Побудь в моей шкуре

Несмотря на полученный укол успокаивающего, он все же пытался бороться, но не с державшими его мужчинами, а скорее с провалами в собственной памяти. Ему казалось, что он видел Иссерли где-то раньше. Или, может быть, он просто признал в ней единственное существо в этом помещении, которое отдаленно напоминало его самого. Если кто-нибудь вообще в силах ему помочь, то только она, – решил он.

Иссерли подошла еще ближе, давая водселю возможность рассмотреть ее получше. Она, в свою очередь, тоже пыталась отыскать его черты в своей памяти. Ресницы – единственная растительность, уцелевшая на его голове – были необычно длинными.

Водсель так отчаянно пытался вспомнить, кто такая Иссерли, что, судя по всему, не заметил, как к его лбу поднесли какое-то устройство, соединенное с основанием Колыбели длинным кабелем и отдаленно напоминавшее патрубок бензонасоса. Унсер прикоснулся металлическим кончиком устройства к гладкой коже на лбу водселя и нажал на рукоятку. Во всем здании на какое-то неуловимое мгновение слегка потускнел электрический свет. Водсель моргнул в последний раз, когда ток прошел через его мозг и позвоночник. Легкий дымок поднялся от черного пятна, образовавшегося на его лбу.

Унсер приподнял голову водселя за подбородок, обнажив шею. Двумя легкими взмахами он вскрыл артерии, а затем сделал шаг в сторону, и фонтан дымящейся, горячей, нереально красной крови вырвался наружу и заструился по серебристому металлу желоба.

– Да! – непроизвольно вырвалось из горла у Иссерли. – Да!

Не успел еще ее крик отзвучать под потолком, как в цехе повисла мертвая тишина, которая казалась еще более страшной оттого, что в это время из громкоговорителей перестала звучать музыка. Все застыли, только поток крови лился и лился из рассеченного горла; пенная красная жидкость бурлила и блестела, заливая лицо и голову водселя, и его ресницы колыхались в этом потоке, как водоросли в реке. Мужчины – Унсер, Энсель и все остальные – стояли неподвижно, будто статуи. Их глаза были обращены на Иссерли.

Иссерли согнулась в пояснице так сильно, что рисковала потерять равновесие и упасть. Она сжимала и разжимала кулаки в нетерпеливом предвкушении.

Кончик ножа Унсера завис над грудной клеткой водселя; Иссерли знала, что сейчас технолог сделает разрез на туше от шеи до паха и плоть разойдется в стороны, словно половинки расстегнутого комбинезона. Она жадно пожирала взглядом зависший в воздухе нож. Но, к ее огромному разочарованию, Унсер опустил руку и бросил нож в поддон с инструментами.

– Простите, Иссерли, – сказал он спокойно, – но я думаю, вам лучше уйти.

– Нет, пожалуйста! – умоляла Иссерли, продолжая корчиться в согбенном положении. – Не обращайте на меня внимания!

– Мы здесь работаем, – сурово напомнил ей технолог. – Чувствам здесь места нет.

– Да, я знаю, я знаю, – подлизывалась Иссерли. – Но, пожалуйста, продолжайте, как будто меня нет.

Унсер склонился над Колыбелью, заслонив от Иссерли дымящуюся голову водселя.

– И все же, я думаю, будет гораздо лучше, если вы уйдете, – сказал он, подчеркивая каждый слог. Энсель и остальные нервно переглядывались между собой, время от времени посматривая на объект, вызвавший недовольство начальника.

– Послушайте… – прохрипела Иссерли. – К чему весь этот шум? Неужели вы не можете… не можете…

Она посмотрела на свои руки, потому что почувствовала, что на них смотрят все. С ужасом она увидела, что ее пальцы хватают воздух, словно она пытается поцарапать ногтями какого-то невидимого врага.

– Энсель, – сказал осторожно Унсер. – По-моему, Иссерли немного… немного не в себе.

Мужчины медленно начали приближаться по мокрому полу к Иссерли; их размытые отражения в блестящей пленке при этом слегка подрагивали.

– Не приближайтесь ко мне, – предостерегла их Иссерли.

– Прошу тебя, Иссерли, – сказал Энсель, не переставая двигаться в ее сторону. – Ты выглядишь… – Лицо его слегка скривилось. – Мне страшно смотреть на тебя.

– Не приближайтесь ко мне, – повторила Иссерли.

В Цехе Переработки было светло, как в печи, но сейчас Иссерли показалось, что яркость ламп нарастает, увеличиваясь в несколько раз с каждой секундой. Вновь зазвучавшая музыка казалась отвратительной какофонией, которая болезненно отдавалась у нее в позвоночнике. Жгучий пот заливал Иссерли глаза и стекал по ее спине. И в этот самый миг она вдруг вспомнила, что находится глубоко под землей и вдыхает отвратительный воздух, пропущенный через многотонную толщу скал и ароматизированный аэрозолем с искусственным запахом моря. Она очутилась в ловушке, и со всех сторон ее окружают существа, для которых жизнь в подобных условиях является чем-то самим собой разумеющимся.

Внезапно жилистые мужские руки потянулись к Иссерли со всех сторон, хватая ее за запястья, за плечи, за одежду.

– Уберите от меня ваши вонючие лапы! – зашипела Иссерли. Но их хватка пересилила все ее отчаянные попытки сопротивления.

– Не-ет! Не-ет! Не-ет! – визжала она, когда ее оторвали от земли.

А затем она упала, и пространство вокруг начало сжиматься у нее на глазах. Стены оторвались от своих оснований и заскользили по полу, направляясь к центру цеха, словно желая принять участие в потасовке. Потолок, массивная прямоугольная бетонная плита, залитая флюоресцентным светом, также отвалился и стал надвигаться на нее.

Вереща, Иссерли попыталась свернуться в клубок, но множество рук, вцепившихся в нее, удержали тело в распластанном положении. Затем потолок и пол сомкнулись над Иссерли, и темнота поглотила ее.

11

Еще не придя до конца в себя, Иссерли почувствовала сюрреалистическое сочетание двух запахов – запаха сырого мяса и запаха недавно прошедшего дождя. Она открыла глаза. Бесконечное ночное небо, сверкающее миллионами далеких звезд, висело над ней.

Она лежала на спине в открытом автомобиле, стоящем в гараже без крыши.

Это была, разумеется, не ее «тойота», да и вообще совсем не автомобиль, – постепенно сообразила Иссерли. Она лежала под открытым погрузочным люком транспортного корабля, а прямо над ней располагалось зияющее отверстие в крыше коровника.

– Я убедил их, что свежий воздух пойдет вам на пользу, – прозвучал где-то совсем рядом голос Амлиса Весса.

Иссерли попыталась повернуть голову, чтобы найти его, но шея у нее совсем не поворачивалась – казалось, ее кто-то зажал в тугие тиски. Едва дыша и стараясь не шевелиться из страха перед возможной болью, Иссерли лежала и пыталась понять, почему ее тело не соприкасается с металлической палубой. Она провела непослушными пальцами по онемевшим бедрам и нащупала то, что лежало под ними. Это оказался грубый войлочный коврик, вроде тех, на которых обычно спят люди.

– Когда они вынесли вас из лифта, вы не могли дышать, вы практически уже задохнулись, – продолжал Амлис. – Я хотел вынести вас наружу, но мужчины не позволяли мне этого сделать. И сами тоже не хотели. Тогда мы нашли компромисс.

– Спасибо, – безразлично прошептала она. – Мне кажется, я бы и так не умерла.

– Разумеется, – согласился Амлис. – Не умерли бы.

Иссерли стала внимательно разглядывать небо. Оно все еще было слегка сиреневым, и луна только-только появилась. Скорее всего, было не позднее шести часов вечера, от силы – седьмой час. Она попыталась приподнять голову, но тело почти не слушалось ее.