По прозвищу Святой. Книга первая

Единицам, самым опытным и везучим, удавалось, избежав пули в окне и на земле, перекатиться и броситься в сторону, в надежде где-нибудь укрыться. Но казарма была окружена со всех сторон, а партизаны стреляли, не жалея патронов.

Через десять минут этого избиения подоспели ещё пять человек — те, кто расправлялись с офицерами и унтер-офицерами. Там уже всё было кончено, и пора было помочь товарищам. Впрочем, и товарищи уже заканчивали свою кровавую работу.

Ещё через пять минут всё было кончено.

Последние, оставшиеся в живых немцы, сообразив, что шансов на спасение нет, соорудили из простыни белый флаг, высунули его из окна второго этажа и закричали:

— Wir geben auf! [2]

— Не стрелять, — скомандовал партизанам Максим и крикнул. — Gehen Sie mit erhobenen Handen aus! [3]

Флаг исчез из окна.

— Приготовиться, — негромко сказал Максим.

С поднятыми руками и без оружия немцы один за другим начали выходить из казармы.

Максим насчитал двенадцать.

— Alles? [4] — спросил он.

— Ja [5] — ответили ему.

— Огонь! — скомандовал Максим.

Ударили пулемётные и автоматные очереди. Двенадцать человек задёргались под пулями, упали, затихли.

— Вот теперь alles, — сказал Максим. — Валера, Шило, возьми двоих и добейте тех, кто ещё жив. Нам пленные не нужны.

Из сейфа штаба Максим забрал имеющиеся бумаги (ключи нашлись у мёртвого командира роты). Технику — все три грузовика, бронетраспортёр и мотоциклы — сожгли. Несколько лошадей, нагрузив их боеприпасами и продовольствием со складов (рядом с оружейным складом оказался и продовольственный) забрали с собой. Остальных выпустили — местные крестьяне разберут.

Были ещё велосипеды, несколько штук, но их решили не брать — по лесу на них не особо поездишь, а вне леса слишком заметные, немецкого производства.

Подобрали всё имеющееся оружие, подожгли здание штаба, и ушли, бросив трупы немцев там, где они лежали.

Через двадцать минут вышли к броду через Жерев, перешли на левый берег.

Максим свистнул.

Из леса выскользули несколько партизан с носилками.

— Раненые есть? — Максим узнал голос Людмилы.

— Вы не поверите, ни одного, — сказал он. — Один руку о ветку боярышника расцарапал, другой слегка ногу подвернул, когда с забора прыгал. На этом всё.

— А всё почему? — весело добавил Валерка Шило. — Потому что мы — фартовые ребята. Милка, иди сюда, дай я тебя поцелую на радостях!

— Кобылу, вон, целуй, — ответила Людмила. — Как раз для тебя. Целовальщик нашёлся.

Партизаны засмеялись. Напряжение постепенно отпускало. Хотелось шутить, смеяться, рассказывать друг другу, какие они молодцы и герои.

— Внимание, товарищи, — сказал Максим. — Расслабляться будем потом. Ради победы попрошу у командира всем выделить по сто пятьдесят. А сейчас нужно уходить. Чем быстрее доберёмся до лагеря, тем лучше. Кто хочет курить, курите на ходу. Я иду первый, остальные за мной. Шило и Стёпка замыкающие. Вперёд.

Через две минуты группа партизан, ведя в поводу гружёных лошадей и подсвечивая себе дорогу трофейными фонариками, скрылась в лесу. Всё так же шумел дождь. Полыхало над воинской частью зарево пожара. Было половина третьего ночи.

[1] Стой! (нем.)

[2] Мы сдаёмся! (нем.)

[3] Выходите с поднятыми руками.

[4] Все? (нем.)

[5] Да. (нем.)

Глава двадцать вторая

Телефонный звонок разбудил штурмбанфюрера Георга Дитера Йегера в половине шестого утра.

— Йегер у телефона, — буркнул он в трубку хриплым со сна голосом.

— Это Генрих Кляйн. Просыпайтесь, штурмбанфюрер, и давайте ко мне.

Оберст Генрих Кляйн командовал сто восемьдесят третьим пехотным полком, входящим в состав шестьдесят второй моторизованной пехотной дивизии вермахта. Формально, по званию, он был выше Йегера (звание штурмбанфюрера соответствовало майору вермахта), но Йегер, как начальник военной полиции дивизии, ему не подчинялся.

— Какого чёрта, Генрих? — недовольно спросил он. — У меня ещё законных полчаса сна.

— Рота Оскара Хубера уничтожена, — сообщил Кляйн. — Насколько я понимаю, это ваши партизаны, больше некому.

— Как — уничтожена?

— Вот и мне интересно — как. Давайте ко мне, будем разбираться.

— Через пятнадцать минут буду.

Сон слетел с Йегера, как осенний листок, сорванный ветром с дерева. Он вскочил с койки. Туалет, умывание, бритьё — пять минут. Одеться — две. Завтракать некогда, но без завтрака он никакой, знает себя. Поэтому — выпить два сырых яйца, заесть куском хлеба и запить несколькими глотками вчерашнего холодного чая. Ординарец, он же шофёр Йохан Заммер высунулся из соседней комнаты.

— Что случилось, господин штурмбанфюрер? Сейчас я, одну минуту…

— Некогда, Йохан. Умывайся, одевайся и бегом к штабу сто восемьдесят третьего. Жди меня там, в машине. Да, приготовь термос кофе и бутерброды в дорогу, мало ли. Сам тоже можешь перекусить. Только быстро, быстро.

Йегер выскочил из дома, бухнулся на водительское место «опеля», завёл машину и рванул с места. Пролетел по пустынным улочкам Коростеня до территории советской воинской части, где сейчас был расквартирован сто восемьдесят третий пехотный полк. Дежурный на КПП, узнав «опель» штурмбанфюрера, открыл ворота. Ещё минута, и он у штаба.

Махнул рукой часовому, взбежал на второй этаж, постучал в дверь штаба полка.

— Войдите, — раздался голос Генриха Кляйна.

Йегер вошёл. В помещении, кроме командира полка, находился начальник штаба оберст-лейтенант Лотар Меркель и какой-то солдат. Приглядевшись, Йегер узнал в нём того самого стрелка, который прочитал следы у болота под Лугинами, когда они осматривали место падения русского истребителя, а затем болото. Как же его… Берти Хётгерс. Точно. Стрелок Берти Хётгерс. Он ещё говорил, что его отец — охотник.

После взаимных приветствий, Йегер уселся на предложенный стул, посмотрел на Хётгерса.

— Что случилось, Берти? — спросил почти ласково.

— Мы уже знаем, что случилось, — сказал Кляйн. — Роты капитана Хубера больше не существует. Но пусть стрелок Хётгерс расскажет ещё раз. Насколько я понимаю, он — единственный, кто выжил. Специально для вас, Йегер, вы же у нас полиция.

В голосе командира полка слышался неприкрытый сарказм, но огрызаться Йегер не стал. Он не чувствовал за собой ни малейшей вины. Да, они с Хубером планировали операцию по уничтожению партизан, и оберст Генрих Кляйн, разумеется, был в курсе. Более того, он одобрил эту операцию, уверенный в своём капитане и его людях. А оно вон как вышло. Ладно, узнаем, как именно.