По воле богов

Я перевернулась на спину и уставилась в потолок.

– Время подобно сохнущей смоле, тянулось и застыло безнадежно. Как выдержать мне пытку временем, когда душа, как в клетке мечется, несчастной птицей? Хоть вера в князя юного моя и непреложна, но в грудь вонзается тоска холодной спицей. Так прочь сомненья и пустое беспокойство, дождусь ответа я спокойно, с достоинством приму я эту пытку. О, время, ну, беги ж скорей косулей прыткой!

Поднявшись с кровати, я поспешила в купальню, чтобы привести в порядок пылающее лицо. Зеркало не порадовало меня. В нем была лишь я, и я себе очень не нравилась. За последние дни я почти не ела. Знала, что он ждет встречи, как и я, знала, что не может связаться со мной, но тоски от этого было не меньше. Спала тоже плохо, потому что во снах меня мучили кошмары. То мне снилось, как Элион впивается клыками ему в горло, то разрывает грудь когтистыми руками или всаживает нож в сердце. Взгляд брата, который приходил ко мне ежедневно и просто сидел рядом, не произнося ни слова, не обещал мне ничего хорошего. И я знала, что он сильный и мстительный, а Арман всего лишь слабый человек, которого я люблю сверх всякой меры. И чем больше времени проходило, тем дольше задерживался в моих покоях Элион. Он сторожил меня, как цепной пес, зорко следя за тем, что я беру в руки, куда иду. Принюхивался к тем крохам еды, что я все-таки вталкивала в себя, отнимал нож, едва я брала его в руки, и сам резал мясо, фрукты. Даже вилок мне теперь не давали. А по ночам брат заглядывал ко мне по нескольку раз. Стоял на пороге и слушал дыхание. Он стал похож на одержимую няньку, продолжая скрывать от отца мою любовь. Впрочем, лорд Одариан дураком не был и давно сложил два и два.

Ройха вернули от Полуночных, и он ежедневно развлекал меня, даже ухаживал. Я принимала его попытки быть милым с вежливой улыбкой и продолжала тянуть с ответом, не желая вызывать гнев отца. Избегать откровенных разговоров мне помогал все тот же Элион. Он никогда не оставлял нас наедине с Ройхом. И стоило тому заговорить на скользкую тему, как брат вмешивался, направляя разговор в иное русло.

Ройх и Элион рычали и скалились друг на друга, и жених обвинил брата вовсе не в братской ревности. Разняли их бесы, стоявшие на часах. После этого я Элиона не видела до отъезда, а Ройха отправили вперед нас, чтобы отдать распоряжения о подготовке дворца и проследить за исполнением приказа. Высокородный лорд не должен был заниматься подобным, но Ройх не стал возражать. И теперь мои покои представляли из себя цветник.

– Какая дрянь, - услышала я голос Элиона.
– Он стащил сюда все веники, что нашел на улице?

Я вышла из купальни и враждебно взглянула на брата. Он вертел в руке корзину с красными цветами, затем отшвырнул ее с нескрываемым пренебрежением и повернулся ко мне.

– Ты собиралась спать, - сказал он.

– Но тебя это не остановило, - ответила я, глядя на него исподлобья.

– И не остановит, - брат усмехнулся и подошел ко мне.
– Ты ведь не хочешь союза с Ройхом?

– Ты давно понял, что не хочу, - я попыталась обойти его, но Элион сразу же взял меня за плечи.

– Я знаю, как тебе избежать этого союза, - сказал брат, всматриваясь мне в глаза каким-то странным, немного безумным взглядом.

– Отказать, ответ прост. Пусти.

– Стать моей, - Элион нервно хохотнул.
– И все так просто. Терзанья стольких лет, презрение к себе за эту слабость. С тоской взирать на юный стан родной сестры, мечтать о поцелуях, но не братских. Страдать и ненавидеть целый мир, и по ночам метаться, мечтая лишь о той, что стать моей одна не может. И имя милое шептать в горячечном бреду. Взывать к богам, молить об избавленье. И верить, рождена мне на беду, та, что сестрой зову, греховное стремленье. Я жег свою любовь, я умирал от страсти, горел в огне и ненавидел нашу кровь. Я ревновал и уговаривал себя, что твой союз спасеньем станет для меня. Не смог отдать и не отдам тебя, моя кузина. И не получит это тело ни вампир иной, ни человеческий мужчина.

– Ты знаешь?!

– Как любопытно изумленье и слова. Ты знала, милая кузина, что породило нас не только чрево не одно, но даже чресла разные нам жизнь дарили. Ты знала и молчала... Ерунда. Все к лучшему. Люблю я до безумия тебя. Люблю и, наконец, могу сказать об этом. И пусть мученьем обернется моя месть тому, кто жизнь мою чуть не сломал секретом.

Я отшатнулась, но Элион лишь сильней сжал пальцы на моих плечах, почти причиняя боль. Тонкие губы искривила почти издевательская улыбка.

– Тебе моя любовь не в радость, но выбор сделан, ты моя. Решил за нас двоих судьбу, и быть нам парой. Ты и я. Ройх будет выслан с наших территорий, а твой мешок кровавый сдохнет, казню его я собственной рукой. За то, что смел желать и трогать, за взгляды ваши и твою любовь. Я с радостью пущу мерзавцу кровь. А там и до папаши доберемся. Свое по праву место получить желаю, сейчас, а не чрез много лет. За боль мою, за подлый тот секрет.

– Предатель мерзкий! Ненавистный брат, пусти, ты мне противен! Отец растил тебя, как сына, тебе же клан решил оставить. А ты его убить желаешь? Велел молчать он лишь за тем, чтоб ты считал его родным.

– Чтобы не смел потребовать свое! Он лицемер презренный, что занял место, положенное мне рожденьем. А его лживое добро, чуть не свело меня с ума, когда сестру желал, любя!

– Убьешь Армана, жить не буду.

– Его убью, а твою голову покинет дурь, когда взойдешь ко мне на ложе. Вы женщины легко меняете личины. Сегодня любите иного, а завтра страсть вам кружит голову с другим. Но лучшее лекарство - это чрево, понесшее дитя. Об этом позабочусь я. Ты спать хотела? Спи и ни о чем не думай. Любовь и боль моя, твоей охраной стану я.

Он склонился и коснулся губами лба. Меня передернуло от омерзения, и Элион оскалился, но мотнул головой, явно собираясь быть терпеливым. Он провел по моему лицу тыльной стороной ладони, ухватил за подбородок и поднял лицо кверху.

– Люблю тебя.

Кузен коснулся моих губ, я замычала, стараясь оттолкнуть его. Но Элион был сильней. Его поцелуй стал жадным, затем и вовсе болезненным. Он оторвался от меня, и я скривилась, отплевываясь.

– Я приручу тебя, кузина. И поцелуев от меня ты будешь ждать, как благо. Но для начала я заберу того, кого ты любишь.
– Он направился к дверям.
– Да, кстати, отец уехал и до завтра не вернется, и мать твоя с ним тоже. Здесь во дворце лишь ты и я, да моя мать, что пожалела сына и открыла тайну... Виновна тоже. Да не дрожи, сейчас не трону. Умею ждать. И пусть пока мечты согреют, как губы, голодом томимы, касаются нежнейшей кожи.

Дверь закрылась за ним, а я осталась стоять, нервно сжимая руки в кулаки. Бессильная ярость душила, и проклятья одно за другим срывались шипящим шепотом с моего языка. Охранником он станет... А кто он есть, если не цепной пес, который не дает мне свободно вздохнуть уже больше двух недель?! Но как же все не вовремя. И разговорчивость второй леди, и отъезд отца. Кто теперь защитит меня, пока первого лорда нет рядом? И как мне покинуть дворец в назначенный час, если Элион злобным сваргом будет кружить вокруг меня, отслеживая каждое движение и мысль? И мысль о ночи под одной крышей с братом меня пугает.

– Ну, где же Рени? Удастся ль ей сыскать Армана? И что ответит мне сердечный друг? К утру или умру, иль будет у меня супруг.

Еще с час я металась по покоям, тревожно прислушиваясь к каждому звуку. Мысли метались от паники до мрачной решимости сбежать хоть через крышу. Элион еще не возвращался, но это не означало, что он провалился сквозь землю и испарился из мира Мрака. И его появление было всего лишь делом времени. А время шло. И бесовка все не появлялась с долгожданным посланием. Яркое солнце уже клонилось к закату, суля скорую темноту, которая должна была скрыть меня под своим пологом. Нервно вздохнув, я упала в кресло и тихо застонала.

Дверь еле слышно открылась. Я уже приготовилась защищаться от новых притязаний Элиона, но это был Энц. Меня подкинуло с кресла, словно разжалась невидимая пружина. Я бросилась к брату и схватила за руки.

– Мой брат, ты как спаситель мой явился. Молю о помощи опять. Наш брат узнал, что он не брат. Ведь ты же знал о старой клятве, и что племянник сыном назван? Я вижу, знал. Но ты не знаешь одного, что он кузину возжелал. Спаси, молю, он взять меня женой грозится, а нашему отцу желает стать безжалостным убийцей.