По правилам и без

— Сегодня у меня нет настроения играть с тобой в «Угадайку», поэтому скажу прямо. Я хорошо знаю Кирилла, и прекрасно вижу его отношение к другим людям. Так вот, ты его чем-то раздражаешь, — сказал — как отрезал. Будто я и без него не заметила. Только вот догадываться самой — это одно дело, а вот слышать от другого… Это достаточно обидно, тем более когда раздражать, по большому счету, и нечем. Ну не внешним же видом? Или у этого, как сказал Воронцов, мажора строгие эстетические вкусы, и ему категорически противны люди в дешевой одежде?

Хотя, это я утрирую — и так ведь ясно, что дело тут в чем-то другом, может, и не во мне даже. Во всяком случае, мне почему-то очень захотелось, чтобы все было именно так.

— Расслабься, дело не в тебе, — заметив мое замешательство — очень хотелось верить, что не в обиду, — «успокоил» меня Дима. — Но я сейчас даже не об этом. Вот уж не знаю, чем именно, но ты его заинтересовала.

А вот это уже удивило. Я с сомнением посмотрела на обычный свитер, потертые джинсы и отродясь не видевшие профессионального маникюра ногти — картина получилась более чем неутешительная. И, заметив это, Воронцов поспешил объясниться:

— Нет, не в этом смысле. Как человек, личность, если можно так выразиться. У него вообще отменное чутье на людей, многих он видит едва ли не насквозь, — парень чему-то улыбнулся, должно быть, вспомнил что-то, но тут же стал серьезным. — Белка, держись от него подальше. Это сложно объяснить, но так надо.

— Ты же знаешь, я понимаю сложные вещи, — начала было я, но тут же осеклась под тяжелым взглядом невозможных серых глаз.

— Прости, но это не тот случай, — и снова как приговор: ты мне даже не друг, тебе нельзя знать семейные тайны. Что ж, я и не настаиваю, только вот чем ты, Воронцов, сейчас лучше своего дяди, который велел нечто похожее, тоже ничего не объясняя?

— Воронцов, — я постаралась справиться с нарастающим раздражением, но получилось это не слишком-то хорошо, и мои слова прозвучали слишком резко: — Если ты не знаешь, Кирилл Викторович — лечащий врач моей мамы, и при всем желании мне придется с ним видеться и разговаривать ближайшие две недели. К тому же, следуя твоей логике «ничего не проси объяснить, просто сделай так, как я говорю», мне следует послушать твоего дядю и перестать общаться с тобой. Хотя, мы и так не слишком-то общаемся. А теперь, прости, но мне нужно к маме, — и, резко встав, направилась к двери.

Знаю, глупо, знаю, по-детски, знаю, незаслуженно, но ничего с собой поделать не могу. Ни с самыми неудачными словами, ни с явно оскорбленным тоном, ни с непонятной обидой внутри… А ведь, по сути, мне не на что обижаться: мы с Воронцовым друг другу, и правда, никто, он мне ничего не должен (кроме любимой заколки, про которую я благополучно забываю), но хочет помочь — и сегодня, и вчера, иначе бы с Катей наверняка был Керн. Но это все я понимаю умом, а сердце, чертово сердце, не раз портившее мне жизнь не только аритмией, уперлось в детскую обиду. И оно же болезненно сжалось, когда я открыла дверь и покинула теперь почему-то ненавистный кабинет, услышав за спиной лишь щелчок зажигалки.

«Все-таки куришь, значит», — неизвестно зачем отметила про себя я, горько улыбнувшись. И без того плохой день достиг разряда «худших», а мама, пока я вела беседы с семейством Воронцовых, успела уснуть — а, может, ей просто дали снотворное или успокоительное. Хотя, это даже лучше — я не напомню какой-то случайной фразой о непонятном мамином страхе. А в том, что ей стало страшно, сомнений у меня не возникло. Черт, ну почему я не спросила у Димы, знакомы ли наши родители? Хотя, это бы мало что дало, но точка опоры позволила бы Архимеду перевернуть земной шар*. Хотя, тут он, конечно, ошибался — ну а там кто знает?

Впрочем, мне сейчас было совсем не до открытий Архимеда: хотелось взвыть или, того хуже, напиться. Желательно 96-процентного спирта, и даже не этилового, а метилового, чтобы наверняка. Вчера мне было страшно и больно, а сегодня слишком паршиво. И я до того погрузилась в свои нехорошие мысли, что не заметила стоящего возле ограждения больницы человека.

— Рыжая, подожди, — Дима окликнул меня так неожиданно, что я сначала ответила резкое «Чего тебе?», а уже потом сообразила, что опять повела себя слишком глупо. — Не обижайся ты, я ведь просто идиот.

Такое неожиданное откровение стало последней каплей: на меня накатило состояние, близкое к истерике — я вдруг засмеялась, причем так громко, что люди вокруг начали с опаской коситься в мою сторону, а Воронцов даже отпрянул.

— Белка, успокойся, — парень, удостоверившись, должно быть, что кидаться я ни на кого не собираюсь, взял меня за плечо и посмотрел в глаза, — иначе я отведу тебя к Кириллу, а тот созвонится со своими знакомыми психиатрами, и упекут тебя в Сабурову дачу**.

— Прости, это уже истерика, — не стала скрывать очевидного я, придя в себя. Стало невыносимо стыдно, захотелось провалиться куда-то под землю, но даже позорно сбежать не позволила все еще сжимающая мое плечо Димина рука. И его глаза, такие понимающие и теплые, несмотря на свой холодный цвет.

— Расслабься, я все понимаю, — Воронцов улыбнулся и только потом заметил, что все еще держит меня за плечо. Чуть стушевавшись, он опустил руку и продолжил, глядя куда-то наверх, в окна больницы. — Я вообще-то пришел сегодня не к Кириллу, его рожу я и так созерцаю не меньше трех раз в неделю, и этого более чем достаточно. Катя просила тебе передать, что защиту проектов по биологии перенесли на завтра, на пятый урок. Щербатова, кажется, сегодня уехала куда-то с родителями на весь день, то ли к родственникам, то ли просто на природу, где сеть не ловит…

Но я уже ничего не слушала, а рылась в карманах в поисках мобильного.

— Без двадцати пять. Как думаешь, библиотека еще работает? — от недавней вспышки не осталось и следа, а вот раздражение вкупе с опасением накатило с головой. На следующую неделю несравненная Жаба Павловна задала нам подготовить проекты (распечатанная презентации ли, стенгазета ли на паре ватманских листов — это не столь важно) на тему «Генетика». Вроде бы, ничего сложного, особенно если есть интернет, но вся проблема в том, что требования нашей несравненной биологички едва ли не выше, чем в ВУЗах. Для любого проекта или реферата она требует по меньшей мере три разных источника, со ссылками на страницы, и вполне может принести какую-нибудь книгу из «Списка использованной литературы» тут же на урок и заставить искать, откуда же был взят какой-нибудь тезис. И ведь обязательно пристанет именно ко мне — не любит еще с восьмого класса. Как, впрочем, и половину нашей школы.

— Работает, — Дима не стал уточнять, зачем мне библиотека, и бодрым шагом направился в ее сторону — будто у него завтра был «любимый» урок. И как же хорошо, что он решил помочь: самой дотащить эти три книги, по 500, как минимум, страниц каждая, было бы слишком проблематично, если не травмоопасно. Да и без книг я умудрилась поскользнуться, чем вызвала только смех и ни капли сочувствия.

— Спасибо, что помог, — вот так вот стоять, прощаться, у подъезда… это наталкивало на определенные мысли, которые я тут же гнала от себя. Книги уже были у меня в руках, донести их на седьмой этаж не сложно, даже если идти по ступенькам, но вот совершенно не хотелось подниматься домой одной. Но, с другой стороны… А, к черту другую сторону!