По ступеням «Божьего трона»
Шрифт:
Абсолютная высота ее, однако, менее значительна, чем например, Хан-тенгри, Мустаг-ата, Дос-мёгон-ола и других памирских и тянь-шаньских колоссов; зато относительная – до такой степени чрезмерна, что не может не произвести подавляющего впечатления на человека: и недаром же монголы называют ее «Богдо-ола», тюрки – «Топатор-аулие», а китайцы «Чудотворной горой» (Линь-шань) или «Горой счастья и долголетия» (Фу-шэушань).
«Снега и льды этой дивной горы сияют подобно кристаллам, а сама она столь высока, что заслоняет собою и солнце и месяц!» – так восклицает китаец [93] , и восторг его нам совершенно понятен. Стоит только представить себе печальные картины, характеризующие вообще природу тех стран, которые пустынным кольцом окружают колоссальный и необыкновенно круто уходящий здесь в небо горный массив, всю эту необъятную площадь в высшей степени
93
Иакинф [Бичурин]. «Описание Чжунгарии и Восточного Туркестана», 1829, с. 92.
«Эта гора – жилище богов!» – так подумал номад, и бог Та-мо-фу поспешил подтвердить это собственноручной надписью на одной из выдающихся в озеро скал: «Люди, молитесь мне здесь, ибо место это избрано мною!» И с тех пор гора эта, действительно, чтится людьми и со всем, что на ней, считается достоянием божиим. Впрочем, не все места на ней равно священны, так как обыкновенно только высочайший из пиков служит Та-мо-фу достойным престолом. «В своих льдистых чертогах он, однако, не всегда пребывает и, соскучившись, иногда спускается вниз для того, чтобы покататься на озере… и тогда многое необыкновенное совершается в этих горах, а все озеро блестит огоньками… Но только одни великие постники удостаиваются видеть во всей его полноте такое проявление могущества божия!..» Мы были не только не великие постники, но даже люди чуждой религии, а потому, как уже известно читателю, несмотря на самые тщательные поиски, никаких надписей на скале не нашли и путешествующего Будду не видели. Впрочем, это отнюдь не помешало нам заняться всесторонним, по возможности, изучением этой чудной горной группы.
Так как читателю известны уже результаты пребывания нашего в горах Богдо-ола, то с крайнего запада мы поспешим перенестись на восток, к крутому понижению главного массива Тянь-Шаня. Ничего особо величественного мы здесь не увидим, но зато много оригинального и совсем неожиданного. Вчитываясь в историю древнего чешыского владения, переименованного впоследствии в Гаочан, легко заметить, что хунны, жеужани и гаогюйцы во всякое время и без всяких, по-видимому, затруднений переваливали из джунгарских степей в нынешнюю Турфанскую область, и так же легко в свою очередь сообщались между собой оба владения – Южное и Северное Чешы. Между тем все, что писалось до сих пор о Восточном Тянь-Шане, рисовало последний вечноснежным, совершенно недоступным хребтом. Сказать, что оба эти факта взаимно исключали друг друга, разумеется, было нельзя; тем не менее можно было думать, что географы, следуя Риттеру и Гумбольдту, изображали не совсем точно Восточный Тянь-Шань. И подобного рода априорные заключения, как мы уже видели, получили самое полное подтверждение после наших исследований этой части хребта.
На меридиане Пичана широкая колесная дорога пролегает через Небесные горы; к западу от нее высятся в виде гигантской щетки сланцевые скалы, образующие здесь совсем невероятный по своей крутизне обрыв главной массы хребта; на востоке же расстилается площадь, всхолмленная выходами гнейсов, кристаллических известняков, сиенитов и глинистых метаморфических сланцев, которые то торчат отдельными невысокими сопками, то собираются в гряды с преобладающим направлением к северо-востоку. Это область самого сложного геологического строения и большого как политического, так и историко-географического значения. Пониженная в долинах своих до высоты несколько большей 5 тысяч футов (1525 м), она представляет немало удобных проходов с юга на север, а потому, служа в настоящее время торговым целям, некогда играла роль именно тех ворот, через которые дикие орды кочевников вторгались в богатые культурные округа Восточного Туркестана.
Между этими двумя крайними точками: колоссальным Богдо-ола и вышеописанным крутым понижением Тянь-Шаня, последний очень высок и, переходя своим гребнем за линию вечного снега, вообще говоря, труднодоступен. Южные его склоны положе, но вместе с тем и пустыннее северных. Множество диких и бесплодных ущелий ведут в эти горы, но все они кончаются глухо. Речки, стекающие по ним, хотя и выносят свои воды в равнину, но пробегают ею недолго и почти тут же, у путника на глазах, уходят под землю; к тому же в равнины они текут в узких и глубоких долинах, в каньонах, вырытых в дилювиальных конгломератах, вследствие чего мало вообще способствуют оживлению той каменистой пустыни, которая широким поясом окружает Богдо. Это – в полном смысле этого слова мертвая степь, в которой кое-где только хвойник да Eurotia ceratoides находят еще возможность существовать. Нет в природе ничего печальнее этой
страны, нет местности, в которой в летний зной наблюдалось бы такое полное отсутствие жизни, как здесь…Ширина этой мертвой полосы около сорока километров. На юге она упирается в горную гряду Туз-тау, разделенную поперечными долинами на участки, из коих средний представляет значительный интерес благодаря тем оригинальным глыбам – замечательный образчик выветрившегося песчаника, которые венчают гребень горы. Местное ее название «Иеты-кыз», что значит – семь девиц; связанное же с нею предание гласит приблизительно следующее. Когда калмыки разбили войска древнего владетеля этой страны, они пленили и семерых его дочерей; но последние не захотели сделаться женами язычников, а потому, улучив минуту, бежали из плена; когда погоня их уже настигала, они бросили внизу лошадей, взбежали на гребень горы и взмолились Аллаху о помощи, прося обратить их лучше в каменья, чем предать снова в руки презренных язычников. Аллах исполнил их просьбу, и с тех пор гора эта совсем опустела, травы повысохли, звери и птицы перевелись, люди же, и прежде ее избегавшие, теперь вовсе перестали ее посещать.
Но об этих каменных глыбах, как мы видели выше, китайцы знали уже в первые века нашей эры; уже тогда называли они этот кряж Чешы и удивлялись его «чудным вершинам»; а потому следует думать, что происхождение этой легенды, приспособленной ныне к воззрениям мусульманского мира, должно относиться ко времени появления первых оседлостей в этой земле, т. е. к такому периоду, о котором не дошло до нас ни малейших известий.
Гряда Туз-тау, протянувшаяся от запада на восток совершенно параллельно Тянь-Шаню, разделяет Турфанскую низину на две половины, из коих южная, включающая глубочайшую впадину всей Внутренней Азии, в общем почти на 1200 футов (365 м) ниже северной; она-то и представляет из себя тот «огненный округ», который приводил в такое смущение всех географов.
«Дождей в этой стране, – пишут китайцы, – совсем не бывает; воздух же до такой степени сух и горяч, что, кажется, и небо дышит там пламенем… вот почему ее называют Хо-чжоу, что значит – огненный округ».
Из европейцев никто не посетил Турфана в летние месяцы, а потому о степени достоверности подобных рассказов мы можем судить только из расспросов туземцев, которые, впрочем, вполне подтвердили китайское описание климата этой страны.
«Огненный округ» в общем столь же безотрадная, столь же безжизненная и бесплодная степь, как и северная половина Турфана. Сперва каменистая пустыня, дальше же на юг глинисто-песчаная степь, прикрытая невысокими грядами передвижного песка, – страна эта на всем своем протяжении производит совершенно одинаково гнетущее впечатление; и только на самом крайнем юге, у подошвы «Чоль-тага», или «Пустынных гор», местность несколько оживляется площадками камыша, за которыми виднеются снова пески, но уже закрепленные свойственными только последним растениями: тамариском, верблюжьей колючкой, Peganum harmala, Salsola spissa и множеством им подобных представителей флоры песчаных пустынь.
Пески эти, занимающие всю отрицательную впадину Асса, получили столь же громкую, но и столь же незаслуженную известность, как и горы Туз-тау.
«Почва здесь суха и песчана, – пишет китаец, – в траве же и воде ощущается столь большой недостаток, что быки и лошади гибнут, если не запастись в достаточном количестве тем и другим; песчаные бури зачастую заживо погребают здесь людей и животных, а злые духи целый день издеваются над несчастными путниками; поперек этой пустыни протекает большая река, направляющаяся на запад и теряющаяся в сыпучем песке; цепь невысоких, как кажется, нанесенных сюда ветрами, песчаных холмов сопровождает также и русло этой реки, к северу от которой виднеется Хо-янь-шань, гора красноватого цвета; местность эту называют Хан-хай».
По Хан-хаю с востока на запад некогда протекала значительная река. Ныне реки этой нет, зато сохранилось русло ее, целы и развалины буддийских монастырей, стоявших когда-то на ее берегу.
Что же это была за река и где должны мы искать истоки ее? На эти вопросы очень трудно, к сожалению, дать сколько-нибудь определенный ответ. И это происходит главнейшим образом потому, что нам не удалось проследить древнее ее русло далее выхода последнего из гор Чоль-таг, с юга и востока ограничивающих турфанскую котловину.
В 533 км отсюда по прямой линии на восток мы пересекли сухое русло большой реки, собиравшей некогда свои воды с высот Тань-Шаня и Бэйшаньских гор; еще и теперь не малое число речек направляет сюда свои воды, но последние или не добегают до главного русла, или же образуют здесь более или менее обширные болота. Вторично мы пересекли то же русло у станции Ян-дун, километрах в 74 ниже ее вероятных истоков, и падение в этом участке выразилось цифрой в 1500 футов (457 м). Если бы мы допустили тождественность реки котловины Асса с Яндунской рекой, то в гипсометрическом отношении гипотеза эта не встретила бы препятствий, так как на остальные 458 км ее протяжения пришлось бы не менее 2700 футов (823 м) падения.