По светлому следу (сб.)

Нет, не всё ещё забыто! Даже беглый взгляд на многочисленные его приборы воскрешает в памяти Нефедова всё, что он знал о паровозе и управлении его механизмами. Стрелки котлового и тормозных манометров, уровень води в водомерном стекле, цвет пламени в шуровочном отверстии топки почти исчерпывающе точно отвечают ему на все его вопросы о состоянии паровоза. Давление пара пока невелико: всего десять атмосфер. Воды в котле вполне достаточно – более половины. А вот уголь в топке, судя по коптящему пламени, явно не первосортный.

Замечает низкое давление пара в котле и тусклое пламя в топке и Азаров. Будучи человеком решительных действий, он сразу же распахивает топочные дверцы, забирает лопату из рук помощника машиниста и начинает ловко забрасывать уголь из тендера в топку.

– Да, топка у нас не в порядке, – мрачно говорит машинист Каленов. – Помощник мой весь день сегодня в расстройстве чувств.

– Чего же это? – интересуется Вейцзеккер.

– Какие-то семейные неприятности.

– Какие же, господин помощник машиниста? – резко поворачивается к нему Вейцзеккер.

– Сестренку в Германию… – только и мог произнести помощник машиниста.

– Так вы, значит, из-за этого забастовку объявили? – повышает голос Вейцзеккер.

– Я стараюсь, господин майор! – испуганно произносит помощник машиниста.

– Отдайте ему лопату, господин обер-лейтенант, а мы посмотрим, как он старается.

Паровоз уже набрал значительную скорость, и Каленов перекрыл доступ пара в машину.

– Это что, предельная скорость?

– Да, тридцать километров. Больше из этого самовара на таком угле не выжмешь.

Тормозит он хоть и без особого мастерства, но Нефедов сокрушается:

– Ну, куда мне так!

Однако, проделав те же манипуляции с регулятором и краном машиниста, он тормозит локомотив почти так же, как и Каленов.

– Напрасно скромничали, – хвалит его Вейцзеккер. – По-моему, ничуть не хуже, чем Каленов. А вы что скажете, господин обер-лейтенант?

– Согласен с вами, господин майор. Будем, однако, справедливы к господину Каленову. У него класс работы повыше. Да и не мудрено – Дерюгин давно не держал руку на кране машиниста…

Каленов улыбается, а Вейцзеккер смотрит на часы:

– Ого, уже третий час! Мне пора возвращаться в Овражков, а то, кажется, снова собирается дождь.

– Не собирается, а уже… – уточняет Азаров, высовываясь из окна паровозной будки.

Давно накрапывавший дождь льет теперь всерьёз. Струи его, сносимые порывами шквального ветра, заливают окно и двери паровозной будки, жестко стучат по её металлической обшивке. Майор Вейцзеккер торопливо прощается, натягивает на голову капюшон и спешит к своей машине.

– Ну, а мне что теперь делать? – спрашивает Каленов.

– Сейчас четверть третьего, – говорит Азаров, взглянув на часы. – Подежурьте еще полчаса и можете возвращаться. Вам ведь нужно еще с поездным диспетчером связаться?

– Он предупредил меня, что в его графике будет «окно» между четырьмя и пятью часами. Я свяжусь с ним поближе к четырем.

– Тогда вам придется раздавить еще парочку наших мин, – шутит Азаров, спускаясь вместе с Нефедовым с паровоза. – Ну как? – спрашивает он майора.

– Все в порядке – не подведу.

– К четырем всё должно быть подтянуто к будке стрелочника Михеева. Надеюсь, на него можно положиться?

– Вполне. Это наш человек.

– А полицай по-прежнему дежурит у телефона в его будке?

– Полицая мы ликвидируем, как только машинист получит от диспетчера разрешение на выезд.

– А Лукошко пусть обеспечит ликвидацию «шкоды», как только мы взорвем мост.

– А если…

– Никаких «если» быть не должно, Андрей Сергеевич! С мостом сегодня все должно быть кончено.

КОНЕЦ «НЕПРИСТУПНОГО»

Без пяти четыре машинист Каленов подгоняет свой паровоз к будке стрелочника и спрыгивает на землю.

– Стой! – окликает его полицай, с головы до ног укутанный в мокрый от дождя плащ. – Пароль!

– Дыня. Отзыв?

– Свекла, – отзывается полицай, опуская винтовку. – Домой, значит, Каленов?

– Созвонюсь вот только с диспетчером. Эй, Михеев, ты что, спишь, что ли? Свет почему не горит?

– Светомаскировку соблюдаю, – отвечает стрелочник Михеев. – Советские самолеты недавно пролетали.

– Подумаешь, какой важный стратегический объект для авиации твоя будка! – смеется Каленов. – Давай зажги что-нибудь, диспетчеру звонить буду.

Стрелочник Михеев зажигает ручной сигнальный фонарь и направляет свет на телефонный аппарат.

Каленову не сразу удается дозвониться. Наконец диспетчер отзывается на его вызов:

– Ну что, Каленов, хочешь в стойло? Только без промедления. В твоём распоряжении всего полчаса. Жду воинский. Не мешкай. Всё!

Едва Каленов вешает трубку на рычажок телефонного аппарата, как на голову его обрушивается приклад автомата. Удар хоть и не очень сильный, но машинист теряет равновесие и падает.

– Вяжи его! – приказывает Нефедов Михееву.

А на паровозе Азаров стыдит помощника машиниста:

– Его сестру в немецкое рабство угоняют, а он сопротивляться вздумал.

– Так разве же я знал, кто вы такие?…

– А кто же ещё, кроме партизан, мог захватить ваш паровоз, дурья твоя башка? – спрашивает скрутивший ему руки за спину здоровенный парень в мокром немецком маскхалате.

– Ну ладно, Евграфов, потом ему все это втолкуешь, – прерывает партизана Азаров. – А сейчас пусть он ответит на мои вопросы, если у него осталась хоть крупица совести.

– Я готов ответить на любой…

– С какой скоростью ходили вы к мосту?

– Больше тридцати километров ни разу не удавалось… Даже когда очень спешили.

– А высоко ли от крыши паровозной будки горизонтальные ветровые связи моста?

– Примерно метра полтора.

– А ты какую мне рейку приготовил? – обращается Азаров к Евграфову.