По прозвищу Святой. Книга первая
Шрифт:
Максим с двадцатью лучшими стрелками залёг по склонам балки рано утром, когда облака в восточной части неба окрасились красным.
— Прольётся кровушка сегодня, — пробормотал дядька Аким, лежащий рядом с Максимом. — Ох, прольётся.
Шестидесятидвухлетний пасечник и травник убедил Максима, что вполне способен участвовать в операции наравне с молодыми.
— Я, может, так быстро бегать уже не могу, — сказал он, — но стреляю, думаю, не хуже тебя, Коля.
— Это вряд ли, — не поверил Максим.
— А ты проверь.
Они устроили испытание на поляне, отведённой под стрельбище, и Аким доказал,
— Рядовой двенадцатого Туркестанского стрелкового полка Аким Пухнатый стрельбу закончил, — отрапортовал он, поднимаясь и передавая винтовку Максиму. — Сделай получше, Коля.
— Пожалуй, лучше не сделаю, — ответил Максим, когда быстроногий Яшка притащил мишень. — Патроны поберегу. Так ты воевал, дядя Аким?
— С пятнадцатого по семнадцатый, два года. Двенадцатый Туркестанский стрелковый, говорю же. Снайпером был. Потом дизентерия, госпиталь, революция… Долго рассказывать. Так что, берёшь?
— Беру, как не взять. Такие стрелки мне нужны как воздух.
Сначала мимо них в сторону карьера проехало три грузовика, набитые вооружёнными мельниковцами. Это была основная расстрельная команда, которой должна была заняться другая часть отряда.
Затем, в расчетное время, со стороны реки и города показалась длинная колонна или, вернее сказать, длинная толпа гражданских. Люди тащили с собой чемоданы, узлы и мешки. Маленькие дети на руках. Изо всех сил старающиеся не отстать старики и старухи. Шли молча. Даже дети испуганно молчали — никто не плакал, не кричал, не разговаривал.
Впереди, сзади и по бокам толпу окружали мельниковцы и немцы.
Максим насчитал тридцать два человека. Двадцать семь мельниковцев и пять немцев — половина отделения.
Почти все мельниковцы были облачены в красноармейскую форму, попавшую к ним с захваченных советских складов. Только на воротниках виднелись жёлто-голубые петлицы, а на левых рукавах — такие же «жовто-блакитни» повязки с буквами «У. А.» посередине.
«Украинская Армия», — так расшифровал эту надпись Максим. Армия, мать его. Сборище бандитов, насильников и психопатов.
Он вспомнил относительно недавнюю историю России, русско-украинскую войну двадцатых годов, принесшую столько горя и начавшуюся вот из-за таких же ублюдков-националистов — потомков тех, кто сейчас с советским оружием в руках конвоировал на смерть толпу евреев Коростыня, и скрипнул зубами.
Какие же, всё-таки, подонки. Ведь каждый из них уверен, что идёт на святое дело — избавить «рiдну неньку» [21] от жидов. Которые, как всем известно, распяли Христа и вообще нелюди. Все до одного.
Накануне прошёл дождик. Он прибил дорожную пыль, и теперь воздух был чист и ясен.
Это хорошо, подумал Максим. Стрелять удобнее.
Прикинул длину толпы. Получалось около ста пятидесяти метров.
А длина балки — триста с лишним. Нормально, как и было рассчитано.
Пора? Пора.
Вытащил ракетницу, взвёл курок, выстрелил.
Красная ракета взвилась над балкой.
Максим убрал ракетницу, поймал в прицел голову ближайшего к нему мельниковца, и выстрелил.
Враг
упал, даже не вскрикнув.Максим передёрнул затвор и снова выстрелил.
И ещё раз. И ещё. И ещё.
Пять выстрелов — пять тел на дороге, из которых трое — немцы.
Он вставил новую обойму.
Теперь выстрелы гремели со всех сторон. Все бойцы Максима были вооружены винтовками Мосина и немецкими «маузерами» и теперь били по врагу одиночными — быстро и точно.
А вот со стороны карьера Максим различил автоматные и пулемётные очереди — это вступила в бой вторая часть отряда.
Двадцать семь мельниковцев и пятеро немцев жили несколько минут.
Кто-то из них пытался отстреливаться в белый свет, как в копеечку. Кто-то бросился бежать. Но партизанские пули, в конце концов, нашли всех.
Даже никого из евреев случайно не убили, что было уже совсем великой удачей. Правда, двое — мужчина и женщина — оказались ранены, но легко.
Когда всё было кончено, Максим поднялся и посмотрел в сторону карьера. Автоматная и пулемётная стрельба там тоже стихала.
Значит, Нечипоренко с Сердюком и остальными сумели выполнить задачу.
Зелёная ракета, взлетевшая над карьером через две минуты, подтвердила, что так и есть.
— Товарищи евреи! — зычно крикнул Максим так, что слышно было всем.
Толпа внизу притихла. Где-то плакали испуганные дети, но их быстро успокоили.
— Меня зовут Николай Свят.
«Святой, — пронёсся по толпе шелест голосов. — Это Святой!»
— Вас вели к карьеру, где собирались расстрелять. Теперь вы спасены. Но ещё ничего не кончилось. Сейчас те из вас, кто хочет сражаться в наших рядах, в рядах партизанского отряда «Червонный партизан», забирайте оружие и патроны у убитых ОУНовцев и немцев. После этого все движемся в сторону карьера. Там есть машины. Их мало, все не поместятся, но можно погрузить тех, кто не способен долго идти — пожилых, больных, женщин с маленькими детьми. За руль сядут те, кто умеет водить. Есть такие?
«Есть! Есть!» — послышались выкрики из толпы.
— Отлично. Не знаю, куда вы поедете. Я бы советовал в сторону Овруча и дальше на восток. Там, в чернобыльских лесах, можно укрыться. Пока не пришли холода, ройте землянки, делайте заготовки на зиму… Не знаю. Выживайте. Это ваша задача — спасти себя и ваших детей. Мы постараемся помочь, но на многое не рассчитывайте. Наша задача — уничтожать немецких оккупантов и предателей. Ваша задача, повторю, выжить. Всё, пошли, времени мало.
Сначала один молодой мужчина, затем второй и третий, потом ещё несколько отделились от толпы, подбирая оружие убитых.
Партизаны спустились вниз.
— Пошли, пошли! — раздались команды. — Ходу, товарищи евреи, ходу, времени нет!
Кто-то плакал, кто-то истерично смеялся, кто-то задавал вопросы, на которые не было ответов. Но, в конце концов, толпа двинулась вперёд.
До карьера им оставалось пройти чуть меньше километра, когда Максим услышал в голове голос КИРа.
— Максим, плохие новости.
— Слушаю.
— Южный дрон-разведчик только что передал информацию. Со стороны Житомира сюда движутся немцы. Быстро. Большая колонна. Грузовики, набитые пехотой, бронетранспортёры. Рота танков. Судя по всему, усиленный полк.