По велению сердца

– Вот такую ложь я случайно обнаружила, — подытожила Хоуп. — Последняя меня особенно встревожила — издательский иск и расторжение контракта. И снова он сказал, что постыдился признаться, тем более на фоне моих успехов. У него одно объяснение: дескать, это выше его сил — признать себя неудачником. На самом деле, мне кажется, это всего лишь удобная отговорка. Между нами все было прекрасно, пока в июне у меня не случился выкидыш. Финн обвинил во всем меня, сказал, что я чуть ли не специально спровоцировала прерывание беременности. Он тогда страшно возмущался, настаивая на том, чтобы мы как можно скорее повторили попытки. Но в мои планы вообще поначалу не входило заводить ребенка — я считала, что в моем возрасте это просто нереально. Но Финн все точно рассчитал, можно сказать, он меня подловил, и я потеряла бдительность. Словом, я, к собственному изумлению, забеременела. Финн был безумно рад, что его расчет оказался верным. Как я теперь понимаю, он вообще очень расчетлив. — Бартлетт уже и сам это понял, Хоуп лишь озвучила его мысли. — Короче, полгода все шло чудесно, и спустя некоторое время после выкидыша он опять стал нежен и заботлив. А сейчас… Он все время мною недоволен, настроение у него по большей части ужасное. Иногда случаются короткие периоды нежности и внимания, за которыми, увы, следуют вспышки раздражения. И он стал больше пить. Думаю, его угнетает перспектива судебного разбирательства с издателем, и он совсем забросил работу. И еще он страшно злится, что я не спешу со свадьбой. Так что теперь мы все время ссоримся, и ему вечно от меня что то надо. Раньше такого не было. Я неделю назад, когда улетела из Дублина, была в таких растрепанных чувствах — вообще ничего не понимала. А Финн только подливал масла в огонь, все твердил, что я схожу с ума. Я и сама начала в это верить!

– Ему только этого и надо. По нашему разговору, Хоуп, я могу судить, что вы вполне здраво все оцениваете, чего не скажешь о нем. В этом я уже не сомневаюсь, я не психиатр, но этот парень — классический социопат. Это очень и очень опасная штука, тем более что он пытается запудрить вам мозги и ввести в замешательство. Когда он стал требовать у вас деньги?

– Месяца два назад. Без всяких предисловий, без объяснений. Я отказала, мы поругались, так с тех пор мы и ссоримся. Тогда то я и решилась на крайние меры. В ноябре, когда я прилетела по делам в Нью-Йорк, я попросила Марка — он мой агент — организовать частное расследование. — Хоуп вздохнула и рассказала, что было в материалах расследования. — Старший брат Финна считает его социопатом. Финн мне говорил, что был единственным ребенком в семье, а у него еще было три брата! И здесь соврал! Мать его была горничной, а вовсе не аристократкой, как он говорил, а отец — не успешный врач, а алкоголик, погибший в пьяной драке. Ничего из того, что он мне о себе рассказывал, не подтвердилось, вот откуда я знаю, что и дом в Ирландии их семье никогда не принадлежал. Все, кто его когда либо знал, твердят в один голос, что он патологический лжец. — Это и так было ясно из рассказа Хоуп. — Полностью материалы этого расследования я увидела вчера. Его жена погибла в автокатастофе. О’Нил сел за руль, будучи пьяным. Мне же он рассказывал, что она находилась в машине одна. Из полицейских материалов следует, что после аварии женщина еще была жива. У самого Финна было легкое сотрясение мозга. Он почему то сразу помощь ей не вызвал, и жена его умерла. Правда, справедливости ради надо сказать, экспертиза установила, что ее травмы были несовместимыми с жизнью, надежды выжить у нее не было. — Хоуп по прежнему пыталась быть справедливой к Финну. Роберту Бартлетту было ясно, что Хоуп еще любит О’Нила и полученная информация пока до конца ею не осмыслена. Слишком неожиданные и шокирующие это были новости, и она пока не могла с ними примириться. — Финну тогда дали условный срок и лишили водительских прав, — продолжала Хоуп. — Родители его жены были убеждены, что зять повинен в смерти их дочери и только жаждал дорваться до ее денег. Он действительно предпринимал попытки завладеть ее деньгами и наследством сына. А теперь он жаждет моих капиталов. Косвенно он уже повинен в смерти двух женщин: жена погибла в аварии, другая девушка покончила жизнь самоубийством. Он все мне врал, и как теперь я могу ему верить? — Голос у Хоуп дрожал. Ее рассказ мог бы повергнуть в шок кого угодно, но только не Роберта Бартлетта — в его практике уже были подобные случаи. Это было классическое поведение социопата и его жертвы. Вымышленные истории о себе, шарахание от тщательно рассчитанной злобы к невероятной нежности, заботе и соблазнению парализуют волю жертвы, ей хочется верить, что все хорошее — это правда, а дурное — всего лишь заблуждение. Но чем больше подтверждается обратное, тем сложнее сохранять веру. Хоуп сейчас была именно на этой стадии. Она начала прозревать и уже видит Финна таким, каков он есть, но верить в это, по понятным причинам, ей не хочется. Тяжело признавать вероломство в человеке, которого ты любишь и который когда то, казалось, любил тебя.

– Я не хочу, чтобы вы стали его следующей жертвой, — твердо заявил Роберт. Хоуп и так уже была его жертвой, но Роберт боялся, что, если она ослушается Финна по настоящему или окажется для него бесполезной, тот может ее убить, довести до самоубийства или подстроить несчастный случай.

– Я тоже. Поэтому я вам и позвонила, — убитым голосом сказала Хоуп.

– Понимаете, все, что вы видели вначале, когда он был с вами сама доброта, в психологии называется «зеркалом» — социопат словно отражает в вашу сторону то, что вы от него ждете и каким хотите его видеть. А потом, по прошествии времени, всплывает правда о том, каков он на самом деле, — объяснил Роберт. — Что вы теперь намерены делать, Хоуп? — поинтересовался он. Ему было ее очень жаль, ведь он лучше кого бы то ни было понимал, как тяжело на что то решиться в такой ситуации.

– Даже не знаю, — призналась она. — Понимаю, со стороны это кажется безумием. Девять месяцев все шло как нельзя лучше — и вдруг человека словно подменили. Меня еще никто так не любил, никто не был со мной так добр и мил. Я хочу одного — вернуть то, что было вначале. — Но это было равносильно тому, чтобы пытаться поднять «Титаник», Хоуп и сама начинала это понимать. Только верить в это не хотелось. Во всяком случае — на данный момент. Хотелось услышать, что все не так уж безнадежно. Хоуп уже жалела, что получила это злополучное досье, ей все еще верилось в мечту. Точнее, ей хотелось верить, но не получалось. Однако Хоуп полагала, что лететь в Ирландию необходимо. Причем всякий, кто слушал бы ее рассуждения, счел бы их безумными. Но не Роберт Бартлетт. Ей повезло, что она обратилась к такому человеку.

– Хоуп, этого никогда не случится, — мягко возразил он. — Человека, которого вы знали в начале ваших отношений и которого любили, просто не существует в природе. А существует чудовище без сердца и совести. Я, конечно, могу ошибаться, и он окажется не более чем человеком в затруднительной ситуации, но, по моему, мы с вами оба понимаем, с чем имеем дело. Финн прекрасно разыграл перед вами спектакль. Теперь с этим покончено. Начался третий акт, и у Финна в нем роль злодея, жаждущего крови. — Собственно, таковы были герои всех книг О’Нила. — Вы, разумеется, можете поехать и воочию убедиться, тут вас никто не остановит, но вы подвергаетесь опасности. Может быть, даже смертельной. Но если вы все же решитесь — приготовьтесь к стремительному бегству и при первых признаках опасности бегите сломя голову. Нельзя торчать там до бесконечности, ждать неизвестно чего и торговаться. Я мало кому в этом могу признаться, но я побывал в вашей ситуации. Я был женат на ирландской девушке — невероятной красавице, нежной как цветок. Я верил каждому ее слову, и ее история была очень похожа на прошлое вашего Финна. Нищее детство, родители-алкоголики, она неоднократно оказывалась в приюте, где с ней творили страшные вещи. У нее было ангельское личико и сердце дьявола. Я защищал ее в суде по обвинению в убийстве, я тогда еще был начинающим адвокатом. И я был абсолютно убежден в ее невиновности. Она убила своего приятеля и уверяла, что он пытался ее изнасиловать, а улики это подтверждали. Я поверил. Я ее спас от тюрьмы, но сегодня могу признать свою ошибку. Кончилось тем, что она меня бросила, прихватив все до последнего пенса, разбила мне сердце да еще и детей забрала. Мы поженились спустя какое то время после суда.

В конце концов она меня чуть не убила. Вернулась в дом как-то ночью и пырнула ножом, а потом пыталась обставить все как ограбление. Но я то знал, что это была она. И даже после этого я дважды к ней возвращался, думал, все наладится, отказывался верить в то, что было очевидно. Я любил ее страстно, до наваждения и хотел одного — сохранить наш брак и детей. В конечном итоге семь лет назад она их похитила, а тут, как по волшебству, подвернулось это место в дублинском филиале, и я ухватился — чтобы быть ближе к дочерям. Я не мог заставить ее вернуться в Штаты. Она очень умна, и слава богу, с детьми все в порядке. Младшая теперь учится в американском колледже, а весной и я возвращаюсь в Нью-Йорк. После меня Нуала дважды выходила замуж, оба раза из за денег, один ее муж два года назад умер — она дала ему лекарство, на которое у него была сильная аллергия, а на суде сумела убедить присяжных, что этого не делала. Она унаследовала все его состояние. Так же она обойдется и со своим нынешним мужем или с тем, кто будет после него. Ей незнакомо слово «совесть». Ей самое место в тюрьме, но она виртуозно умеет избегать ответственности. У нее, несомненно, расстройство психики, и она с легкостью переступает любую черту, она жаждет поквитаться с миром за все зло, причиненное ей в детстве. Рядом с ней никто не чувствует себя в безопасности.

Поэтому я знаю, с кем вы имеете дело, и, как мне кажется, понимаю ваши чувства. Мне потребовались годы, чтобы понять, что «добрая» Нуала была лишь разыгранным для меня спектаклем, но она была чертовски убедительна, так что я всегда ей верил, несмотря на все небылицы и творимые ею гадости. Дети в конечном итоге перебрались ко мне, но ей было плевать. Такие люди не в состоянии быть хорошими родителями. Дети для них либо безмолвные соучастники, либо жертвы. Дочерей она теперь почти не видит да и не рвется. У нее теперь другая забота — потратить деньги бывшего мужа, того самого, которого она убила, скормив ему не тот антибиотик. Она не могла не знать, что это для него смертельно опасно, но «Скорую» вызвала только через час — сказала, «была в расстроенных чувствах», крепко заснула и не могла знать, что он умирает. И ей поверили — она так убедительно рыдала на допросе, была безутешна. Она опять вышла замуж — за своего адвоката, и я не удивлюсь, если скоро она и с ним сотворит нечто подобное. При этом каждый мужчина, которого она бросала — если не считать умерших, — ее горько оплакивал. И я тоже.

Долгие годы я не мог избавиться от этого наваждения, много раз возвращался с надеждой, но теперь я излечился. Так что поверьте, я вас прекрасно понимаю. Если, невзирая на все доказательства и мои доводы, вы все еще хотите вернуть то, что было, вас никто и ничто не остановит. У вас за спиной девять прекрасных месяцев, а на другой чаше весов — частное расследование с мнениями и свидетельствами других людей. Но заклинаю вас, Хоуп: если вы вернетесь к нему, будьте благоразумны! С такими людьми нельзя расслабляться! Если он вздумает с вами разделаться, вам останется одно — бежать. Это мой самый ценный вам совет. Если вы явитесь к нему, чтобы начать все сначала, не снимайте кроссовок, держите ухо востро, внимательно слушайте, что и как он говорит, доверьтесь собственной интуиции и при первых признаках тревоги или опасности бегите прочь. И побыстрее! Даже чемодан не собирайте, оставьте все, спасайтесь сами. — Это было лучшее, что он мог порекомендовать, исходя из своего опыта.

– У меня, кроме Финна, никого не осталось, — со слезами в голосе проговорила она. — Был мой муж Пол, была наша дочь, а теперь никого нет… — Ее душили слезы.

– На это и расчет. Такие люди выбирают своей жертвой кого то наивного, чистого душой, одинокого и беззащитного. И уж, конечно, родственники им ни к чему. Они не могут одурманивать свою жертву под пристальным надзором близких и друзей. Они непременно изолируют ее от общества — как и случилось с вами, — но прежде тщательно ее выбирают. Финн знал, что, кроме бывшего мужа, у вас никого нет, да и тот живет сам по себе и тяжело болен. И он увез вас в Ирландию, где у вас ни родных, ни друзей — никого, кто мог бы за вас заступиться. Вы для него идеальная жертва. Помните об этом, когда решите вернуться. Когда вы прилетаете? — Роберт не спросил, прилетит ли она вообще — этот вопрос был для него ясен. Он и сам так поступал, а сейчас понимал, что Хоуп не готова к окончательному разрыву. Ей потребуется пройти через новые испытания, чтобы уничтожить память о добром и ласковом Финне. Классический пример известного в психологии когнитивного диссонанса, неспособности человека осмыслить противоречащие друг другу факторы: сперва (а зачастую и продолжительное время) — полное обожание, потом — бессердечная жестокость, когда маска оказывается сорвана. Потом она вдруг вновь на лице, что еще больше запутывает жертву, повергает ее в сомнения в своей собственной нормальности. В результате куча примеров, когда социопаты доводят свою жертву до самоубийства: абсолютно здоровый психически человек оказывается не в состоянии понять, что происходит, и его остается лишь чуточку подтолкнуть к краю пропасти. Роберт Бартлетт не хотел, чтобы такое случилось с Хоуп. Теперь он видел своей задачей протянуть ей руку помощи, сохранить ей жизнь, помочь выбраться, когда она для этого созреет. Он слишком хорошо знал, что понять ее способен только тот, кто сам через это прошел. А он был как раз из таких людей.

Рассказ Роберта, его готовность поделиться с ней собственным горьким опытом произвели на Хоуп сильное впечатление. Она оценила и его откровенность и понимание ее сомнений, и его сочувствие. Но сердце ее разрывалось, она металась между любовью и страхом. Роберт Бартлетт хорошо понимал ее состояние. А вот Марк Веббер никак не мог взять в толк, зачем она хочет вернуться.

– Спасибо, что не называете меня дурой за то, что возвращаюсь. По-моему, я до сих пор надеюсь, что все не безнадежно плохо.

– В делах сердечных мы всегда живем надеждой. И я не удивлюсь, если так и будет и он на один вечер или на пару часов превратится в вашего расчудесного ласкового Финна. Только долго он им не останется, потому что это всего лишь спектакль, способ добиться желаемого. Но если вы встанете у него на пути или не дадите того, что он хочет, — берегитесь, он ударит с быстротой молнии. Будем надеяться, что дальше устрашения он не пойдет, но ведь можно запугать и до смерти! И вам ни в коем случае нельзя провоцировать его на более решительные действия. — Для Роберта теперь это была главная задача. Хоуп же видела для себя иную цель — убедиться, что прежний Финн и есть настоящий, что он еще исправится и станет таким, как прежде. И только Роберт понимал, что этого никогда не случится. Но Хоуп придется убедиться в этом самой, и, может быть, не один раз. И все же лучше до этого не доводить. Она классическая жертва социопата, изолированная от мира, смятенная, лишенная всех ориентиров, беззащитная, исполненная неоправданных надежд и пока не готовая поверить в доказательства, которые у нее перед глазами. — Может, по пути наведаетесь ко мне? Как прилетите в Дублин — сперва загляните в мой офис, а потом уже поезжайте в Руссборо, а? Познакомимся лично, дам вам все свои телефоны, выпьем кофейку — и отправляйтесь дальше к своему Джеку Потрошителю. — Роберт невольно рассмешил ее этой невеселой шуткой. — Я бы мог наведаться к вам в особняк, но рискну предположить, что у вас из за этого могут возникнуть неприятности. Социопаты обычно крайне ревнивы.