком»{10}; и к помору, ведущему бой гренландского

тюленя на пловучих льдах; и к полярному исследователю, стремящемуся обеспечить

свою экспедицию мясом силами участников самой экспедиции.

Наиболее совершенное оружие само по себе не может сделать охоту удачной, если

оно не будет в надежных руках опытного полярного охотника. Поэтому-то память

человечества упорно хранит так много трагедий из истории исследования полярных

стран. Нередко хорошо вооруженные иностранные экспедиции гибли от цынги и голода

и даже доходили до людоедства в таких районах, где перед ними лежали непуганые

стада зверя.

Двое из нас, высадившихся на безымянном островке, уже достаточно знали

полярные условия и имели свои собственные представления о них. Для нас Арктика не

была ни «страной отчаяния», ни «безжизненной пустыней», ни той страшной частью

нашей планеты, которая не вызывает у человека никаких чувств, кроме печали,

бессилия и обреченности, как ее рисовали европейские и американские

путешественники. Но вместе с тем мы были далеки в своих представлениях об

Арктике, как о счастливой Аркадии.

Мы знали, что достаточно испытаем морозов и как благодать будем воспринимать

летнее тепло в 4—5°; услышим достаточно громкий вой метелей и грохот ломающихся

льдов, а временами будем напрягать слух, чтобы услышать хоть один звук в часы