По следам Карабаира Кольцо старого шейха

Выйдя из управления, Жунид размышлял над тем, что предпринять, если Бацев заартачится и откажется говорить. Мысли его перебил Дараев:

— Ну, надеюсь, мы с тобой не заблудимся?

— Выдумал,— весело ответил Жунид.— Да мне здесь каждый домик знаком. Минут через двадцать доберемся.

— Слушай,— после некоторого молчания заговорил Да­раев.— Как ты все-таки утерпел и не сошел, чтобы зайти домой, к отцу, когда мы проезжали мост?

Шукаев вздохнул и покачал головой.

— Это мы успеем потом. Сначала — дело.

— А мои старики давно померли,— сказал Дараев.— Я еще мальчишкой был, лет девяти...

— Ты в детдоме воспитывался?

— Да. Давно я никого из наших не встречал. Поразъеха­лись, поразлетелись все... кто — куда. В Краснодаре только Женя Кондарев... Мы и учились вместе...

Жунид с любопытством посмотрел на приятеля.

— Как ты решил стать криминалистом? Дараев улыбнулся.

— С детства мы с Женькой бредили сыщиками. Сколько двоек хватали из-за этих Пинкертонов, Холмсов, Лекоков и прочих. Урок идет, бывало, а мы книгу под крышку парты подложим и читаем, сквозь щель. Одну строчку только вид­но. Прочел ее — и двигаешь книжку...

— Романтично...

Вадим слегка нахмурился.

— Поднапортила мне в жизни эта книжная романтика. Воображал себя выдающимся сыщиком... И взрослым стал, а все избавиться не мог. Казалось мне, что я пуп земли. Самый умный, самый проницательный...

— Чего это ты занялся самобичеванием?

— Да так, вспомнилось...

Несколько минут они шли молча. Посредине длинной улицы росли акации, образуя своеобразный бульвар, по кра­ям которого оставалась проезжая часть, вымощенная булыж­ником. Улица так и называлась когда-то Бульварной, а теперь ее переименовали по имени местного революционера.

* * *

... Тюрьма, расположенная на окраине города, на обры­вистом левом берегу реки, была обнесена высоким деревян­ным забором с двумя сторожевыми вышками по краям.

Во внутреннем дворе стоял небольшой кирпичный домик, в котором размещалась вся администрация. Их принял замес­титель начальника тюрьмы по режиму плотный молодой кабар­динец. Смуглое, добродушное лицо его было чисто выбрито.

— Жунид! Вот встреча! Кого-кого, а тебя не ожидал уви­деть!

— Гора — с горой, Устирхан,— пожал ему руку Шукаев.— Познакомься, Вадим, это товарищ Шебзухов — Бог здешних благословенных мест!

— Все шутишь! Рассказывай, зачем приехал.

— Видишь ли,— сказал Жунид, садясь.— Подробно рас­сказывать, пожалуй, дня не хватит. Я — коротко. В Адыгее похищены лошади: семь конематок, три жеребчика и племен­ной рысак карабаир. Похитителей мы нашли. Они арестова­ны. А вот лошади... Последний известный нам человек, ко­торый получил их, это Мухтар Бацев... Сейчас он — твой по­допечный.

Шебзухов пригладил редкие волосы, прикрывавшие ран­нюю лысину.

— Ясно. Видишь ли, Бацев позавчера осужден. И мы ждем только вагонзака [29] , чтобы отправить его в лагерь. Так что вам повезло: завтра Бацева вы бы уже не застали.

— Я хочу его допросить.

— Понимаю. Сейчас им разносят завтрак, придется не­много подождать. Пошли пока в зону. Посмотрите наше хо­зяйство.

— Ну что ж. Пойдем.

... Двор был большой, квадратный, со всех сторон окру­женный постройками и высоким забором. Длинное саманное здание кухни, крытое черепицей, но еще не оштукатуренное, темно-серый блок, протянувшийся из одного конца двора в другой. Там размещались камеры, общие и одиночные, и кар­цер.

29

Вагон для перевозки заключенных.

Повсюду было чисто, даже разбиты клумбы, заросшие почерневшей травой и высохшими, сморщенными от недав­них морозцев остатками цветов.

— Ну, расскажи хоть, как живешь,— поинтересовался Шебзухов.

Но Жунид не умел и не любил рассказывать о себе.

— Да так. Ни плохо, ни хорошо,— ответил он и перевел разговор на другое.

О чем бы они ни говорили, голова Жунида была забита иным. Бацев. Вот кто интересовал его сейчас.

— За что он сидит?

— Кто? — не сразу понял Шебзухов.

— Бацев.

— Изнасилование с последующим убийством.

— Ты не мог бы в общих чертах охарактеризовать его

— Почему же... могу. Ну, во-первых, он туберкулезник... Профессии не имеет. Пил, воровал. Судим дважды до этого дела. Отбывал наказание. Обозлен на всех и вся. Подобные типы хотели бы, верно, чтобы на земле вообще не было здо­ровых и счастливых людей, потому что они, видите ли, боль­ны...

— Смел? — спросил Шукаев.

— Разве такие бывают смелыми? — вступил в разговор Вадим Акимович.— Своя шкура ему дороже всего...

— Точно,— поддержал Шебзухов.— Трус, каких мало

Так, завтрак, по-моему, кончился. Идите ко мне в кабинет, а я распоряжусь, чтобы его привели.

Бацев вошел в кабинет развинченной походкой, слег­ка покачиваясь на нескладных ногах. Арестантская роба была маловата этому высокому худому детине. Из рукавов фуфай­ки торчали чуть ли не по локоть волосатые руки.

— Обрати внимание, Вадим,— шепотом сказал Жунид, разглядывая заключенного.— Дегенеративный тип.

На сером, землистого оттенка, лице Бацева застыла иди­отская усмешка. Он, конечно, сразу сообразил, что зачем-то понадобился приезжим, а значит, есть шанс покуражиться

— Зачем звал, гражданин начальник? — по-русски спро­сил он Шебзухова.

— Стань как следует,— строго сказал Шебзухов.— Пе­ред тобой сотрудники уголовного розыска Адыгеи!

— А мне — хоть персидские султаны! Здравия желаю, граждане сотрудники!

Вошел один из надзирателей и зашептал Шебзухову:

— ... бузит... пол в карцере расковырял... железкой от рубанка руку поранил...

— Товарищи, я отлучусь на минуту... А этого,— Шебзу­хов кивнул в сторону Бацева,— можете допросить без меня..

После ухода Шебзухова Бацев повел себя еще развязнее. Сел без приглашения на стул, закинул ногу на ногу и поп­росил закурить.

Дараев побелел от негодования. Жунид успокоил его взглядом..

— На Кури. Кстати, привет тебе от ПашиТирея...

Бацев поперхнулся дымом и закашлялся. Кашлял он до­лго, надрывно. «Да, туберкулезник,— подумал Жунид.— Вот почему он такой серый»

Уняв кашель, Бацев застыл на стуле, с затаенным стра­хом глядя на Шукаева.

— Что ж ты молчишь? Боишься его?..