Победители
Шрифт:
Это был самый рискованный момент. Призывы "Долой!" могли бы быстро угаснуть в угрюмо молчащем человеческом море. Ведь что такое даже тысяча крикунов, если на Площади в восемьсот раз больше народу?! Однако людей не зря настраивали и накручивали еще со вчерашнего дня. Несколько секунд казалось, что одинокие крики так и утихнут в равнодушно-озлобленной толпе. Но вот зажигательный клич подхватил один, другой, третий... И вскоре, казалось, вся Площадь скандировала одно и то же звучное слово из двух слогов. Возмущенные голоса отражались эхом от окружающих ее стен, усиливались, резонировали и пробили
Государственный советник Нтаэлф испуганно оборвал свою речь и вцепился в поручень. Его лицо начала заливать мертвенная бледность, глаза закатились. На глазах миллиардов людей, наблюдавших все это действо в прямом эфире, он стал заваливаться назад, на руки подоспевших ему на помощь помощников, врачей, охранников...
Потерявшего сознание Нтаэлфа поспешно унесли с трибуны, а оставшиеся на ней четырнадцать человек поглядывали друг на друга - кто растерянно, а кто с тайным злорадством. Никто не решался - или же не хотел - выступить вперед.
Наконец, Оонк, несколько напряженных секунд насмешливо посматривавший на Гдоода, развернулся и, не оглядываясь, ушел с трибуны. За ним покорно потянулись остальные.
Внизу это вызвало настоящий взрыв энтузиазма. Наверное, впервые за всю историю празднования Дня Единения жителям Столицы удалось прогнать членов Совета Пятнадцати. Камеры выхватывали из толпы радостные, ликующие лица людей, для которых, наконец, наступил праздник.
Да-да, именно камеры! Никто так и не решился взять на себя ответственность и дать команду на прекращение прямой трансляции с Площади. Поэтому сердечный приступ Нтаэлфа, позорный уход остальных членов Совета Пятнадцати и взбудораженный народ продолжала видеть вся Империя. И на площадях крупных городов, где были установлены большие телеэкраны и куда тоже вывели людей праздновать День Единения, сначала тихо и робко, а потом все громче и увереннее начали раздаваться все те же крики.
Гэн-бао! Долой!
А кто-то, посмелей, уже стал выкрикивать новый лозунг.
Хи-ман-таэ! "Перемен!"
В большом фургоне, скромно притулившемся на краю Площади, царили паника, неразбериха и откровенный страх. Режиссер праздничной трансляции, с ужасом глядя на стену экранов, демонстрировавших картинку с отдельных камер, каждая из которых показывала сплошное непотребство, в отчаянии прижимал к уху браслет, пытаясь получить от начальства в Министерстве информации хотя бы один четкий приказ. Но приказа не было.
Зато в передвижную телестудию весьма бесцеремонно заглянули несколько вооруженных людей, сделавшие перепуганному режиссеру очень вежливое предложение.
– У нас к вам небольшая просьба, - сказали ему.
– Пожалуйста, пусть ваши камеры покажут сцену.
Изображение на огромных экранах чуть дрогнуло. Там показалась передняя часть сцены. Несколько секунд она была пустой, но затем вперед, к микрофону, вышел одинокий пожилой человек.
– Привет всем!
– звучно сказал он.
– Я Суорд!
Его встретили рукоплесканиями. Кто такой Суорд, знали почти все, а немногим невеждам быстро разъяснили соседи.
– Только что мы одержали победу!
–
– Мы показали власти нашу силу! Теперь мы должны заставить ее выслушать нас! Мы не уйдем отсюда, пока власть не выполнит наши требования!...
Закончив зажигательную речь, Суорд уступил место следующему оратору и, отойдя к краю сцены, повернулся к Тертому.
– Действуем по варианту два!
После этого они оба и несколько других людей поспешно схватились за браслеты и начали распоряжаться.
Начальник Особого Столичного Округа, не найдя нигде желания брать на себя ответственность, прорвался к самому Оонку.
– Что делать с этим безобразием?!
– взволнованно спросил он Председателя Совета Пятнадцати, невозмутимо просматривавшего трансляцию с Площади, которая все еще продолжалась - совершенно невозбранно.
Оонк холодно посмотрел на взбудораженного посетителя.
– Ничего не делать, - хладнокровно сказал он.
– Пусть пошумят, выпустят пар. Лучше стягивайте все полицейские силы для охраны левобережного района и административных зданий на правом берегу.
– Но тогда почти вся Столица снова останется практически без защиты!
– вскинулся окружной начальник, с ужасом вспомнив вчерашний темный вечер.
Оонк равнодушно пожал плечами.
– Тем лучше. Завтра сами запросят твердого порядка и думать забудут о бунте.
Фельдмаршал Гдоод сердито расхаживал по кабинету, раздраженно глядя на проклятый телеэкран. Ему ли не понимать, с чьего соизволения до сих пор продолжается возмутительный репортаж?! Оонк все-таки сделал свой ход, решив, очевидно, с помощью организованных им беспорядков сорвать созыв Большого Совета.
К сожалению, признал Гдоод, это был сильный ход. Полиция Особого Столичного Округа и части Службы Безопасности преступно бездействуют, внутренние войска выведены из Столицы, а ему нечем подавить разгорающийся бунт. Не обстреливать же город с космических кораблей?!
Однако и у него есть, чем ответить проклятому плебею! Взяв трубку аппарата спецсвязи, Гдоод начал распоряжаться. Охрану складов, площадок и других объектов Военного Космофлота в Столице сократить до минимума! Высвобожденные силы подкрепить курсантами военных училищ и направить на защиту здания Совета Пятнадцати, военного министерства, Дворца Конгрессов, где состоится заседание Большого Совета, космопортов и транспортных узлов! Выслать в город военные патрули - больше для разведки, чем для поддержания порядка!
Под конец Гдоод вызвал командующего десантными силами Космфолота. В тот момент он немного жалел, что в свое время не назначил на этот пост маршала Гдэаска. Однако герой Филлины тогда не захотел играть в его команде, вот и пришлось поставить этого - послушного и безынициативного.
Впрочем, получив соответствующий приказ, командующий десантом стал энергично шевелиться. Он клятвенно заверил Гдоода, что войска начнут прибывать в Столицу уже завтра днем.
Закончив переговоры, фельдмаршал снова повернулся к телеэкрану. Что творится на Площади?! Возмутительно! Там поют и танцуют!