По воле северных богов

Гилфорд опустился на корточки возле своего бывшего вассала.

— Все здоровы, слава богу, сэр Джон.

— Она… Она, наверно, уже снова замужем?

— Нет. Ты должен быть о ней лучшего мнения. Человек, которого я назначил править вассалитетом вместо тебя, предлагал ей выйти за него после того, как вернулся я, но не ты… Леди Элиза отказала ему. Она все еще ждет тебя, сэр Джон.

Плечи англичанина дрогнули.

— Как бы я хотел… — он закусил губу и отвернулся, а потом решительно проговорил. — Передайте ей, что я люблю ее и детей, но… Пусть не ждет, не губит свою молодость одиночеством, ибо я не вернусь… Вы сделаете это, сэр Хьюго?

Хью, не имея возможности обещать что-либо, пока не переговорит с Саидом, лишь сжал руку своего рыцаря и, резко поднявшись, пошел прочь с ненавистного судна.

Глава 31

Хандебю оказался большим шумным городом, в котором правила торговля. Разноязычная речь неслась со всех сторон. Здесь были и англичане, и франки, и немцы, и русичи, и арабы. Здесь же располагался один из самых больших невольничьих рынков на севере Европы.

Для начала Хью договорился о жилье. Он заплатил за довольно большую теплую комнату, отделенную от большого зала не занавеской, как большинство других, а стеной, в которой была надежная дверь с запором. Туда по его приказу натащили дров, принесли три тюфяка с постельными принадлежностями и кое-что из посуды, чтобы те, кто будет жить в ней, имели возможность готовить прямо у себя дома. После сегодняшнего разговора с Джоном Эллиотом Гилфорд решил, что сделает все возможное, чтобы его бывший вассал, а заодно и хитрый Питер, чьи советы и дружеские подколки не раз помогали Хью в пути, получили свободу. А потом отправился бродить по городу, знакомясь с ним.

К вечеру ноги сами собой принесли его в гавань, где стражники, оставленные на галере, указали ему на большой дом, в котором и расположился посол владыки Египта шейх Саид Богаэтдин. Хьюго ждали. Он понял это, едва переступил порог. На невысоком столике, вокруг которого были разбросаны пестрые подушки, две более чем привлекательные рабыни накрывали ужин. Саид сидел, скрестив перед собой ноги и, щурясь от удовольствия, потягивал горячий травяной чай. На нем были тонкие шелковые шаровары и легкий, расшитый золотом халат, завязанный у пояса, но оставлявший открытой смуглую мускулистую грудь. В комнате стояла оглушающая жара.

— Присаживайся, сэр Хьюго, будь моим гостем.

Гилфорд скинул плащ, снял куртку, но все равно обливался потом. Даже тонкое полотно рубахи тяготило его — тело слишком привыкло к холоду и непогоде поздней осени, чтобы теперь переносить духоту июльского полдня. Молоденькая светловолосая рабыня поднесла англичанину кубок с вином, и он осушил его почти залпом.

Ужин начался с жирных, приправленных чрезвычайно острыми пряностями блюд, а закончился восточными сластями, богатыми изюмом и орехами. Все это просто требовало вина, и Хью, по-прежнему страдавший от жары, все пил, пил и пил густое красное зелье, чуть заметно пахнущее травами и чем-то неуловимым. Он чувствовал, что опьянел, но при этом голова не кружилась, а его мужская плоть, на которую обилие вина обычно действовало угнетающе, наоборот налилась и требовательно заявляла о себе при одном только взгляде на юных рабынь, чья нагота теперь была едва прикрыта тонкими полупрозрачными шелками.

В комнату бесшумно проскользнул Георгий и что-то шепнул шейху, при этом не сводя темных блестящих глаз с раскрасневшегося и явно возбужденного англичанина. Саид поднялся, и мальчик, опустившись перед ним на колени, развязал пояс его халата. Араб лениво двинул плечами и тонкая ткань, шелестя, упала на застеленный коврами пол. Хью судорожно сглотнул, все его возбуждение как рукой сняло. Неужели Богаэтдин потребует такую плату за двоих рабов? Это, пожалуй, было бы слишком дорого… Шейх усмехнулся хищной, чуть издевательской улыбкой.

— Георгий приготовил баню, крестоносец. Ей, конечно, далеко до настоящих турецких парилен, — араб высокомерно поморщился, — но все равно приятно. Не присоединишься ли ко мне?

И, не ожидая ответа, приказал:

— Лейла, Мариса, проводите моего гостя и помогите ему разоблачиться.

Присутствие женщин, явно предназначенных для него, несколько успокоило Хьюго, тем более что он прекрасно понимал — араб своим приглашением оказывает ему великую честь. Вино по-прежнему бродило в его крови, делая все происходящее скорее приятно возбуждающим, чем тревожным… Шейх в сопровождении Георгия тем временем уже скрылся за дальней дверью, а Хью ощутил на себе руки девушек, которые ловко занялись пряжками и завязками на его одежде. Уже нагой, рыцарь последовал за арабом и, потянув на себя тугую дверь, ступил в небольшое помещение, где было настолько жарко, что воздух казался густым, перетекая словно вода.

Богаэтдин, щуря свои темные раскосые глаза, лежал на лавке. У него на пояснице сидел Георгий. Его умелые быстрые руки массировали смуглую спину хозяина. Оба были обнажены, и если шейх лежал на животе, то возбуждение юноши не было скрыто ничем. Хьюго невольно взглянул на его крепкий небольшой член, над которым, как и говорил Питер, уже поработал нож хирурга, и задохнулся, поняв, что и сам стал предметом более чем пристального внимания. Две пары глаз, одни узкие, высокомерно-ироничные, другие широко распахнутые, миндалевидные с явным наслаждением изучали его наготу. Чувствуя себя девицей на смотринах, Хью шагнул к огромной деревянной ванне, стоявшей в центре, и спрятался в глубокой теплой воде.

Словно почувствовав его возросшее напряжение, Георгий оставил своего господина и вскоре вернулся, неся перед собой маленький поднос, на котором лежали две изящные трубки на длинных узких мундштуках. Мальчик с поклоном предложил их сначала гостю, а потом хозяину.

— Что это?

Саид усмехнулся.

— Только Георгий знает секрет этого зелья, крестоносец. Оно просветляет ум, веселит душу и укрепляет плоть, — смоляная бровь шейха насмешливо изогнулась. — Испробуй.

— Дело…

— Дело твое подождет, — шейх нетерпеливо нахмурился, и Хьюго был вынужден повиноваться.

Знание восточных обычаев подсказывало ему, что, начни он настаивать, его просто отправят восвояси. Испытующе осмотрев крохотный белый комочек, который покоился в углублении трубки, Хью решил, что такая малость вряд ли сможет причинить ему серьезный вред, тем более что Саид уже курил, медленно втягивая дым ртом и выпуская его через ноздри.

Хью тоже затянулся, но едва не закашлялся, увидев, как обе молодые красавицы — одна светловолосая и белокожая, а другая смуглая, с копной иссиня черных волос, тоже разделись и скользнули к нему в ванну. Вдвоем они принялись мыть большое тело мужчины, а когда их руки столкнулись у него в паху, веселое удовлетворение отразилось на их лицах.

«Исусе! Тир!» — пронеслось в голове у рыцаря, но потом волна наслаждения накрыла его с головой и понесла, лишь через достаточно продолжительное время выплеснув на берег.

Задыхающийся, с бешено колотящимся сердцем, Хьюго очутился на широкой деревянной скамье, стоявшей напротив той, где улыбаясь возлежал Саид Богаэтдин.

— Не правда ли, это стоило того, чтобы ненадолго отложить дела?

— Зачем? — несколько грубовато и прямолинейно спросил Хью.

— Георгий, он спрашивает, зачем люди наслаждаются жизнью? Сделай ему массаж, быть может, тогда он сможет понять…

Саид произнес несколько слов по-арабски, и мальчик гибко соскользнул со спины своего хозяина и, подойдя к Хьюго, деловито оседлал его. Руки молоденького грека легли на напряженные плечи англичанина. Он легонько хлопнул его по ним и что-то проговорил.

— Георгий просит тебя расслабиться, крестоносец. Это всего лишь массаж, — длинные брови шейха выразительно шевельнулись.

И то ли тому виной было только что испытанное наслаждение, то ли вино, то ли наркотик, но под умелыми, то сильными и жесткими, то столь легкими и нежными, что по спине Хью начинали бежать мурашки, руками Георгия Хью расслабился… Настолько, что до конца осознал это только утром.