По Старой Смоленской дороге

А может, действовать из укрытия не придется и нужно будет взяться за бутылки с жидкостью КС? Они лежали рядом с гранатами, безобидные и какие-то очень мирные.

Терехов провел ладонью по стеклу. Днем, укладывая бутылки в нишу, он удивился, что эта дурно пахнущая зажигательная смесь — лимонного цвета. На стекле уцелели этикетки завода фруктовых вод. Сейчас пестрых этикеток не видно, но Терехов помнит, что на них изображен пенящийся бокал, а под ним написано: «Натуральный лимонный напиток».

Усталый Терехов закрывает глаза, уверенный в том, что сейчас заснет. Он не боялся заснуть, он всегда спал очень чутко, до первого шороха.

Но, как часто бывает в такие минуты, сон бежит прочь.

Наконец Терехов засыпает, но и во сне ему мерещатся бутылки из-под лимонада. Правда, эти бутылки не лежат на хвойных ветках, от них не воняет тухлыми яйцами.

Бутылки стоят на прилавке нарядного киоска, рядом горят на солнце красным и желтым цветом столбики с сиропом.

Перекресток аллей где-то на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке в Останкине. Жара. От нее не спасает и парусиновый тент над прилавком, у которого томятся жаждущие.

— С сиропом или без? — устало и безразлично, может быть в тысячный раз за день, спрашивает молоденькая продавщица в белоснежном халате, с белой наколкой на волосах.

— Мне бутылочку лимонада, — просит Терехов.

Девушка моет стакан, опрокинув его вверх дном на круглую подставку. Холодные капли попадают на лицо и приятно освежают. Терехов медленно один за другим выпивает два стакана лимонада. За это время девушка несколько раз повторяет свое «с сиропом или без?», и Терехову приходит на память анекдот о продавщице, которая спрашивает у покупателя: «Вам без какого сиропа: без вишневого или без клюквенного?»

Терехов выплескивает остатки лимонада на асфальт, сладкая лужица тотчас же испаряется. Асфальт размягчен зноем так, что на нем видны следы каблуков.

В конце аллеи гремит музыка. Терехов шагает ей навстречу, но, чем ближе подходит к оркестру, тем менее отчетливой становится мелодия. Барабан и литавры подавляют все остальные инструменты, им нет удержу, они заглушают все, лязг металла бьет в уши…

Терехов открывает глаза и прислушивается. Характерный металлический скрежет не оставляет сомнений — танки!

Терехов смотрит поверх бруствера, и серые травинки колышутся на уровне глаз.

Березовая роща впереди уже чувствует приближение рассвета, хотя стволы берез еще черны. Голые верхушки деревьев покачиваются в бледно-зеленом небе, колеблемые ветром. Терехов невольно втягивает голову в плечи, но продолжает вглядываться вперед. Танки идут, пока еще невидимые и потому особенно страшные.

Один танк, по всем признакам, направляется к опушке рощи. Очертания его смутно угадываются в предрассветный час, но сиреневые вспышки из выхлопной трубы указывают маршрут.

Внезапно вспышки гаснут. При выключенном моторе это было бы естественно. Но танк продолжает громыхать. Выхлопные трубы у него сзади, и если вспышек не стало видно, значит, танк изменил направление и движется к окопу…

«Сюда, — холодеет Терехов, и сердце его стучит так, что заглушает железную поступь танка. — А кто-то еще называл танк стальной черепахой. Тоже нашли черепаху! Посмотрели бы, как этот черт шпарит. Черепаха!..»

Танк быстро приближался, уже можно было различить его силуэт. С каждой секундой становилось очевидней, что танк к окопу Терехова не подойдет. Он шел севернее опушки, совсем близко от шоссе, и должен был, судя по всему, оказаться на пути соседней группы истребителей.

«Мимо, мимо, мимо, — шептал в радостном исступлении Терехов. — Мимо меня. Я могу остаться в окопе. Это не мой, это — соседский танк. Мимо!»

И в самом деле, то был не тереховский танк. Он вышел, подминая кусты и молоденькие березки метрах в шестидесяти от его окопа.

Танк остановился и открыл огонь вдоль шоссе.

«Прорвется, — всполошился Терехов. — Прорвется и наделает бед. А кто-то на него, сержанта Михаила Терехова, надеется. Надеется на него старший лейтенант Булахов, старший политрук Старостин, надеется командир полка, надеется командующий фронтом, а может быть, и сам Верховный главнокомандующий… Конечно, танк далеко, бутылки не добросить. Но ведь в кювете сидит Ксюша. Что же он молчит — ранен, убит? Значит, танк некому задержать!»

Терехов ужаснулся, когда увидел, что танк тронулся с места и осторожно пошел вперед. Черный приземистый профиль машины медленно плыл на бледно-зеленом фоне неба.

Где-то за рощей на юге послышались разрывы, там загоралось зарево. Оно перекрасило верхушки берез в оранжевый цвет.

«Танк горит. Честное слово, танк, — догадался Терехов, — ну да, так и есть. Почин дороже денег. Ай да наши!»

Если бы зарево разгорелось сейчас на востоке, а не на юге, его можно было бы принять за рассвет.

Но Терехов не думал сейчас о рассвете, не думал о том, что, возможно, никогда не увидит берез в зелени. Он не думал сейчас ни о чем, кроме танка, который безнаказанно гуляет по опушке рощи. Казалось, не было силы, которая может его остановить.

«Ну это мы еще посмотрим», — озлился Терехов.

Он быстро надел на плечо сумку и, как только решился на это, сразу стал удивительно спокоен.

Терехов вложил в сумку бутылки, поправил каску, расстегнул зачем-то ворот. Ему показалось жарко и тесно в окопчике.

Внезапная сила вытолкнула его из окопа и швырнула вдогонку за танком. Больше всего его злил сейчас почему-то белый крест, намалеванный на башне танка.

Терехов побежал, скользя по раскисшей земле, спотыкаясь о кочки и пеньки. Левой рукой он бережно придерживал на боку сумку.

В танке заметили бегущего, и воздух над его головой прошила зеленая трасса. Терехов мгновенно упал на землю правым боком, все так же бережно придерживая драгоценную сумку, затем отполз в сторону и снова вскочил на ноги.

Это было хорошим признаком: бросившись навстречу смертельной опасности, Терехов сохранил самообладание.

Он не бежал очертя голову и вел точный счет секундам.

Уловка удалась — башенный стрелок потерял его из виду.

Метрах в двенадцати от танка Терехов плюхнулся в лужу. Он пробежал совсем пустяк, а запыхался так, будто бежал черт знает откуда.

Он встал на колени, расстегнул сумку, нащупал бутылку, но решил почему-то бросить сперва другую бутылку, будто это имело какое-нибудь значение. А на память опять пришла прилипчивая, неуместная шутка: «Вам без какого сиропа: без вишневого или без клюквенного?»