Побратимы

Из спецсообщения ленинградского УНКВД: «12 января 1942 г. Начиная с третьей декады декабря 1941 г. продуктовые карточки населения Ленинграда полностью не отовариваются. Кроме хлеба… население никаких продуктов не получает» [111] .

Из справки Управления НКВД по Ленинградской области о смертности населения по состоянию на 25 декабря 1941 г.: «Если в довоенный период в городе в среднем ежемесячно умирало до 3500 чел., то за последние месяцы смертность составляет: в октябре – 6199 чел., в ноябре – 9183 чел., за 25 дней декабря – 39 073 чел.» [112] .

111

Архив УФСБ РФ по СПб и ЛО. Ф. 12. Оп. 2. Д. 19. Л. 115.

112

Ломагин Н. Указ. соч. С. 236.

В течение декабря смертность, основной причиной которой было истощение, возрастала. Справка ленинградского УНКВД о смертности населения Ленинграда по состоянию на 25 декабря 1941 г.:

«1–10 декабря – 9 541 чел.;

11–20 декабря – 18 447 чел.;

21–25 декабря – 11 085 чел.» [113] .

Если в декабре 1941 г. в городе умерли 52 612 человек, то за 25 дней января 1942 г. умерли 77 279 человек. Динамика смертности от голода была чудовищной:

«1-я декада января – 28 043 человек;

113

Архив УФСБ РФ по СПб и ЛО. Ф. 12. Оп. 2. Д. 19. Л. 101.

2-я декада января – 32 070 человек;

5-я пятидневка – 17 166 человек» [114] .

В январе в течение нескольких дней ленинградцы не могли получить по карточкам даже хлеб: его в городе просто не выпекали, по официальным данным из-за отсутствия электричества. (Лишь двое суток спустя городское руководство догадалось вместо хлеба начать выдачу муки.) И смертность сделала очередной чудовищный рывок. Если в январе 1941 г. в Ленинграде умерли 4211 человек, то в декабре 1941 г. – 52 612 человек, январе 1942 г. – 96 751 человек, за 10 дней февраля 1942 г. – 36 606 человек [115] , следовательно, в день умирало более 3600 человек.

114

Там же. Л. 142.

115

Там же. Л. 181.

Сотрудники НКВД в донесениях в Москву фиксировали «наиболее типичные» высказывания горожан: «Наш любимый Ленинград превратился в свалку грязи и покойников», «что глядят наши руководители, вся земля усеяна трупами», «о людях этого города не заботятся и оставили его на произвол судьбы», «Ленинград стал моргом, улицы стали проспектами мертвых», «народ голоден, а правительство никакой помощи народу не оказывает и в нужды народа не вникает. Руководящие работники питаются хорошо, и не видят, что наши дети голодают» [116] .

116

Там же. Л. 25, 141–142.

В феврале – марте 1942 г. многие хотели уехать из Ленинграда любой ценой. Отправляли письма в тыл, чтобы их вызывали из Ленинграда как ценных специалистов, просили «похлопотать» за них в Москве, писали прошения «наверх», отмечая в них свои былые заслуги. «На Среднем проспекте… Ляля видела и списала объявление: “За эвакуацию из Ленинграда одного человека любым способом даю рояль Шредера”», – эта запись появилась в дневнике сотрудника музея города А.А. Черновского 5 марта 1942 г. [117]

117

Пянкевич В.Л. «Каждый такой листочек на стене был криком, воплем крайней беспомощности»: Частные объявления в блокадном Ленинграде // История России: экономика, политика, человек. СПб., 2011. С. 197.

«Трудно человеку, не испытавшему всех тягот нашего положения, представить себе, как заманчиво для нас оказаться через несколько дней в условиях, в которых можно вволю поесть хлеба и картошки, – читаем в одном из дневников. – Об этом мы мечтаем как о недосягаемом счастье. Мечтаем мы и о том времени, когда можно будет спокойной спать, не думая о том, что ненароком в тебя может попасть фугасная бомба или артиллерийский снаряд. И вдруг понимаешь, что эти мечты могут осуществиться – правда, при известных трудностях и опасностях – благодаря эвакуации» [118] . Однако не все были столь оптимистичны. 10 декабря 1941 г., в «смертное время», ленинградское УНКВД фиксировало, что на фоне возрастающего у значительной части населения желания уехать из города «со стороны отдельных лиц имеет место отрицательное отношение к эвакуации. Отмечены жалобы на неорганизованность проведения эвакуации. Домашняя хозяйка Д.: “Когда было тепло, тогда не эвакуировали население, а теперь, когда люди опухли от голода и ослабли, то вздумали на таком морозе отправлять из Ленинграда народ”. Директор 1-го автогрузового парка К.: “Эвакуация населения через Ладожское озеро это глупость. В свое время, не подумав, эвакуировали детей в Старорусский, Демянский и др. районы области и в результате много детей загубили. Теперь получается то же самое, так как лед на озере тонкий, машины проваливаются, и люди гибнут. Проход по льду очень узкий и немцы его обстреливают. Через этот коридор никому из Ленинграда не выбраться”» [119] .

118

Попова Н. «Блокадный дневник» Александра Немцева // Люди одной судьбы. СПб., 2005. С. 137.

119

Архив УФСБ РФ по СПб и ЛО.Ф. 12. Оп. 2. Д. 38. Л. 72–73.

Темпы эвакуации непрерывно возрастали. Если в январе 1942 г. через Ладогу было перевезено немногим более 11 тыс. человек, то в феврале – около 117,5 тыс., в марте – около 222 тыс. человек [120] . 26 апреля 1942 г. Ленинградская городская эвакуационная комиссия утвердила отчет «Об эвакуации из Ленинграда с 29 июня 1941 г. по 15 апреля 1942 г.», составленный для оперативного отдела штаба Ленинградского фронта. Центральное место в отчете занимали сведения об эвакуации по ледовой дороге с 22 января 1942 по 15 апреля 1942 г. Из них видно, что за этот период из Ленинграда были вывезены 554 186 человек, в том числе рабочих и служащих – 66 182, семей рабочих и служащих – 193 244, учащихся ремесленных училищ – 92 419, молодых специалистов, студентов, профессоров, преподавателей и научных работников с семьями – 37 877, детей детских домов – 12 639, инвалидов войны – 7343, раненых красноармейцев и командиров – 35 713 и др. Всего за период с 29 июня 1941 по 15 апреля 1942 г. были эвакуированы 1 295 100 человек, из которых население Ленинграда составило 970 718 человек. [121] По сравнению с началом блокады Ленинграда его население к концу апреля 1942 г. сократилось за счет эвакуации и смертности в 2 раза. На 21 апреля 1942 г. к регистрации было предъявлено 1225,7 тыс. комплектов продовольственных карточек, из них рабочих – 498,1 тыс., служащих – 128,2 тыс., иждивенцев – 352,9 тыс., детей до 12 лет – 246,5 тыс. [122]

120

Историческая справка // Блокада Ленинграда. Эвакуация.

121

Ленинград в осаде. С. 302.

122

Соболев Г.Л. Указ. соч. С. 123.

Возобновилась эвакуация с 27 мая 1942 г. Теперь от станции Борисова Грива ленинградцы автомашинами доставлялись до мыса Осиновец или пристани Каботажная, пересаживались на водный транспорт и после высадки в Кобоно-Каредежском порту перевозились поездами в Вологду, Ярославль, Иваново, откуда следовали в пункты назначения. В основном эвакуация закончилась в августе, всего за этот период было вывезено свыше 432 тыс. чел. [123]

Постановление об эвакуации из блокированного города 500 тыс. ленинградцев Государственный комитет обороны принял еще 22 января 1942 г. Однако в силу целого ряда причин и прежде всего неподготовленности городских властей к реализации этого постановления в январе 1942 г. удалось эвакуировать немногим более 11 тыс. человек. 19 февраля 1942 г. ГКО был непреклонен: эвакуацию следовало продолжать «нагоняющими темпами». Военный совет Ленфронта постановил: начиная с 21 февраля 1942 г. эвакуировать ежедневно из Ленинграда пассажирскими поездами с Финляндского вокзала не менее 5 тыс. ленинградцев и автомашинами до 1200 человек. Остается только догадываться, какими методами, в каких условиях и ценой каких страданий ленинградцев была реализована эта задача. Ответственность за перевозку населения на автомашинах со станций Борисова Грива и Ваганово через Ладожское озеро возлагалась на начальника ледовой дороги генерал-майора А.М. Шилова [124] . Эвакуация продолжалась до апреля 1942 г., пока ледовая трасса не растаяла.

123

Историческая справка // Блокада Ленинграда. Эвакуация.

124

Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов. С. 677–678.

Покидающим осажденный город предстояли тяжкие испытания изнурительной дорогой, нередко в нечеловеческих условиях. Для большинства ослабленных и больных ленинградцев испытания начинались с первых же шагов на пути к начальному пункту эвакуации – Финляндскому вокзалу, ставшему главным центром эвакуации с зимы 1941/42 г. Традиционно отсюда направлялись поезда Ладожского направления, и, кроме того, он имел еще важное преимущество – это был, как признавалось и самим противником, единственный вокзал, который находился вне действенного огня немецкой артиллерии.

Была установлена норма (30 кг из расчета на одного человека) перевозимой в поездах и машинах домашней поклажи, но ее мало кто соблюдал. Обычно брали с собой самые необходимые и ценные вещи. Везти вещи приходилось чаще всего на санках, и их было тяжело тащить изможденному человеку [125] . Характерными являются воспоминания блокадницы, матери двух маленьких детей, которой вместе с ними надо было добраться до вокзала: «Одна женщина мне взялась везти вещи, а я детей. Ей я уже отдала полкило пшена и четыре ржаных сухаря. Время было 11 часов, а сбор назначен на 12 часов. Она, как и я, была слабая и с трудом тащила санки. Мы обе еле передвигались. Что, если мы опоздаем? Все мои мучения, трата последний сил будут напрасны» [126] . Им повезло – они успели, поскольку задержалось само отправление поезда…

125

Яров С.В. Указ. соч. С. 218.

126

Адамович А., Гранин Д. Указ. соч. С. 483.

Вместе с имуществом приходилось нередко везти на санках до вокзала и лежачих родных, следя поминутно за тем, чтобы они не выпали из санок. Машинами до вокзала разрешалось довозить только детдомовских детей, «ремесленников» и тех, кто причислялся к научной и художественной элите города. Таковых оказалось 62 500 человек [127] .Все остальные должны были идти пешком [128] .

Со всех концов города еле живые люди тянули саночки со своим скарбом. «К вечеру 27 февраля наибольшее число эвакуированных собралось на Финляндском вокзале, – вспоминал профессор С.С. Кузнецов, назначенный начальником одного из университетских эшелонов. – Вокзал представлял жалкое и ужасное зрелище. Во многих местах он сильно пострадал от бомб, залы обледенели, стены покрылись толстым слоем копоти, блестевшей изморозью; освещались залы редкими, сильно чадившими коптилками» [129] .

127

Ленинград в осаде. С. 303.

128

Яров С.В. Указ. соч. С. 218.

129

«Мы знаем, что значит война…». Воспоминания, письма, дневники универсантов военных лет. СПб., 2010. С. 80.