По следам невыученных уроков

– Английскому.

– Да идите вы, знаете куда?!

Замечательно просто.

Парень недовольно сопел, а я, закончив со спиной, встала перед ним, заставляя его поднять руки и стараясь абстрагироваться от всего, иначе в пору было ехать самой искать родственников Жени и пытаться придушить их своими же руками.

– Тяжело же тебе придётся в Америке без знания языка, - поддела его, лишь бы нарушить эту гнетущую тишину.

– Сам разберусь!

– Ну и разбирайся, - кивнула головой.
– Против, что ли?

Его глаза пристально вглядывались в моё лицо, а я всячески старалась оставаться спокойной. Черт возьми, я злилась и как никогда прекрасно понимала Савицкого, который за какие-то минуты сорвался и поехал решать вопросы. Видеть всё это и оставаться безучастным, было просто невозможно, чисто по-человечески невозможно.

– У меня денег нет!
– с ещё большим вызовом заявил мой подневольный пациент.

– А я что, с тебя их требую?

– Вы настолько плохо учите, что готовы работать бесплатно?!

Глаза закатились сами собой.

– Да, именно поэтому. Я настолько ужасная училка, что уговариваю каждого встречного позволить мне его учить.

– Значит, вы перед Пашей покрасоваться хотите, - сделал он неожиданный вывод.
– Показать, что вы хорошая.

А я в свои тринадцать мечтала о пони и наклеечки с покемонами собирала.

– Бесполезно, он уже знает, какая я злая и противная. Баба Яга просто!

Женькины глаза ещё раз уткнулись в меня, не знаю, что он там углядел, но всматривался долго, мне даже казалось, что если прислушаться, то я услышу сложные подсчёты, которые он вёл в своей голове.

С мазью было покончено, я уже даже крышечку почти пустого тюбика закручивала, когда мой новый знакомый выдал:

– Я согласен. Вот только попробуйте меня плохо научить, я вам покажу.

А потом Римма Борисовна привлекла нас обоих к приготовлению обеда. Мальчик с жадным энтузиазмом нарезал овощи для салата, едва ли не виляя хвостом (если бы он у него был) перед Корчагиной. Мне досталось приготовление картофельного пюре. Болтали о всяких мелочах, не знаю, как женщине это удавалось, но она смогла разговорить нас обоих; и вот, каких-то двадцать совместных минут на одной маленькой кухне - а мы уже втроём хохотали в голос.

В час домой вернулись мужчины, оба с непроницаемыми лицами. Я было уже открыла рот, чтобы поинтересоваться, чего им удалось добиться, но Римма Борисовна тут же дала нам команду готовиться к обеду, и все куда-то вмиг рассеялись с кухни - умываться, переодеваться и т.д.

Обед прошёл оживлённо, все настолько активно работали челюстями, что у кого-нибудь со стороны могло сложиться впечатление, что присутствующие как минимум неделю сидели на строжайшей диете. В конце концов на стол водрузили огромный арбуз, который мы с Пашей купили ещё вчера.

Я всё время ёрзала на месте, разрываемая кучей вопросов, но все делали вид, будто ничего не происходит, что нервировало меня лишь сильнее, поэтому Савицкому периодически приходилось успокаивающе сжимать мою ладонь.

После обеда два Павла и один Женька удалились куда-то на улицу, вести свой мужской совет, а я с самым боевым настроем отвоевала право мыть посуду, за что заслужила снисходительную улыбку от Риммы Борисовны.

– Позволь им самим разобраться, - посоветовала она, выходя из кухни.

Легко сказать.

Через полчаса, когда я опять перестала чувствовать кончики своих пальцев, чужие руки неожиданно обхватили мою талию и Пашка уткнулся лицом мне в затылок.

– Поехали домой.

***

Когда мы пересекли городскую черту, мне даже захотелось ущипнуть себя посильнее, дабы убедиться, что я не сплю и мы таки вернулись обратно.

Корчагины распрощались с нами на удивление тепло, вернее то, что они расцеловали Савицкого, было, на мой взгляд, естественно, а вот когда меня заключили в сильные объятия, я заметно растерялась, так как не была до конца уверена, что мою кандидатуру одобрили, всё время не покидало ощущение, что я делаю что-то не так.

Даже долговязый Женька, убойно пахнущий мазью, немного потоптался передо мной и напомнил:

– Вы мне обещали.

Пока мы ехали, Пашка сжалился надо мной и вкратце обрисовал, чем закончилась их поездка к родителям парня.

– Отчима на несколько суток посадили в изолятор для профилактики, предварительно сделав ему серьёзное внушение, мать тоже основательно напугали. А Женя несколько дней поживёт у Корчагиных.

– И это всё?
– разочарованно уточнила я.

– А ты что предлагаешь?

Предлагала я многое, но Паша отмёл абсолютно всё. Оказывается, чтобы изъять ребёнка из семьи, нужно… нужно что-то посерьёзней его систематического избиения, к тому же, Женька сам был против, он, видите ли, мать любит.

– Да что это за мать?!

– Какая есть, - с какой-то обречённой печалью в голосе заключил Паша.
– Он от неё добровольно не уйдёт, сейчас раны залижет, и опять от Петровича сбежит. Было уже. Да и отчим на какое-то время успокоится.

– Вот именно, на какое-то!

– Ксюш, - вздохнул капитан.
– Я понимаю твоё возмущение, но тут правда сложно что-то сделать. Слишком система… неповоротливая. Они давно на учёте состоят, мать иногда на комиссию вызывают. В городе ещё что-то можно, опекой припугнуть, а тут, за городом… даже не областной центр, а так, маленький посёлок, где участкового порой неделю ждут.

– И что теперь? Сидеть и ждать, когда они его прибьют или заморят голодом?
– отказываясь верить в услышанное, взорвалась я, сдерживая непрошеные слёзы. Давненько я не ревела.

Паша тяжко вздохнул и на мгновение оторвал взгляд от дороги, переведя его на меня. В синеве его глаз не было той злости, что ещё буквально утром полыхала там, одна лишь усталость.

– У него есть семья, и какой бы хреновой она ни была, это семья. И поверь, они не всегда такие.

– Это потому, что ты сам по себе рос, - продолжала я искать доводы.

– Тебе не понять, - бесцветным голосом сказал Паша и замолчал, полностью уйдя в дорогу.

Я зажмурилась. Боже, что я только что сказала?! Со стороны могло прозвучать как упрёк, но я лишь хотела доказать, что это неправильно.