Поцелуй Мрака

– И что?

– Марисоль, у меня… ужасное прошлое, я разрушен, сломлен, понимаешь?! – с душераздирающей безысходностью посмотрел он ей в глаза. Прерывистое дыхание слышалось из-под маски.

– Не понимаю! Объясни мне! – попросила она.

– Все считают меня мертвым, но я жив и… И я играю ту роль, которой меня наградили.

Марисоль напряглась. Она вспомнила легенду, которую рассказал ее брату доктор.

– В чем заключается эта роль? Ты… убиваешь женщин? – побледнела она.

Фоско вздрогнул, но промолчал.

– Ответь мне! – потребовала Марисоль.

– Нет.

Марисоль ничего не понимала, но после его ответа облегченно вздохнула.

– Тогда я не понимаю… Почему ты не можешь сделать меня счастливой? Ты связан с другой женщиной? Ты любишь ее?

Фоско тяжело вздохнул и на миг прикрыл глаза.

– Моя вина, что я так и не выставил тебя из этого замка… В первый же вечер… – отрешенно проговорил он. – В первый миг ты напомнила мне мою сестренку… – голос его дрогнул. – Но чем больше я в тебя всматривался, тем больше убеждался, что это не она… Что передо мной прекрасная незнакомая девушка… Ты поразила меня, как молния в тот вечер… – горько усмехнулся он. – Мне так нравилась твоя улыбка… Ты снилась мне! Каждую ночь! В течение всего дня я старался быть плохим с тобой, чтобы ты сама ушла, а во сне умолял тебя остаться… Моя вина, что я не смог сопротивляться твоему очарованию, задушить на корню вспыхнувшую симпатию к тебе. И это моя, возможно, самая большая ошибка … – сокрушенно покачал он головой.

Марисоль показалось, что она вот-вот потеряет сознание от счастья.

– Почему же ты хочешь выгнать меня отсюда…? – спросила она дрожащим от волнения голосом.

– Потому что не хочу стать твоим самым сильным разочарованием в жизни.

– О каком разочаровании ты говоришь?!

– Тебе лучше не знать этого, Марисоль. Верь мне! Я и так сказал тебе слишком много.

Марисоль в растерянности смотрела на него. Потом сделала несколько робких шагов ему навстречу.

– Не подходи ко мне, Марисоль! – снова выставил он вперед руку.

На мгновение замерев, Марисоль все же продолжила приближаться к нему, медленно, по чуть-чуть. Она напоминала укротителя, который подходит к раненому зверю, чтобы помочь ему, а зверь огрызается, опасаясь, что его хотят добить. Фоско невольно попятился, пока не уперся спиной в закрытую дверь.

– Остановись! – приказал он.

– Позволь мне залечить твои раны…

– Это невозможно! И потом, раны давно затянулись, – сказал он отрывисто. – Я не могу сделать тебя счастливой.

Марисоль показалось, что от волнения его странная манера произносить слова, будто цедить их сквозь зубы, только усилилась.

– Почему? Для меня счастье – знать, что мои чувства взаимны, засыпать в твоих объятиях, купаться в твоих поцелуях и видеть тебя счастливым и свободным от всех страхов и предрассудков!

– Вот именно… – произнес он, задыхаясь. – Вот оно разочарование! Я даже радость поцелуя не могу тебе подарить, понимаешь?!

Марисоль не понимала. Она уставилась на него, но потом уголки ее губ дрогнули в улыбке.

– Кажется, я догадалась… Ты не хочешь снимать маску…

Марисоль неотрывно смотрела ему в глаза, и столько нежности и любви светилось в ее взгляде, что Фоско, к своему ужасу, ощутил неконтролируемую дрожь, пробежавшую по всему телу. Он как завороженный смотрел на ее приближение, но не был в состоянии ни убежать, ни остановить ее. Он тяжело дышал, глядя на нее, как затравленный зверек.

Медленно-медленно она подошла к нему почти вплотную, а потом робко прижалась к его груди. Где-то скрипнула половица или дверца. Но Марисоль даже не вздрогнула. Привыкла или просто не услышала, находясь во власти предвкушения чего-то прекрасного. А миг спустя она вдруг совершила молниеносное движение и поцеловала Фоско через маску, почувствовав, как плотно сжаты под ней его губы.

За окном сверкнула молния.

Фоско отпрянул так, будто Марисоль укусила его. Он глухо ударился затылком о дверь и расширившимися в панике глазами воззрился на нее. Но она не испугалась. Между ними уже не осталось пространства, а руки Марисоль сомкнулись вокруг его талии.

– Обними меня, мне холодно… – попросила она, прижимаясь к его груди.

Сердце Фоско билось на пределе своих возможностей.

– Марисоль… – прошептал он, теряя голову.

– Прошу тебя.

Его руки сомкнулись на ее плечах. Нежно. Горячо. Крепко. С силой. Он склонил голову, прижимаясь щекой к ее щеке, и Марисоль уловила едва слышимый сдавленный стон, сорвавшийся с его губ. Несмотря на маску, его дыхание обожгло ей кожу. Фоско прикоснулся к ее плечу губами, едва уловимо, но даже через ткань чувствовалась щемящая нежность в этом исступленном поцелуе.

Марисоль в ответ робко поцеловала его в узенькую полоску обнажившейся между воротником рубашки и маской шеи. Фоско так сильно дернулся, будто через него молния прошла!

За окном в самом деле бушевала гроза, ветер со свистом пробирался во всевозможные щели, отчего пламя свечей и тени на стенах отплясывали зловещий яростный танец.

Фоско не смог оттолкнуть Марисоль, не смог сопротивляться. Тело не слушалось, не подчинялось приказаниям разума, да и тот стремительно мерк. Зато сердце громко кричало о любви. Руки сами по себе скользнули вверх, по гибкому стану.

– Марисоль… Я не в силах сопротивляться… Уходи… – прошептал он, поднимая голову, пытаясь собрать остатки своих сил и разума.

– Не сопротивляйся. Хотя бы раз пойди на поводу у своих чувств…

Фоско отстранился. По ту сторону окна вспыхнула молния, на миг озарив лицо Марисоль своим бледным светом. Фоско увидел пожар любви в ее глазах, и разум его погас вместе с молнией. Он принялся покрывать ее шею замаскированными поцелуями, а у нее перехватило дыхание от невыразимой нежности, которую, оказывается, мог дарить этот мрачный мужчина. Марисоль таяла в его жарких сильных руках, как ледышка в солнечных лучах, и даже не заметила, как ее руки потянулись вверх и сомкнулись на широких плечах. Фоско, лаская ее шею губами, по-прежнему скрытыми под маской, принялся развязывать шнуровку на платье. Почувствовав, как ткань свободной волной соскользнула с плеча, Фоско провел по нему подушечками пальцев. Марисоль показалось, что они слегка дрожат, хотя, возможно, это ее стремительно охватывала дрожь. Скользящим поцелуем он спускался все ниже, к трепещущей груди, где бешено колотилось разволновавшееся сердечко.

Марисоль охватил невыразимый восторг. Она напоминала себе свечу, которая плавилась под сладостными поцелуями, и сожалела только об одном: что тонкая шелковистая маска крадет капельку удовольствия. Ей хотелось почувствовать неприкрытую нежность его губ. Ведь если от поцелуев через ткань ее тело охватывает такой сладостный экстаз, то без этой преграды она, наверное, сможет достичь рая.

А Фоско уже стоял у его врат. Целовать любимую женщину само по себе было наслаждением. Давно забытым наслаждением. Он на мгновение оторвался от Марисоль и поднял голову, все еще надеясь выиграть в борьбе с чувствами. На лице ее отражалось неземное блаженство, и он судорожно сглотнул. Она открыла глаза, чтобы посмотреть, почему он прервал это удовольствие, и встретилась с его глазами, которые по-прежнему казались черными. В них плясали отблески трепещущего пламени свечи, хотя, возможно, это пылала в них страсть. Но читалась в его взоре еще какая-то нерешимость, смешанная со страхом и болью. Он поднял дрожащую руку и сделал жест, будто хотел стянуть с лица маску, но потом зажмурился и притянул Марисоль к себе, уткнувшись носом в ее волосы, пахнущие альпийскими цветами.

Новая вспышка молнии четко очертила их силуэты, слившиеся в самозабвенном объятии, в окружении причудливых теней, выхваченных из мрака. Электрический зигзаг будто оживил предметы: в этом мистическом мерцании они, казалось, задвигались. Неподвижными оставались только два сплетенных тела.

– Марисоль… Я не могу… – почти до боли сжал он ее в своих объятиях, мучимый ему одному ведомыми демонами.

– Почему? – спросила она, трепеща в его руках.

– Тебе этого лучше не знать… – ответил он с невыносимым отчаянием.