По ступеням «Божьего трона»

У селения У-дао-хо лес кончается, и дорога выходит на совсем бесплодную каменистую степь, представляющую последний уступ плоской возвышенности, отделяющей долину Улан-усу от Аньцзыхайской. Этой степью мы шли восемнадцать километров до оазиса Ань-цзы-хай, орошенного водами Хоргоса.

Успенский задается вопросом, откуда взялось это название для реки Ань-цзы-хай, неизвестное, будто бы, ни китайской географии, ни местным жителям, и высказывает догадку, что так как «Хоргос – то же, что Урга, а Урга или Орго значит дворец или княжеская ставка, и так как путешественник XII в. Чань-чунь нашел в этих местах ставки монголо-тюркских князей, и даже большой город (Чон-балык), то не мудрено, что за реками, на которых стояли эти ставки, сохранились названия Хоргосов» [331] .

331

Цит. соч., с. 199. (Примеч. Г. Е. Грум-Гржимайло).

На это я возражу, что, во-первых, путешественник Чань-чунь, сказать кстати, XIII, а не XII в., встретил город Чан-бали, или Чжан-балык (а не Чон-балык) много восточнее, во-вторых, никаких ставок монголо-тюркских князей в этих местах он не только не нашел, но и найти не мог, так как в его время южной Джунгарией еще всецело владели уйгуры, добровольно признавшие над собой власть Чингис-хана, в третьих наименование Хор-гос для реки Ань-цзы-хай было небезызвестно в прежнее время китайцам и, в частности, составителям «Синь-цзян-чжи-лё», и, наконец, в-четвертых, это название мы сами слышали от калмыков и китайцев подгорных селений.

В Ань-цзы-хае мы остановились. Это – значительное придорожное местечко с небольшим базаром вдоль главной улицы. Позади него возвышаются стены полуразрушенного импаня, в котором ютится до десятка солдат, несущих исключительно почтовую службу. От одного из них мы узнали, что к западу от Лао-чэна хозяйничает шайка грабителей, успевшая уже терроризовать окрестное население. На наше замечание, что мы их не боимся, рассказывавший недоверчиво покачал головой: «Не говорите! Вы полагаетесь на свои ружья, но при нападении из засады они будут не более пригодны, чем обыкновенные палки».

Едва мы на следующий день выступили из селения, как столкнулись с табуном диких коз (Cervus capreolus), но животные успели скрыться в чаще леса скорее, чем наши охотники приготовиться к выстрелам. В Ань-цзы-хае нам жаловались на волков, но этих хищников мы, конечно, не встретили. Зато настреляли фазанов и птиц для коллекции: Uragus sibiricus Pall., Emberiza buchanani Blyth., Turdus atrigularis Temm.

Лес кончился на четвертом километре от селения, не переходя на левый берег Хоргоса. Последний широко раскинулся тут своими в это время сухими протоками, да и почва леса – галечник и серый илистый песок ясно свидетельствовали, что некогда вся местность до Ань-цзы-хая была саем реки.

За Хоргосом дорога пошла дресвяной степью, весьма скудно поросшей саксаулом, а кое-где и мелкой полынью и ковылем, о котором свидетельствовали теперь лишь остатки желтых комлей; но вскоре и такая растительность исчезла. Дорога вышла здесь на плоский водораздел между Итхана-анчха и Хоргосом, который слагал тот же материал, что и почву степи: мелкая галька, гравий и глинистый желтый песок; впрочем, далее к западу из-под снега стал обнажаться и лёсс.

Русло Итхана-анчха оказалось сухим, и хотя на правом его берегу и расположилась станция Сань-ши-ли-цюань-цзы, но существование ее обеспечивал колодец, а не река.

Реку Итхана-анчха и два ее притока – Уласта и Пичкана-анчха мы имели случай видеть летом минувшего года. Все три были многоводны и при слиянии должны были составить поток, много больший Улан-усу или Хоргоса; между тем Успенский уже в конце августа нашел его русло совсем сухим; не упоминает о воде и капитан Галкин. А так как селений, которые могли бы использовать эту воду, к югу от дороги не видно, то остается предположить, что она целиком уходит под конгломератную почву подгорья Тянь-Шаня, подобно Саир-кира, Керичину, Кокяру, Ламбаху (Утын-аузе) и другим рекам Хами и Турфана.

Пройдя лог Итхана-анчха, мы вновь поднялись на плоский глинисто-песчаный увал, с вершины которого уже были видны километрах в пяти впереди куйтунские камыши. Селение Куйтун, в котором мы остановились, расположено на их восточной окраине и состоит из обширного импаня, кумирни и вытянувшихся улицей вдоль дороги двух десятков домов. Когда-то это поселение было обширнее, но, по-видимому, благосостояние его жителей и тогда больше покоилось на заработках, связанных с выгодным положением при большой дороге, чем на земледелии, так как в проточной воде здесь всегда испытывался недостаток. Цены на жизненные припасы в Куйтуне были сравнительно высоки.

На следующий день мы прибыли в город Кур-кара-усу, до которого оказалось не более 23 км.

К западу от Куйтуна километров на пять шли сазистые, ключевые места, поросшие камышом; дальше же грунт стал тверже, и из-под снега стали все чаще и чаще показываться галька и лёссовидная глина, а вместе с ними чий и полынь. На восьмом километре мы прошли мимо пикета, на тринадцатом же спустились на загроможденный крупной галькой широкий плёс реки Куйтун (Кийтын или Кур-хэ). В ней мы нашли еще много воды, покрытой льдом только у берегов.

Река Куйтун служит восточной границей оазиса Ши-хо, который, благодаря частью сазистой, частью солонцовой почве, не отличается, как говорят, особенным плодородием; впрочем, здесь культивируют те же растения, что и в Манасском оазисе.

В «Мэн-гу-ю-му-цзи» говорится, что река Куйтун, по выходе из гор, выделяет на запад арык, известный под именем Шу-во-цза-шан-ху [332] . Арыка этого я не видел, но к западу от города Кур-кара-усу протекает ручей в широком логу, который обходит город с юго-запада и направляется затем к юго-востоку. Лог местами напоминает старицу, и возможно, что о нем-то и говорит нам китайский источник.

332

Мэн-гу-ю-му-цзи. Записки о монгольских кочевьях. Пер. с кит. П. С. Попова, 1895, с. 467.

Крупный арык пересекли мы также на втором километре от р. Куйтуна, но других оросительных сооружений вдоль дороги вовсе не было видно, из чего приходится заключить, что если население Шихоского оазиса и пользуется в больших размерах водою Куйтуна, то разве только где-нибудь к северу от дороги. Действительно, тот же китайский источник называет нам два арыка, выведенных там из этой реки, – Минь-ху и Хэ-янь-цза-шан-ху. Имеются ли в Шихоском оазисе, сверх вод Куйтуна, также и другие источники орошения, я не знаю, но о существовании болот и сазов к северу от города мне говорили, да и самое название оазиса – Ши-хо, в пекинском произношении Си-ху, что значит «западное болото», указывает на то же. Город пользуется водою ключей, слишком слабых, чтобы сложиться в ручей.

Первые километры за рекой Куйтуном дорога бежит по лёссовидной почве, скудно поросшей чием Alhagi camelorum, Glycyrrhiza Peganum harmala, Sophora alopecuroides и Chenopodium sp., затем среди пашен и, наконец, выходит на эспланаду города Кур-кара-усу, представляющего почти правильный квадрат, сторона которого имеет не более 427 м в длину. Только что выведенные стены его не имели башен и казались не столь высокими и массивными, как манасские. Мы познакомились с ним ближе впоследствии, но я теперь же замечу, что внутри он выглядел еще совершенно пустыней; зато в обширном предместье, примыкающем к его северной стене и заселенном таранчами, дунганами, калмыками и китайцами, жизнь била ключом.