По нехоженной земле

максимального ожесточения — на снегу появились рубиновые капли крови. Наконец

один из бойцов не выдержал. Большими скачками он устремился в сторону морских

льдов. Снег выдавал весь позор его бегства, — между отпечатков лап виднелась

отчетливая полоска: потерпевший поражение уходил с поджатым хвостом. Победитель

начал было преследование противника, но через сотню метров повернул обратно.

Дальше пошел опять двойной след. Причем один след шел почти по прямой

линии, и на нем кое-где можно было найти капельки крови, а другой извивался около

первого крутыми петлями. Первый из них безусловно принадлежал бойцу, а второй —

его подруге, очевидно заигрыванием и грациозными прыжками вознаграждавшей

победителя за разодранные уши или прокушенную лапу. Звери ушли к земле, к

семейным радостям.

Лишь одного мы не могли прочесть в, снежной летописи: с которым из героев

бурного романа ушла самочка по этому пути. Был ли это тот, который сопровождал ее

раньше, или случайная встреча стала для него роковой? Сравнивая следы, мы пытались

разрешить и этот вопрос, но — увы! — искрящийся ковер не желал выдать тайны.

Еще чаще встречались следы леммингов. Их одинаково много было и на берегу и

на льду. Следы беспорядочно петляли в различных направлениях и говорили о том, что

пригревающее солнце вернуло к деятельности грызунов, проводивших зиму под

снежным покровом. Вероятно, при тщательной расшифровке строчек, оставленных

лапками зверьков, можно было бы прочесть не одну интересную историю, но у нас не

было времени для такого кропотливого занятия. Только случайно мы наткнулись на

следы трагедии. След лемминга встретился со следом песца. Грызун бросился в

сторону, сделал несколько зигзагов, но, конечно, не мог уйти от зубов быстроногого

хищника. Однако песец не съел своей жертвы, [223] а закопал ее в снег. Сомнительно,

чтобы он собрался вернуться за своей добычей. Да и вряд ли в этом могла появиться

нужда. Леммингов достаточно было всюду. Скорее всего здесь сказался инстинкт песца.

Как истый хищник, он, даже сытый, не мог пропустить встретившейся добычи.

Перед остановкой мы поймали на льду сначала одного, потом другого лемминга.

Посадили зверюшек в банку из-под пеммикана и могли рассмотреть их во всех

подробностях. Оба они были в зимних нарядах — брюшко светлосерое, спинка заметно

темнее — чуть серебристая, с темнокоричневой, почти черной полоской по хребту.

Один из леммингов достигал в длину 15 сантиметров, другой — не более 13. Толстые и

широкие, на низеньких ножках, они похожи были на пушистые детские рукавички или,

еще больше, на подушечки для булавок. Хвостики, длиной в полтора сантиметра,

напоминали петельки, за которые подвешиваются такие подушечки. Когда кто-либо из

нас протягивал руку, зверюшки принимали явно угрожающую позу и отчаянно пищали.

Тогда во рту у них были видны длинные изогнутые резцы, а из шерсти на подошвах

передних лапок высовывались длинные, но плоские и тупые когти, приспособленные к

разгребанию снега, но никак не для защиты. Единственным оружием леммингов

является угрожающий писк, но вряд ли он способен остановить песца, сову,

бургомистра или поморника — извечных врагов маленького грызуна. Даже нора летом

спасает его только от птиц, но никак не от песца.

В палатке мы угощали и наших пленников. Лемминги грызли замерзшее

сливочное масло, потом охотно хрустели галетами и, наконец, к нашему удивлению,

еще охотнее принялись за уничтожение спичек. Похоже было, что карельская осина

пришлась грызунам по вкусу не менее, чем миниатюрные побеги полярной ивы и

корешки трав.

Сами мы на этот раз совместили в одно и обед и ужин в четвертом часу, спать

легли в шестом, а потом завтракали в 14. Круглосуточное солнце давало нам

возможность работать, есть и отдыхать тогда, когда это было наиболее удобно.

Остаток дня заняло обследование трех небольших скалистых островов, лежавших

грядой поперек пролива, против мыса Октябрьского. Еще в мартовскую поездку, на

обратном пути от мыса Ворошилова, я посетил их и в береговых обрывах обнаружил

богатую ископаемую фауну. Теперь мы снова заехали на острова. Они оказались

сложенными известняками с большим включением кораллов и брахиопод.

Под обрывами островков нашли следы недавнего пребывания птиц, но самих их

не обнаружили. Возможно, они отлетели куда-то поближе к вскрытым льдам. [224]

Вечером подул северо-восточный ветер, а ночью началась желанная метель. Ветер

не превышал 10—12 метров в секунду, дул ровно. Сутки мы просидели в старом лагере

и на этот раз нисколько не тяготились задержкой, так как знали, что метель с каждым

часом улучшает дорогу.

И действительно, мы сразу убедились в этом, как только 30 апреля снова

пустились в путь. Рыхлого снега на прибрежной полосе точно не бывало. Зато между

лежащими грядой айсбергами он местами доходил до пояса. Запомнив на всю жизнь, в

какую ловушку мы с охотником когда-то попали, забравшись в гущу ледяных гор,

теперь я тщательно обводил наш караван мимо пагубного места и не отрывался от

узенькой полоски ровного льда между берегом и айсбергами. Но и здесь работа

ледников давала себя чувствовать. На последних пяти километрах перехода стали часто

попадаться участки с выжатой на лед морской водой. Она превратила снежный покров в

клейкую кашицу. Собаки шарахались в сторону, но деваться было некуда. Справа шел

наполовину обнаженный из-под снега и поэтому непроходимый для саней берег, а слева