Победитель не получает ничего

– Да, это верно, - согласился женатый. Он не хотел быть несправедливым. Просто он очень спешил.

– А ты? Не боишься прийти домой раньше обычного?

– Ты что, оскорбить меня хочешь?

– Нет, друг, просто шучу.

– Нет, - сказал тот, который спешил. Он запер внизу ставню и выпрямился.
– Доверие. Полное доверие.

– У тебя и молодость, и доверие, и работа есть, - сказал официант постарше.
– Что еще человеку надо.

– А тебе чего не хватает?

– А у меня всего только работа.

– У тебя все то же, что и у меня.

– Нет. Доверия у меня никогда не было, а молодость прошла.

– Ну, чего стоишь? Перестань говорить глупости, давай запирать.

– А я вот люблю засиживаться в кафе, - сказал официант постарше.
– Я из тех, кто не спешит в постель. Из тех, кому ночью нужен свет.

– Я хочу домой, спать.

– Разные мы люди, - сказал официант постарше. Он уже оделся, чтобы уходить.
– Дело вовсе не в молодости и доверии, хоть и то и другое чудесно. Каждую ночь мне не хочется закрывать кафе потому, что кому-нибудь оно очень нужно.

– Ну что ты, ведь кабаки всю ночь открыты.

– Не понимаешь ты ничего. Здесь, в кафе, чисто и опрятно. Свет яркий. Свет - это большое дело, а тут вот еще и тень от дерева.

– Спокойной ночи, - сказал официант помоложе.

– Спокойной ночи, сказал другой.

Выключая электрический свет, он продолжал разговор с самим собой. Главное, конечно, свет, но нужно, чтобы и чисто было и опрятно. Музыка ни к чему. Конечно, музыка ни к чему. У стойки бара с достоинством не постоишь, а в такое время больше пойти некуда. А чего ему бояться? Да не в страхе дело, не в боязни! Ничто - и оно ему так знакомо. Все - ничто, да и сам человек ничто. Вот в чем дело, и ничего, кроме света не надо, да еще чистоты и порядка. Некоторые живут и никогда этого не чувствуют, а он-то знает, что все это ничто и снова ничто, ничто и снова ничто. Отче ничто, да святится ничто твое, да приидет ничто твое, да будет ничто твое, яко в ничто и в ничто. Ничто и снова ничто.

Он усмехнулся и остановился возле бара с блестящим титаном для кофе.

– Что вам?
– спросил бармен.

– Ничто.

– Еще один ненормальный, - сказал бармен и отвернулся.

– Маленькую чашечку, - сказал официант. Бармен налил ему кофе.

– Свет яркий, приятный, а вот стойка не начищена, - сказал официант.

Бармен посмотрел на него, но ничего не ответил. Был слишком поздний час для разговоров.

– Еще одну?
– спросил он.

– Нет, благодарю вас, - сказал официант и вышел.

Он не любил баров и погребков. Чистое, ярко освященное кафе - совсем другое дело. Теперь, ни о чем больше не думая, он пойдет домой, в свою комнату. Ляжет в постель и на рассвете наконец уснет. В конце концов, сказал он сам себе, может быть, это просто бессонница. Со многими бывает.

3. Свет мира

Когда мы показались в дверях, хозяин бара поднял голову, потом протянул руку и накрыл два блюда с бесплатной закуской стеклянными крышками.

– Кружку пива, - сказал я. Он нацедил пива, лопаточкой смахнул пену и взглянул на меня, не выпуская кружки из рук. Я положил на стойку деньги, и он подвинул пиво ко мне.

– А тебе?
– спросил он Тома.

– Тоже.

Он нацедил еще кружку пива, смахнул пену и, увидев монету на стойке, поставил кружку перед Томом.

– В чем дело?
– спросил Том.

Хозяин бара ему не ответил. Он посмотрел мимо нас и спросил человека, который только что вошел:

– Тебе?

– Виски, - сказал тот.

Хозяин достал бутылку, стакан и еще стакан с водой.

Том протянул руку и снял крышку с блюда с закуской. На блюде лежало заливное из поросячьих ножек и тут же деревянная штука, похожая на ножницы, сделанные из двух деревянных вилок.

– Нет, - сказал хозяин и опять накрыл блюдо стеклянной крышкой. Вилочные ножницы остались у Тома в руке.
– Положи на место, - сказал хозяин.

– Идите вы знаете куда, - сказал Том.

Хозяин, не спуская с нас взгляда, нагнулся и сунул руку под стойку. Я положил на тарелку пятьдесят центов, и он снова выпрямился.

– Чего еще?
– спросил он.

– Пива, - сказал я, и прежде чем нацедить пива, он снял крышки с обоих блюд.

– Ваше заливное провоняло, - сказал Том и выплюнул на пол то, что откусил. Хозяин ничего не сказал. Человек, который пил виски, заплатил и вышел не оглядываясь.

– Сам ты провонял, - сказал хозяин бара.
– Такие - всегда вонючие.

– Он говорит, что мы такие, - сказал мне Томми.

– Слушай, - сказал я, - давай уйдем отсюда.

– Убирайтесь вон, паршивцы, - сказал хозяин.

– А мы и так уходим, - сказал я.
– Без вас решили.

– Мы придем еще, - сказал Томми.

– Суньтесь только, - сказал ему хозяин.

– Объясни ему, что он ошибся, - попросил меня Томми.

– Ладно, пошли, - сказал я. На улице было темно и хорошо.

– Куда это мы с тобой попали?
– сказал Томми.

– Не знаю, - сказал я.
– Идем на станцию.

Мы вошли в город с одного конца, а выходили теперь с другого. В воздухе пахло кожей, дубильным экстрактом и наваленными повсюду опилками. Когда мы подходили к городу, уже темнело, а теперь стало совсем темно, и подморозило, и лужи на улицах затянуло по краям льдом.

На станции сидели пять шлюх, дожидавшиеся поезда, шестеро белых мужчин и три индейца. В станционном помещении было тесно, жарко от печки и полно едкого дыма. Когда мы вошли туда, все молчали, и окошечко кассы было заперто.

– А дверь не надо закрывать?
– сказал кто-то.

Я повернулся, чтобы посмотреть, кто это сказал. Это был один из белых. Он был, как и все, в кожаных штанах, клетчатой рубахе и резиновых сапогах лесоруба, но без шапки, и лицо у него было белое, и руки тоже белые и тонкие.

– Что ж, закроете вы дверь или нет?

– Можно и закрыть, - сказал я и закрыл дверь.

– Спасибо, - сказал он. Лесоруб, сидевший рядом, фыркнул.

– Ты никогда не водился с поваром?
– спросил он меня.

– Нет.

– Вот попробуй с нашим.
– Он поглядел на соседа.
– Он это любит.

Повар, поджав губы, смотрел в другую сторону.

– Он натирает руки лимонным соком, - продолжал лесоруб.
– Он ни за что на свете не окунет их в лохань с посудой. Посмотри, какие они у него белые.