По образу и подобию
Шрифт:
· ^
[7] Задар (хорв. <b<zadar< b="">, итал. Zara)</b<zadar<> - город в Хорватии. Находится в центральной части побережья Адриатики. В 1105 году Задар по Трогирскому соглашению признал власть венгерского-хорватского короля на условиях весьма широкой автономии. После этого город оказался вовлечённым в постоянные войны между королевством и Венецианское республикой, в результате чего многократно переходил из рук в руки. Для венецианских торговых путей в Адриатике Задар был ключевым пунктом, поэтому Венеция боролась за город ожесточённо. Население города было на стороне королевства, которое предоставляло задарчанам существенно большую автономию, чем Венеция. В середине XII века венецианцы подчиняют Задар, два восстания горожан
Глава 4.
Рим, Patriarkio
25 октября 1198 г.
– ... вот таковы, мессер, планы этих разбойников, этих безбожников, венецианских купцов! И гореть мне в аду, если я когда-нибудь слышал что-то, хотя бы наполовину столь же коварное!
– Кардинал Соффредо остановился, ибо последние минуты вел рассказ уже на ногах, нервно меряя покои Его Святейшества из угла в угол. Промокнул лоб платком, хотя было совсем не жарко, и разъяренно добавил, - сам дьявол не смог бы придумать ничего лучшего для посрамления усилий Святой Церкви по освобождению Святой земли от его приспешников!
Его Святейшество Иннокентий III молча сидел в своем кресле, задумчиво перекладывая почти квадратные бусины черных гранатовых четок. По костистому, еще не старому лицу нельзя было прочитать ничего, что свидетельствовало бы о реакции на услышанное. Лишь побелевшие складки, уходящие от крыльев носа в коротко постриженную седую бороду, стали еще резче. Да жилы на лбу вздулись несколько более обыкновенного.
Прошла минута, другая - пока, наконец, Папа не принял какого-то решения. Взгляд переместился на ожидающего его слов собеседника. Мягкая улыбка тронула уголки рта, и тихие, спокойные слова, как бы подчеркивая взвинченный тон только что умолкшего кардинала, заполнили комнату.
– Ну, что ж, Эррико, ты вновь послужил Святой Церкви, и сделал это лучше, чем кто бы то ни было другой на твоем месте... Не спорь!
– возвысил он голос на попытавшегося было возразить мессера Соффредо, - твоя задача была неимоверно трудна. Посылая тебя на Риальто, я молил Господа, чтобы тебе, сын мой, удалось выяснить хоть что-то. Но, честно говоря, не очень-то надеялся на успех. То, что тебе удалось хотя бы отчасти раскрыть планы этих морских разбойников - воистину чудо Господне!
Иннокентий вновь погрузился в размышления, но теперь уже совсем ненадолго, секунд на десять-пятнадцать, не более.
– Да, конечно жаль, что твоя ящерица далеко не все смогла услышать из-за шума бури. И еще менее сумела из услышанного понять и донести до нас. Но мы и не вправе требовать большего от уличного мальчишки, выросшего в шайке римских воров.
– Иннокентий перебрал несколько бусинок в четках.
– Итак, что из услышанного мы можем принять в качестве достоверных сведений?
– Первое.
– Папа большим пальцем отщелкнул бусинку.
– Готовится покушение на Ричарда. Мы это предвидели и приняли свои меры. Венецианцам они известны, и нечестивцы ищут способы их обойти. Какие способы будут найдены, мы предугадать не можем. Все, что в наших силах, это еще более усилить меры безопасности. Письмо командору гвардии уйдет сегодня же.
– Второе.
– Еще одна бусинка отправилась вслед за первой.
– Нам известно, кого они прочат в предводители христового воинства. Признаться, сейчас я не вижу ни одного способа отклонить кандидатуру маркграфа Монферратского, если до этого дойдет. Впрочем, время подумать на эту тему у нас еще есть.
– Третье.
– Иннокентий задумался, и последняя бусинка далеко не сразу присоединилась к первым двум.
– Каким-то
– Папа нахмурился и чуть более угрюмо произнес.
– Признаться, это для меня самая темная часть плана. Именно здесь, как нельзя более важны детали. А их у нас, увы, нет.
– Это значит, мессер, - взгляд понтифика уперся в Соффредо, - что ваша задача остается прежней. Быть рядом и все время начеку. Участвовать во всем, что выпадет крестоносцам в проклятой Богом Венеции. И в нужный момент увидеть то, что окажется недоступным взгляду простых воинов. Увидеть под ворохом листьев детали настороженной ловушки!
Соффредо поклонился и отступил, было, к выходу. Однако в движениях его сквозила некая неуверенность, что не укрылось от взгляда Папы.
– Ты испытываешь сомнения, сын мой! Твою душу грызет некая мысль, но ты не решаешься высказать ее вслух.
– Повелительным жестом Иннокентий указал на кресло, в которое тотчас опустился его собеседник. Сам сел в кресло напротив.
– Быть может, какие-то детали предстоящего дела, которых я не вижу отсюда, из Рима, но которые видны тебе? Тогда самое время обсудить их, пока мы вместе, и расстояния нас еще не разделили...
Мессер Соффредо с видимым трудом оторвал глаза от пола и взглянул в лицо его Святейшества.
– Нет, отче. Я не вижу в предстоящем задании каких-то новых трудностей, кои заметно превышали бы то, с чем мы уже столкнулись в Венеции. Но, ... вы правы. Вы правы!
– Взгляд Соффредо обрел, наконец, уверенность, а гордый голос вновь напомнил о десятках поколений благородных предков, заседавших в Сенате еще во времена великого Цезаря.
– Вы правы, мессер, мою душу терзает вопрос, и я не нахожу на него ответа!
– Кардинал запнулся, не зная с чего начать. Иннокентий терпеливо ждал. Наконец, Соффредо попытался сформулировать свою мысль.
– Я неоднократно беседовал с дожем Дандоло. Это воистину великий человек! Он обладает выдающимся умом, великолепным образованием, огромным опытом.
Кардинал, похоже, нащупал свою мысль, и теперь слова лились из него все быстрее и быстрее.
– С мессером Дандоло можно говорить практически на любую тему, и всегда его познания будут поражать своей глубиной, а суждения - своей оригинальностью и непоколебимой логикой.
– Соффредо на секунду остановился и тут же продолжил.
– А сами венецианцы! Я видел Венецию. И меня не покидало удивление от увиденного - насколько разумно и добротно организована жизнь этого города! Воистину, на одних лишь песках и болотах люди сумели создать державу, способную сегодня бросить вызов любому христианскому государству!
Кардинал снова остановился, сжимая кулаки в душевном волнении. Его дыхание участилось, выступивший, было, румянец тут же сменился бисеринками пота. Папа с видимым интересом наблюдал за всеми этими эволюциями, но по-прежнему хранил молчание. Наконец, Соффредо подошел к главному.
– Я не могу понять - почему?! Почему все эти люди, обладающие мудростью и мужеством, огромной житейской сметкой и невероятной, уму непостижимой изобретательностью - почему они обращают свои таланты во зло? Почему они не с нами, а против нас?!
Иннокентий понимающе кивнул и поднялся из кресла. Придержав за плечи, усадил обратно попытавшегося тоже встать кардинала. Прошелся по комнате. Затем подошел к Соффредо, наклонился и запечатлел у него на лбу легкий пастырский поцелуй.
Удивительное дело, но эта отеческая ласка вдруг разом вымела в душе Соффредо всю горечь и накипь непонимания. Осталось лишь спокойное внимание к тому важному, что сейчас будет сказано.
– Мой бедный Эррико, - Иннокентий ласково улыбнулся, и кардинал невольно ответил на его улыбку своей. Так называла его когда-то мама, особенно когда нужно было смазать щипучей настойкой ободранное колено или синяк под глазом.
– Ты слишком много времени провел в седле, мотаясь из города в город, из страны в страну, распутывая козни врагов нашей матери Церкви. Такая жизнь приличествует скорее воину, нежели духовному лицу...