По велению сердца

– И что же, он так и живет в замке один? — поинтересовалась Хоуп. Рассказ показался ей чудовищным бредом, но это, пожалуй, было типично для Финна.

– Нет, конечно. Он женится на молоденькой девушке, которую любил. Ей двадцать один год, а ему в финале пятьдесят. Ну что скажешь? — Финн был явно доволен собой.

– Жутковато. — У Хоуп не было ни малейшего желания обсуждать сюжет. — Мне кажется, убийство жены и маленького ребенка — это перебор, читателю может не понравиться. Все же большинство людей не так кровожадны.

– Но она же не заплатила! — ответил Финн, в упор глядя на Хоуп. — Брат было собирался, но она его отговорила. А в конечном то итоге денежки мужу все равно достались, причем целиком, а не только ее доля. И намного больше, чем он требовал. Мораль же такова: надо было платить, пока просили по хорошему, глядишь — и живы бы остались. — Да, подобные истории — это его конек.

Хоуп сказала:

– Ничего себе мораль!

– А как иначе? У нее куча денег. Почему же у нее должно быть все, а у него — ничего? Поэтому парню в итоге достается все.

– И куча трупов в придачу. В подвале, поди?

– Ну, нет! — оскорбился Финн. — Всех хоронят честь по чести. Полиция и та не догадывается, что они все убиты. То есть подозрения то есть, но доказать ничего невозможно. Там будет действовать очень умный детектив-француз, но и его Франсуа в конце концов убивает. Франсуа — это главный герой. А инспектора зовут Робер. Вот его то он зарывает в лесу так, что никто никогда не найдет. — В тот момент, как он произнес имя «инспектора», у Хоуп в мозгу что то щелкнуло. Не случайно в его истории богатую жену убивают, а детектива, готового разоблачить героя, зовут тем же именем, что Финн прочел в записке из ее сумочки после приезда из Дублина. Головоломка сложилась, все совпало, угроза была очевидной.

Хоуп пристально посмотрела на Финна.

– И какой вывод из всего этого должна сделать я? — Она смотрела на него не мигая, но он взгляда не отвел. Лишь пожал плечами и рассмеялся.

– Что за ерунду ты говоришь!

– Мне в этом сюжете многое показалось знакомым.

– Писатели, как тебе, конечно, известно, черпают сюжеты из жизни, хотя и редко в том признаются. К тому же здесь много отличий. У них ребенок, у тебя — нет. И брата у тебя нет, и отца. Ты совсем одна. А это куда страшнее. Но для читателя так слишком скучно. В книге должны быть побочные линии. Чтобы сюжет заиграл, требуется много действующих лиц. Мне просто показалось интересным показать, что с ней будет, если она откажется платить. Смысл в том, что цепляться за деньги бессмысленно, прости за тавтологию. В гроб же их не положишь! — В контексте их ситуации от его рассказа пробирал мороз. Финн же говорил с улыбочкой и явной издевкой. Но идея была ясна: кошелек — или жизнь.

Больше на эту тему они не говорили. Хоуп встала из за стола и собрала посуду. Разговор зашел о Рождестве, до него оставалось всего две недели. Хоуп хотела было назавтра поехать за елкой в Руссборо, а Финн сказал, что срубит дерево в лесу. У него в сарае и топор припасен. Реплика опять показалась зловещей. Его рассказ заставил ее понервничать — видимо, на то и был расчет. Финн точно знал, что делает. Накануне он напомнил ей, что она одна на всем белом свете. А теперь сочинил историю о том, как муж убивает жену за то, что она не хочет делиться своим состоянием. Перед сном они оба читали в постели, старательно делая вид, что все в порядке, и Хоуп не произнесла ни слова. В голове продолжал вертеться рассказ Финна, и сосредоточиться на чтении никак не удавалось. В какой то момент даже мелькнула мысль: не пора ли, как советовал Роберт, спасаться бегством? Или заплатить Финну, капитулировать? Если не платить, все будет как он говорит — она останется одна до конца дней. А что будет, если она заплатит? Успокоится он, подобреет? Может, если заплатить, все опять станет как прежде и ссоры прекратятся? Финн прав. Он единственное, что у нее есть. Наверное, у нее действительно нет другого выхода. Ее загнали в угол, раздавили, поймали в ловушку. Она устала плыть против течения, сил у нее уже не осталось. Финна ей не одолеть. И он пытается лишить ее рассудка. Ему это почти удалось. Он победил.

– Так что ты думаешь о моем сюжете? — спросил Финн, едва она отложила книгу. Хоуп подняла на него глаза.

– Если честно, я не в восторге. Но твою мысль я уловила. Мне бы больше понравилось, если бы в книге убивали этого бедного парня из Марселя. Было бы справедливее.

– Так не бывает, — уверенно возразил Финн. — Он намного умнее их всех. — «И, не задумываясь, переступит черту», — подумала Хоуп.

– Я дам тебе денег, если тебя это интересует, — безучастно проговорила она. Иллюзий не осталось. Речь шла о жизни и смерти. Он одержал верх, Хоуп сдалась.

– Я так и думал, — улыбнулся Финн. — Это правильное решение. — С этими словами он придвинулся к ней и нежно поцеловал в губы. Она не ответила на поцелуй. Его прикосновение было ей отвратительно. — Я сделаю тебя счастливой, Хоуп. Обещаю. — Она ему не верила, и ей было все равно. Она продавала душу дьяволу и понимала это. Но остаться одной на всем свете казалось еще страшнее. — Я тебя люблю, — сказал Финн, довольный собой. Но и это уже не могло ее обмануть. Она точно знала, что он с ней сделал. Запугал так, что она капитулировала. — А ты меня не любишь? — В нем опять проснулся маленький мальчик, но ничего, кроме жгучей неприязни, она к нему не испытывала. Уж лучше бы он ее убил!

– Люблю, — бесцветным голосом произнесла Хоуп. Любовь. Он вряд ли знает, что это такое. Теперь она все поняла, и назад пути не будет. Он ей все растолковал за ужином. — Если хочешь, можем на той неделе пожениться, если в посольстве будут готовы бумаги. Я позвоню дублинскому адвокату насчет брачного контракта. — Хоуп говорила как робот, а чувствовала себя покойницей.

– Только не надо делать из меня чудовище! — предостерег Финн. Она кивнула. Теперь он диктует условия. И она с ним в доме одна. За окном гудел ветер, обещали буран. Ей все было безразлично. Сегодня вечером он что то убил в ее душе. Надежду быть любимой. Она платит ему не за любовь, а за присутствие. Ему нечем любить, у него нет сердца. Но и ее сердце теперь разбито на кусочки и нуждается в ремонте. — У нас будут прелестные детишки, это я тебе обещаю. Можем провести медовый месяц в Лондоне и заодно наведаться к врачу.

– Врач нам не нужен, — возразила Хоуп. — Ты же знаешь.

– Если она пропишет тебе эти уколы, то могут родиться двойняшки или тройняшки. — От этой мысли глаза у Финна загорелись, а Хоуп испугалась. Вспомнилась Мими. Для такой миниатюрной женщины и один ребенок — испытание. А двойня или тройня? Кошмар. Она посмотрела на Финна. Теперь он ее хозяин. Она продала душу дьяволу, дьяволу по имени Финн.

– А если она заплатит, он ее все равно убьет? — спросила Хоуп. Финн усмехнулся.

– Ну, что ты! Если она заплатит — конечно, нет. — В ответ Хоуп кивнула, а немного погодя руки Финна притянули ее. Хоуп была покорна и не отстранилась. За окном бушевал ветер, а она лежала безучастная и просто позволила ему сделать все, что он хотел, даже то, чего никогда не разрешала раньше. И многое ей понравилось. Финн же был возбужден событиями сегодняшнего вечера, он утолил и свою жажду крови, и желание обладать ею во всех смыслах. Хоуп наконец уступила и тем самым сделалась для него еще более желанной партнершей. Он вновь и вновь входил в нее. Теперь он владеет ею безраздельно, ему только этого и было надо — чтобы она принадлежала ему.

Глава 21

Хоуп проснулась в темноте, ее разбудил удар ветки в окно спальни. Буря бушевала вовсю. Финн крепко спал, а она лежала без сна, и ей казалось, что у нее из груди безжалостно вырвали сердце. Она вмиг припомнила все, что было накануне. Все. Каждое слово. Каждый звук. Каждый намек. Каждую деталь его истории о том, как «бедный парень» убивает свою молодую жену. Ей ясны были все его намеки, она понимала, что она вчера сделала и что сделал он — не только в отношении ее тела, но и сознания. Он ей промыл мозги. И каждая клеточка ее естества кричала. Она продала душу дьяволу, во всяком случае, собиралась это сделать, и этот дьявол спал у нее под боком. Он измотал себя сексуальной гимнастикой, завершившейся лишь два часа назад. У Хоуп все болело — она уже предвидела, что боль не отпустит ее несколько дней. Ей вдруг стало ясно, что, как бы ни было страшно остаться на старости лет одной, этово сто крат страшнее. То, на что она подписалась и чем жила последние несколько месяцев, хуже смерти. Вчера вечером она купила себе билет в ад, и при этой мысли ей вспомнились слова Роберта Бартлетта: «Прислушайся к своей интуиции… как почувствуешь опасность — беги, Хоуп, беги… Беги что есть сил…»

Хоуп осторожно выбралась из под одеяла. Ей надо было в ванную, но она не осмелилась сделать лишнее движение. Хоуп подобрала с полу белье и платье, в котором была вчера, тут же валялся свитер Финна, туфли она не нашла, но подхватила сумочку и босиком выскочила за дверь. Стремглав сбежала с лестницы, молясь, чтобы старые ступени не заскрипели, но все заглушал вой ветра, и она бежала без оглядки, с ужасом представляя себе, как в дверях спальни стоит Финн и следит за ней. Но ее никто не остановил. Финн спал беспробудным сном и, наверное, проспит еще несколько часов. На вешалке рядом с задней дверью Хоуп нашла пальто, рядом стояли сапоги, которые она надевала для работы в саду. Она отперла дверь и выбежала в ночь, судорожно глотая морозный воздух. Было холодно, ноги в сапогах ее не слушались, но ей было все равно. Она делала то, о чем ее так просил Роберт, — спасалась бегством, вырывалась на свободу… Почему то сегодня в тот миг, как она проснулась, Хоуп поняла, что Финн ее убьет. Вчера он это ясно дал понять. Теперь она в этом ни секунды не сомневалась. Из-за него уже погибли две женщины, это она знала точно, и становиться третьей она не хотела. Теперь ей было наплевать на все. Только бы выбраться отсюда!