По прочтении сжечь

– Мне недавно сказали об этом, - ответил Донахью.
– Непременно схожу. Любопытная судьба у этого замечательного мастера. Пока был пьяницей и бродягой...

– Это был Верлен от живописи, - заметил Уилкинсон.

– Вот именно, он был форменным пропойцей, в пьяном виде делал потрясающие шедевры и прославился на весь мир. А с тех пор как его прибрала к рукам богатая вдова и поселила в шикарном доме, он перестал писать. Говорят, теперь он только молится и пьет лимонад. Утрилло, увы, кончился.

Уилкинсон покачал головой:

– Жаль. Я очень люблю одну его картину. Написана, кажется, в тринадцатом году. Это - деревенская церковка с часами на башне. Изумительная серо-зеленая гамма.

Уайт вышел из кабинета и столкнулся у входа в бюро с Шривером.

– Энди!
– воскликнул Уайт.
– Как дела?

Шривер заметно осунулся, виски у него стали совсем белыми.

– Уилкинсон не хочет пускать меня обратно в бюро. Спасибо Донахью, устроил в контрразведку в Пёрл-Харборе. Буду помогать Уолшу. Контр-адмирал Тернер сказал мне: "Вы едете в самое безопасное место в мире".

За его спиной показалась голова Пейджа:

– А вы, Энди, тоже считаете Пёрл-Харбор безопасным местом?

Шривер засмеялся:

– Нет, не считаю. Я знаю, что японские адмиралы умеют выбирать места для ударов.

– А у нас наверху не понимают этого, - сказал Пейдж.

Уайт протяжно вздохнул.

– Такое впечатление, - произнес он глухим голосом, - как будто японцы изобрели страшное оружие. Направляют из Токио через весь океан невидимые лучи на наших начальников и усыпляют их мозги.

29 ноября

Кита получил условную телеграмму, означавшую, что 29 ноября прибудет тайный дипкурьер, с которым надо встретиться на пароходе.

По расписанию пароход "Акаси-мару" должен был прибыть в Гонолулу в девять часов утра - он шел из Кобе в Мексику, с заходом на Гавайи. Но пароход опоздал из-за шторма на три с лишним часа.

Кита поднялся по трапу. Его встретил помощник капитана с черной повязкой на глазу. Он провел генконсула к себе в каюту и ушел. Спустя минуту явился дипкурьер.

Кита видел его впервые. Дипкурьер назвался Огасавара. Сразу было видно - он не чиновник ведомства иностранных дел, а офицер. И не ниже капитана второго ранга. Судя по раскрасневшемуся лицу, он выпил с утра.

– Какие у вас новости?
– спросил Огасавара.

Кита ответил:

– Авианосец "Энтерпрайз" вышел из Пёрл-Харбора и направился на Уэйк.

– Когда вышел?

– Три дня тому назад.

– Это прекрасная новость. За нее надо выпить.
– Дипкурьер достал из шкафа бутылку саке и наполнил чайные чашечки.
– Я, очевидно, останусь в Мексике. Обратно все равно не успею.

Кита отпил полчашки:

– Значит, наши вышли с Курил?

– Да. Вы получите директиву о сожжении документов, и сейчас же после этого последует сигнал.

– Знаю. Мои люди уже дежурят круглосуточно у радиоприемника.

– Сигнал может быть передан и в виде телеграммы о назначении секретарей Касиваги и Минами - это будет означать, что мы начинаем.
– Дипкурьер осушил чашку и громко икнул.
– А может быть, не получите никакого сигнала, не до этого будет.

– Пожалуй, можно будет приступить к ликвидации документов, не дожидаясь телеграммы.

Дипкурьер кивнул и согнал с лица улыбку. Вытащив из кармана листок, он сказал:

– Давайте проверим пункты, откуда будут даваться сигналы подлодкам. У вас все готово?

– Когда начать подачу сигналов?

– С завтрашнего вечера. Значит так...
– дипкурьер поднес листок близко к лицу и зажмурил один глаз: - С чердаков домов в бухте Раникай и в деревне Калама.

– Это на Оаху, а на Мауи - с пункта между Ровакула и Балеакала.

Дипкурьер спрятал листок в карман и спросил:

– Как дела у Идэ?

– Он мне не говорит, но, по-видимому, все хорошо.

– Передайте ему, что накануне событий ему сообщат через связного, что надо делать. Назовите мое имя, он знает.

– А он не будет сердиться, что я не устроил ему встречу с вами? У него тяжелый характер.

Огасавара рассмеялся.

– Не советую с ним ссориться. Очень решительный человек. Не постесняется даже вас... Будьте осторожны. Время такое, нервы у всех на пределе.
– Он улыбнулся и поклонился.
– Извините меня, я немножко выпил.

– Ну что вы, - Кита тоже поклонился.
– Я тоже выпил. Только не надо путать: у трапа меня встретил человек с черной повязкой вместо белой. Значит, ударим?

– Да.
– Огасавара сделал жест фехтовальщика, опускающего меч на голову противника.
– Наверное, через неделю.

– Тренировку закончили?

– Да. Несколько месяцев упражнялись в Кагосиме, сделали из бухты макет Пёрл-Харбора. Летали бреющим полетом над бухтой и тренировались в сбрасывании торпед и бомб. А Сакурадзима исполняла роль острова Форд.

– Технику сбрасывания на мелководье отработали?

– Научились сбрасывать на глубинах менее тридцати футов. К торпедам приделываем специальные стабилизаторы "Кай-два".

– Молодцы. Меньше тридцати!
– с восхищением произнес Кита. Он рассмеялся: - Вот будет сюрприз для американцев - этого они никак не ожидают.

На прощание Огасавара сказал:

– Итак, ждите со дня на день. Все будет зависеть от погоды.

Сойдя с парохода, Кита поехал на Ривер-стрит; вышел из машины, покружил по переулкам и, убедившись, что за ним никто не следит, направился в китайский ресторанчик.

В маленьком зале на первом этаже сидели торговые моряки - европейцы и негры. Пройдя зал, Кита поднялся по крутой лесенке наверх. В крохотной, прокопченной каморке, устланной красными одеялами, сидел Баллигант. Столик перед ним был уставлен блюдами и пустыми жестянками из-под пива.

Кита бросил взгляд на Баллиганта и усмехнулся:

– Сегодня все пьют. И вы тоже, вижу, накачались.

Баллигант махнул рукой, задев бутылку. Она упала со столика.

– Пришлось утром выпить с одним человеком... по делу.
– Он тяжело дышал и с трудом ворочал языком.
– Но я... Я сколько бы ни выпил, не теряю сознания. Наследственная черта.