По следам Карабаира Кольцо старого шейха

Виталий Николаевич процитировал наизусть часть заяв­ления советского правительства по этому поводу: «... завтра может быть уже поздно, но время для этого не прошло, если все государства, особенно великие державы, займут твердую недвусмысленную позицию в отношении проблемы коллектив­ного спасения мира...» — он опять сделал паузу, словно про­веряя, какое произвел впечатление.

— Черт возьми! — растерянно пролепетал кто-то.

— Неужели — война?!..

— Товарищи, разговоры потом,— сказал Конопляное, постучав по столу костяшками пальцев.— Сейчас — о деле. К вашему сведению — в Келуе, Кошице и других городах Чехословакии, Польши и иных стран, находящихся под пя­той гитлеризма, созданы специальные школы разведчиков, где обучаются будущие агенты для заброски в СССР в качестве шпионов и диверсантов. Наши задачи...

Виталий Николаевич еще минут двадцать говорил о не­обходимости принятия срочных мер по наблюдению за воз­духом, соблюдению режима строжайшей бдительности, о взя­тии под особый контроль кошар в горах, колхозных станов, аулов в отдаленных и глухих ущельях — на случай возмож­ной высадки вражеских парашютистов.

— ... вся ответственность за выполнение этих задач ло­жится на вас, Виктор Иванович,— вставая, заключил Коноплянов.

— Есть,— коротко отозвался Гоголев.

Открылась дверь и вошел секретарь, застыв у дверей в почтительной позе.

— Что там еще?

— С вами хочет говорить управляющий Госбанком. Ска­зал — очень важно.

— Переключите.

Дождавшись, пока за секретарем закроется дверь, Вита­лий Николаевич сел к телефонам и поднял трубку.

— Да, я. Здравствуйте. Что?!.— он сдвинул к переноси­це седеющие густые брови и с силой опустил ладонь на стол.— Говорите яснее! Да... Когда это произошло? Как? Повторите, я запишу...— он выдернул прямоугольный листок бумаги из пачки таких же, плотно уложенных в пластмассо­вой узкой коробке без верха, стоявшей возле письменного прибора, пошарив по столу, нашел ручку и что-то размашис­то написал, придерживая бумажку локтем другой руки.— Хорошо. Все. Примем меры.

Положив трубку на рычаг так осторожно, как будто она была сделана из хрупкого стекла, Виталий Николаевич с минуту молча смотрел на притихшее совещание, переводя сразу ожесточившийся взгляд с одного лица на другое.

— Вот. Пожалуйста. Извольте радоваться,— наконец буркнул он.— А все наша недоработка. Ерундой занимаем­ся, а настоящие рецидивисты творят, что им заблагорассу­дится...

Никто не проронил ни слова.

Конопляное встал, оперся обеими руками на край стола

— Вчера, то есть третьего мая, кассир Шахарской пря­дильной фабрики Барсуков получил в Госбанке четыреста сорок шесть тысяч рублей — зарплата рабочих и служащих за вторую половину апреля — и скрылся с этими деньгами в неизвестном направлении...— Виталий Николаевич сделал паузу. Говорил он таким тоном, как будто деньги похитил кто-то из присутствующих.— Кассира сопровождал начальник сторожевой охраны фабрики Кумратов, вооруженный писто­летом ТТ. Оба до сего времени не вернулись ни домой, ни по месту работы... Ясно — удрали с деньгами. И вот что, то­варищи,— подобное преступление, совершенное сразу после всенародного праздника Первое мая, я лично рассматриваю, как политическое: рабочие и служащие фабрики остались без зарплаты... Мы только что говорили об усилении бдительнос­ти, а вот, извольте радоваться...

Снова зазвонил телефон.

— Конопляное слушает... Здравствуйте, Геннадий. Мак­симович. Да, получили. Принимаем меры. Конечно, обязатель­но...

— Первый,— шепнул Гоголев Леонтьеву.

— Геннадий Максимович требует немедленно задержать преступников,— сказал Конопляное, закончив разговор с секретарем обкома.— Предпринимайте, говорит, что хотите,— чтоб были... Дал сроку трое суток... Что будем делать?

В голосе начальника управления зазвучали просительные интонации. Все уже знали, что Виталий Николаевич, не бу­дучи профессиональным юристом, имел весьма смутное пред­ставление о следственной тактике, процессуальных нормах и прочих премудростях сыска — его стихией была администра­тивная работа. В гражданскую он служил в рядах Красной Гвардии, командовал дивизионной разведкой, получил тогда орден боевого Красного Знамени. В период восстановления народного хозяйства страны был директором довольно круп­ного овцесовхоза и сумел вывести его в число передовых. Пост же начальника областного управления НКВД требовал специальных знаний и навыков, которыми Виталий Николае­вич не обладал и приобщаться к которым, видимо, не соби­рался, надеясь на собственный здравый смысл и... на своих заместителей.

Гоголев, едва заметно улыбнувшись, заговорил первым.

— Я предлагаю следующее: разумеется, возбудить дело по факту происшествия, затем — истребовать из Госбанка чек, по которому кассир Барсуков получил четыреста сорок шесть тысяч рублей, записать номера купюр, если это известно в Госбанке, и оповестить о них все финансовые учреждения, сберкассы и крупные магазины, затем допросить директора фабрики, главного бухгалтера и других лиц с целью выясне­ния, что представляли собой Барсуков и Кумратов, выявить их знакомства и связи, разослать ориентировки всем органам НКВД Северного Кавказа и отделениям милиции, которой подследственно это преступление. Коноплянов нахмурился.

— Разведем опять бумажную волокиту, а эти головоре­зы преспокойненько смоются,— нерешительно сказал он и отыскал глазами Бондаренко.

— Берите быка за рога, Сергей Тимофеевич. Действуй­те быстро. И — баста! Все свободны.

Оставшись в одиночестве, Виталий Николаевич связал­ся по телефону с начальником Джегутинского райотдела НКВД, не стесняясь в выражениях отчитал его ни много, ни мало — за то, что он проглядел в лице Барсукова и Кумра-това рецидивистов и классовых врагов государства, предло­жил найти их в течение суток и швырнул на рычаг трубку так, что она соскочила и, упав, повисла на проводе под сто­лом. Водрузив ее на место, он вызвал к себе помощника по кадрам и секретаря парткома. Долго говорил с ними о дело­вых качествах чекистов, обслуживающих Шахарскую прядиль­ную фабрику. В этом был весь Коноплянов с его отошедшим теперь в прошлое стилем руководства, к сожалению, не всегда и не во всем основанном на доверии и уважении к людям.

Коноплянову, развившему в этот день бурную деятель­ность, пришлось даже ночевать в своем кабинете. До позд­ней ночи он сидел у телефона, принимая только тех посети­телей, которые являлись от Гоголева с докладом по поводу розыска Барсукова и Кумратова. Сделано было немало, од­нако это не могло избавить Виталия Николаевича от тревож­ного предчувствия, что по прошествии оставшихся двух с половиной суток (срок, поставленный Воробьевым), он не сумеет доложить первому секретарю обкома о поимке преступ­ников.

В середине дня основательно похолодало, сначала пошел несильный, но холодный дождь, задул резкий северный ветер, и вскоре на распустившуюся зелень, на мокрые тротуары, крыши домов, кружась и мелькая серыми мухами, повалили рыхлые хлопья снега. Такой погоды в мае старожилы Черке-сии не помнили уже лет десять.

Часам к восьми вечера мокрые, грязные, в заляпанных ошметками глины шинелях, прибыли Дуденко и Маремкулов. Первый безрезультатно обследовал весь правый берег Куба­ни от городского рынка до Псыжского разъезда, второму повезло несколько больше. Абдул Маремкулов, конечно, не замедлил воспользоваться этим и, с плохо скрываемым тор­жеством, бросая изредка косые взгляды на своего незадачли­вого на этот раз соперника, доложил, что ему удалось найти свидетеля, зверолова, который накануне ставил в лесу ловуш­ки и неподалеку от лесосеки услышал выстрелы и крики. Коноплянов поморщился.

— Охотничий сезон начался,— сказал он.— Вы знаете, лейтенант, что такое «гай»?

— Так, немного,— замялся Абдул.

— То-то же. Охотничий гай — это когда целая группа людей выгоняет зверя на линию застрела. Вот вам стрельба и крики. Что еще?

Маремкулов померк.

— Ничего. Я ограничил свои действия проверкой просе­лочных дорог, как мне было приказано.

— Ладно. Составьте письменное донесение.

— Я уже передал Виктору Ивановичу... а вот и он сам. В кабинет вошли Гоголев и Леонтьев.

— Ну, что?

Виктор Иванович сел. Он никогда не ожидал приглаше­ния. Постояв немного, сел и Леонтьев.

— Директор Шахарской фабрики не мог сообщить ниче­го, порочащего Барсукова и Кумратова. Впрочем, как и дру­гие руководящие ее работники. Правда, из личного дела Бар­сукова известно, что в прошлом он был в деникинской ар­мии в чине поручика. Однако перешел к красным и с тех пор верно служил Советской власти... За Кумратовым — ничего...

— Мало ли что! — перебил Коноплянов.— Знаем мы этих бывших белогвардейцев! Кто, кроме них двоих, мог взять деньги? Оба же исчезли!