По пути Синдбада

Керосиновая лампа, висевшая над шкафутом, стала выполнять и несвойственную ей функцию: служить ходовым огнем, ибо ходовые огни «Сохара» перестали функционировать по причине того, что зарядное устройство аккумуляторной батареи вышло из строя (чему способствовали дожди и пропитанный солью воздух), а сама батарея полностью разрядилась. На судне имелось и другое устройство для зарядки аккумуляторов, но мы его берегли: оно обеспечивало работу нашего радиопередатчика. Впрочем, наши радиопередачи принимали только радиолюбители из Маската, вызвавшиеся поддерживать с нами связь. Должно быть, положение, в которое мы попали, вызывало у них тревогу. Оказавшись в экваториальной штилевой полосе, «Сохар», по существу, не продвигался вперед.

23 марта мы едва не потеряли Ричарда Гринхилла. Воспользовавшись штилем на море, он решил снять «Сохар» «во всем его величии и красе». С этой целью он отправился поплавать около корабля, захватив с собой бамбуковый шест с прикрепленной к нему фотокамерой и утяжеленный куском свинца, служившего противовесом. В течение получаса Ричард снимал корабль, держа в руке шест, походивший на перископ. Однако, в поиске наиболее эффектных ракурсов, Ричард отплывал все дальше и дальше от корабля. Внезапно море покрылось рябью, предвестницей ветра. Мы начали беспокоиться и крикнули Ричарду, чтобы он немедленно возвращался. Ричард продолжал беззаботно плавать. Тем временем паруса неожиданно ожили. Я прикинул: даже если уменьшить парусность, то и при малом ходе «Сохара» Ричард за кораблем не угонится. Ричард не откликался, и лишь, подняв голову над водой, приветственно помахал нам рукой. На планшир взобрались несколько человек. Мы стали дружно кричать:

— Ричард! Ричард! Возвращайся назад! Идет ветер! Ветер!

Наконец Ричард то ли услышал нас, то ли сам понял, что плавать дальше опасно, но так или иначе, он поплыл к кораблю, наклонив над водой свой шест. И тут подул ветер. «Сохар» малым ходом пошел вперед, оставляя за кормой незадачливого пловца.

— Лечь в дрейф! [70] — скомандовал я.

Команда была исполнена, но судно все же продолжало медленно двигаться.

— К канату, Ричард! Плыви к спасательному канату! — хором закричали матросы.

70

Лечь в дрейф — значит заставить передние паруса тащить судно назад, а задние — вперед. Тогда судно будет очень медленно двигаться вперед.

Не выпуская из рук шеста, Ричард поплыл к канату. Последние ярды он еле преодолел. Было видно: пловец устал, но все же он ухватился за трос. Ему крикнули:

— Держись крепче! Мы подтянем тебя!

Мы стали выбирать трос, что оказалось непросто. Наконец мы подтянули Ричарда к самой корме. Оставалось его поднять, но Ричард еле держался за мокрый трос и в любой момент мог его выпустить. А вот расстаться с шестом он, видно, даже не помышлял.

— Моя камера! — крикнул Ричард. — Возьмите у меня камеру. Подымите ее… — Фразу он не закончил, так как хлебнул воды.

«Да пропади пропадом эта камера, — мысленно решил я. — У Ричарда их не счесть».

— Ричард, брось шест! — крикнул я.

Впустую! Тогда один из матросов свесился, рискуя упасть, с кормы и, схватив шест, возвышавшийся над упрямым фотографом, дернул его и вытащил на корму.

У кормы по каждому борту судна было по умывальной площадке, чуть выдвинутой за борт. С одной из этих площадок и извлекли Ричарда из воды. В заключительной стадии спасательной операции приняли участие Питер Ханнем, Камис-полицейский и еще двое оманцев. Питер улегся ничком на площадку, Камис-полицейский крепко держал его за ноги, и тогда Питер, свесившись, схватил Ричарда за руку и стал тащить на себя. Один из оманцев схватил Ричарда за трусы, другой подхватил его под бедро и наконец Ричард, потрясенный случившимся, оказался на палубе. Когда он пришел в себя, то твердо пообещал больше не увлекаться.

Ветер, из-за которого на борту случилась небывалая суматоха, дул с юго-запада, и я было решил, что мы дождались юго-западного муссона. Но я ошибся. Ветер вскоре затих, потом подул с противоположного направления, а затем снова наступило безветрие. Настроение людей, посчитавших, что корабль наконец-то наберет ход, стало портиться. Европейцы начали чуть ли не по каждому поводу раздражаться и даже придираться друг к другу. Оманцы были более сдержанны. Хотя они, бывало, и хмурились, но все же не сомневались в благополучном исходе плавания.

Бороться с раздражением и апатией европейцам помогала работа. Ученые углубились в свои исследования, Ник Холлис проводил время за чтением медицинской литературы, а Тим Ридмэн и Дэвид Бриджес принялись за шитье. Тим засел за пошив куртки из парусины, а Дэвид — сумки для кинокамеры с множеством карманов и отделений.

Наш удел разделяла чайка, сопровождавшая наш корабль со времени ухода со Шри-Ланки. Как и мы, она оказалась далеко от земли и поэтому не отставала от нашего корабля, проводя каждую ночь на борту, устроившись неподалеку от рулевого в пятне света, падавшего от керосиновой лампы. Привыкнув к людям, она даже давала себя погладить. В штормовую погоду чайке поначалу приходилось несладко: надежного укрытия от дождя и сильного ветра ей было не отыскать, и она забивалась куда придется. Пожалев чайку, оманцы соорудили ей на кормовом рундуке защищенное от ветра пристанище, куда смышленая птица стала всякий раз забираться в штормовую погоду.

4 апреля я собрал экипаж на палубе полуюта. Расстелив на решетке люка карту Индийского океана, я показал на карте зигзагообразную линию — путь, проделанный нашим судном за последние почти что полтора месяца. Линия эта свидетельствовала о том, что все это время «Сохар», по существу, «топтался на месте». Эти сведения я держал при себе, но теперь — по истечении долгого времени, не изменившего ситуацию, — решил ознакомить команду с создавшимся положением.

Каретта (морская черепаха)

— Хорошо, что не слышал об этом раньше, а то бы впал в меланхолию, — буркнул Том Ридмэн.

— Не хотел вас беспокоить, — пояснил я. — Но теперь должен признать, что до Суматры все еще далеко, миль шестьсот, а то и семьсот. Юго-западные муссоны запаздывают, и нет никакой гарантии, что ветер в конце концов подует в нужном нам направлении. Но теперь у нас достаточно пищи, и мы запаслись пресной водой. Загвоздка одна — с углем. По словам Ибрагима, угля хватит на две недели. Этот срок следует растянуть, поэтому отныне и до лучших времен нам придется есть горячую пищу только раз в день.

— Вполне достаточно, — сказал Абдулла. — Да не о чем беспокоиться. У нас всего вдоволь. Рыба, рис, вода, финики. Что еще нужно матросу? — И он озорно подмигнул товарищам.

Глава 10. Поломка грота-рея

5 апреля ветер наконец-то подул с юго-запада. Паруса «Сохара» наполнились, и корабль устремился вперед (со скоростью 7 узлов), словно застоявшийся в конюшне скакун, которому дали волю. Мы поставили второй кливер, и скорость хода «Сохара» возросла до 8 узлов. Корабль стремительно шел вперед, и рыболовные лесы, тянувшиеся за судном, натянулись, как струны, что привело к поломке одного из удилищ — бамбук сломался от непомерного напряжения.

С приходом ветра океан словно ожил. Во время штиля лишь рыбы-лоцманы оживляли собой море, да однажды невесть откуда взялась стая акул. Теперь положение изменилось. Появились морские птицы. Появились и летучие рыбы — летучки и долгоперы. Они то и дело выскакивали из гребней разыгравшихся волн, планировали и падали в воду, чтобы через несколько ярдов снова выскочить из воды. Вглядевшись в воду, можно было увидеть, как рядом с судном плавают корифены — голубые, лимонные, серебристые. Заладилась и рыбная ловля. В первый же день мы поймали восемнадцатифутового тунца.