Побудь в моей шкуре

Очевидно, в этом заключалась квинтэссенция его позиции, но тут он заметил, что Иссерли начала плакать, поднял свою грязную руку и нерешительно погладил воздух около ее плеча. Но затем, передумав, сложил обе руки у себя на коленях и отвернулся к своему окну.

– На сегодня я нагулялся, – тихо сказал он. – Можете меня высадить здесь.

Иссерли посмотрела ему прямо в глаза. Они сверкали от невыплаканных слез, и в каждом зрачке отражалось по крохотной Иссерли.

– Понятно, – сказала она и повернула рычажок. Голова водселя навалилась на стекло и неподвижно застыла. Ветер развевал клочковатые седые волосы у него на шее.

Иссерли подняла стекло и нажала на кнопку затемнения. Как только внутри автомобиля установилась уютная полутьма, она оттащила тело водселя от дверцы и повернула его лицом вперед. Глаза водселя были закрыты, и он имел очень мирный вид, в то время как другие водсели часто выглядели во сне испуганными и настороженными. Со стороны могло показаться, что он спит, решив вздремнуть во время долгого путешествия, продолжительностью в тысячи световых лет.

Иссерли открыла перчаточный ящик и извлекла оттуда парик и очки. Затем взяла с заднего сиденья куртку с капюшоном и тщательно одела своего пассажира, спрятав его седые, поблекшие волосы под копной волос таких черных и блестящих, какие когда-то могли расти и у нее самой. Его жесткие брови несколько раз укололи Иссерли в покрытые шрамами ладони.

– Простите, – прошептала она. – Простите.

Когда водсель был подготовлен к дороге, Иссерли отключила затемнение и завела двигатель. Если на шоссе не будет оживленного движения, то до дома она доедет минут за двадцать.

* * *

На ферме Аблах Энсель, как обычно, первым выскочил из коровника встречать ее. Все, казалось, возвращалось на круги своя.

Иссерли открыла дверь со стороны пассажирского сиденья, и Энсель осмотрел добычу.

– Просто прелесть! – похвалил он Иссерли. – Один из самых лучших.

И тут у Иссерли наконец лопнуло терпенье.

– Перестань! – заорала она во все горло. – Какого хрена ты все время повторяешь одно и то же?!

Вздрогнув от неожиданности, Энсель схватился за лежавшее между ними тело. Иссерли тоже схватилась за него, пытаясь удержать его прямо, в то время как оно уползало от нее в протянутые руки подбежавших к машине мужчин.

– Это не лучший! – бушевала она, пихаясь локтями и цепляясь за одежду водселя. – Не лучший и не худший! Это просто… просто…

Вырвавшись из их пальцев, тело тяжело шмякнулось на каменистую почву. Иссерли взвыла в бешенстве:

– Проваливайте на хер! Вы все!

Оставив шелудивых тварей возиться и бормотать над распростертым телом, она, обдав их облаком пыли, поехала в сторону коттеджа.

* * *

Два часа спустя, после отчаянных попыток успокоиться и взять себя в руки, Иссерли нашла в кармане записку Эссуиса и перечитала ее, на этот раз заставив себя расшифровать последние строки. Судя по всему, у «Весс инкорпорейтед» имелась к ней еще одна просьба. Наверху интересовались, не может ли она раздобыть для них самку водселя, по возможности – с исправно функционирующими яичниками. Самку не следует подвергать переработке. Надо просто тщательно ее упаковать и отправить на родину, а уж «Весс инкорпорейтед» позаботится обо всем остальном.

13

Иссерли нагишом бродила из комнаты в комнату, боясь заснуть. Она двигалась по спирали: начинала свой путь в спальне, затем направлялась через лестничную площадку ко второй спальне, которой никогда не пользовалась, спускалась по лестнице в гостиную с прогнившим полом, оттуда – в пустую главную спальню, в прихожую, заполненную ветками и сучьями, потом – в выпотрошенную кухню и, наконец, в сырую ванную комнату. Обходя их, она вспоминала всю свою жизнь и думала, как ей поступить с будущим.

Среди рассмотренных вариантов, которые позволяли, как минимум, продержаться до утра, была идея снести все внутренние стены в коттедже. Мысль эта посетила Иссерли на первом этаже в прихожей, когда она взяла большую палку и внезапно изо всей силы врезала ею по ближайшей стене. Результат превзошел ее ожидания – штукатурка брызнула во все стороны, а на месте удара образовалась дыра, в которой виднелась деревянная балка. Иссерли ударила снова – и еще один кусок штукатурки отлетел. Может, стоит превратить весь дом в одну большую комнату? А может, вообще снести эту чертову берлогу?

Поколотив стену минут двадцать и проделав в ней дыру, куда вполне можно было пролезть, Иссерли почувствовала, что ей разонравилось. Шрам на месте ампутированного шестого пальца пронзала невыносимая боль, да и спина тоже разболелась после этого приступа злости. Тогда Иссерли бросила свое занятие и снова принялась ходить по дому. На ее босые ступни налипала всякая дрянь. Она ходила из комнаты в комнату, время от времени царапая ногтями какую-нибудь стену. Дом скрипел и потрескивал. Снаружи, на ветвях деревьев, аблахские совы перекрикивались друг с другом, стеная, словно человеческая самка от оргазма. Ветер приносил с пляжа звук прибоя. Где-то вдалеке гудел в тумане ревун.

Было уже далеко за полночь, когда Иссерли отправилась наконец в постель, утомившись от бесконечных размышлений. Теперь в голове у нее роились бесчисленные, хотя и смутные замыслы, и она надеялась, что продержалась на ногах достаточно долго, чтобы не просыпаться до утренней зари.

Она спала глубоким сном в течение, как ей показалось, очень долгого времени, но когда очнулась, в ужасе хватая ртом воздух, еще стояла кромешная тьма. Простыни туго опутывали ноги Иссерли, они были мокрыми, холодными и слегка колючими от кусочков штукатурки, обломков дерева и комочков грязи. Иссерли ощупала себя: плечи и руки пылали так, словно их только что извлекли из горячей духовки, но ноги при этом были холодны как лед. Из всех фаз сна, в которые ей доводилось просыпаться, эта была худшей.

Увы, хотя организм Иссерли так и не успел толком отдохнуть, у него хватило сил на то, чтобы породить в ее мозгу обычный кошмар, в котором ее погребали заживо или бросали одну в лишенную доступа воздуха тюрьму.

И все же… был ли это ее обычный кошмар? Воскрешая стремительно тускневшие в памяти образы сновидения, она поняла, что на этот раз имелись некоторые отличия. Чувствовала себя она примерно так же, как всегда, но впервые существом, с которым происходили все события, была не она, а кто-то другой. Не с самого начала, нет – в начале это, бесспорно, была сама Иссерли, которую волокли все глубже и глубже в недра земли. Но к концу сна ее форма, размеры и даже биологический вид изменились. И в последние тревожные мгновения перед самым пробуждением она видела сон уже не о человеческом существе, но о собаке, запертой внутри какой-то машины, стоящей где-то в богом забытом месте. Хозяин все никак не возвращался, и ее ждала скорая смерть.

Полностью проснувшись, Иссерли выпуталась из простыней, обхватила руками холодные ноги и начала уговаривать себя не поддаваться панике.

Разумеется, приснившаяся ей собака – это пес вчерашнего водселя, но это еще не повод для кошмаров. Скорее всего, с собакой все в полном порядке. Наверняка ее хозяин оставил окна в фургоне закрытыми не до конца. И даже если не оставил, фургон все равно негерметичен, а погода сейчас холодная. А мысль о том, что собака может умереть голодной смертью, и вовсе глупа. Когда собака почувствует голод, она начнет лаять, лай выведет какого-нибудь водселя из себя, он отправится к машине и обнаружит собаку. В любом случае, чего это она так разволновалась о судьбе какой-то собаки? Собаки дохнут каждый день. Она видела много расплющенных собачьих трупов на шоссе А-9, да и сама обычна предпочитала переехать через труп, вместо того чтобы предпринимать опасный маневр и объезжать. Когда колесо наезжало на собаку, раздавался едва слышный глухой звук. К тому же собаки не обладают разумом.