Поцелуй победителя

Валорианка ответила новым ударом. На этот раз Арин успел его парировать. Рука с мечом сама поднялась навстречу вражескому клинку. Отвести его в сторону не составило труда. Арин смотрел с затаенным ужасом на то, как выгнулась рука незнакомки, чтобы удержать меч. Валорианка была не старше его. Она походила на Кестрель, как сестра, различий было не так уж много. Нельзя сказать, что Арин ни разу не видел женщин в бою. Он просто ни разу их не убивал. Арин выбил меч из руки валорианки. Вспомнил труп сестры в придорожной канаве, кровь, хлынувшую из горла матери. Его рука дернулась сама. Арин закричал, приказывая врагу остановиться. В глазах потемнело. Через секунду он пришел в себя и понял, что выронил меч. Кинжал? Его тоже не оказалось.

У валорианки по-прежнему оставался один клинок. Она злобно оскалилась, видимо, не веря в свою удачу. Потом ударила каблуком по необутой ноге Арина и замахнулась кинжалом, целясь в сердце. Ступню пронзило болью. Он покачнулся и сумел кое-как увернуться от удара. Потом ухватил валорианку за запястье, заставляя разжать пальцы. Она ударила его в шею свободной рукой.

«Арин». Словно в тумане, он увидел, как кинжал в ее руке прочертил сверкающую дугу в воздухе, неумолимо приближаясь. «Так ты себя погубишь». Он уклонился. Новый удар. Арин почувствовал боль от пореза, но не понимал, куда он пришелся. «Ты обещал прославить мое имя. Ты поклялся мне служить». Арин пригнулся. «Разве мы не принадлежим друг другу?» Его руки зашарили по доскам и наконец схватили то, что искали. «Кто еще мог быть твоим покровителем? Слушай, дитя мое. Милый мой, слушай».

Уши зазвенели от тишины. Арин увидел широко раскрытые карие глаза и стройное тело, пронзенное мечом. Клинком, который он сжимал в руке. Пальцы валорианки разжались, выпуская окровавленный кинжал.

Когда все закончилось, капитан приказал обчистить трюм захваченного корабля, где обнаружились большие запасы продовольствия и, что особенно важно, порох. Капитан был доволен. Он похвалил решение Арина забросать врага взрывчатыми мешочками, предположив, что эту идею ему подсказали сами боги. Валорианцы на батарейной палубе не ожидали ничего подобного. Раны от гвоздей и густой дым помешали им продолжать огонь.

— Люблю такие грязные приемы.

Арин не ответил. Капитан окинул его взглядом, обратив внимание на раны.

— Ничего, все заживет. — Он прищурился, заметив босые ноги Арина. — Тебе бы сапоги.

Арин пожал плечами. Он вдруг понял, что не смеет произнести ни слова. В душе образовалась пустота. Арина ужаснул собственный поступок. Не важно, что валорианка сама прикончила бы его, не убей он ее раньше. По большому счету Арина не должно волновать, кто его враг, мужчина или женщина. Если бы день назад его спросили, все ли люди, независимо от пола, имеют право воевать, Арин ответил бы утвердительно. Если бы у него захотели узнать, равны ли мужчины и женщины, он сказал бы, что да. Следует ли одинаково обращаться со всеми? Безусловно. Если воины-мужчины не заслуживают пощады, то и женщины тоже. Но логические доводы не действовали. Арин был противен сам себе.

Убитая валорианка действовала свирепо и решительно. Кестрель вела бы себя так же. Внутри у Арина будто возникла воронка, поглотившая все чувства, кроме страха. Отец Кестрель хотел, чтобы та пошла в армию. Она чуть не согласилась. Арин представил дочь генерала на войне, и его горло сжалось.

— Держи.

Арин только сейчас заметил, что капитан отходил. Старик протянул ему пару сапог.

— Примерь эти.

Спрашивать, откуда они взялись, не имело смысла — и так ясно. Капитан окинул взглядом трупы, раскиданные по палубам обоих кораблей:

— Хорошо поработали. Если продолжим в том же духе, нелегко будет генералу начать высадку на полуостров. Чтобы солдат сражался, его нужно кормить.

Что будет, если валорианцы все же высадятся и пойдут на город? Особенно сейчас, когда никто не преграждает им путь. В городе осталась кузина Арина, его друзья. А что станет с Кестрель? С беглой преступницей, предательницей своего народа. Пощадит ли ее отец? Арин не хотел об этом думать — боялся, что этот вопрос породит другие. К тому же назойливый голос разума подсказывал, что раз генерал не попытался спасти дочь от каторги, то либо не знал, где Кестрель, либо ему было все равно, либо…

Нет. Арин ведь поклялся себе, что не станет гадать, чего не помнит Кестрель. Но ему стало так противно, так больно. Он не сомневался, что генерал никого бы не помиловал. Поэтому Арин тоже должен забыть о пощаде. Он надел сапоги.

Их команда успела захватить еще один валорианский корабль и поставить его на якорь у восточного берега другого острова, когда прибыл Заш.

— Теперь здесь командую я, — заявил он, поднявшись на борт. — А ты возвращайся в город.

Новости оказались неожиданными. У Арина в голове завертелось множество возможных объяснений, и ни одно ему не нравилось.

— В город прибыла королева, — объяснил Заш. — Требует тебя к себе.

16

Теперь стало ясно, почему Рошар остался в городе. Он ждал сестру. Королева оказалась совсем не такой, какой Кестрель ее представляла. Она выглядела не старше Рошара. Кестрель поехала в гавань со всеми домочадцами Арина, поддавшись любопытству. Оказавшись в толпе, она заметила, что на нее все глазеют. Кестрель не знала, какая молва ходила о ней в народе, но, так или иначе, и гэррани, и дакраны смотрели с восхищением, не смея заговорить с ней.

Рошар бросил на Кестрель взгляд, когда проезжал мимо нее по пути в город. Она не поняла, что означало выражение его лица. На секунду в глазах принца будто мелькнуло беспокойство, но потом он отвернулся и поскакал вперед. Теперь, стоя на причале рядом с сестрой, Рошар выглядел так, словно пребывал в самом прекрасном расположении духа. Он, по-видимому, рассыпался в любезностях, но Кестрель не слышала слов, да и в любом случае ничего бы не поняла. Она не знала их язык.

Отец когда-то хотел, чтобы Кестрель выучила дакранский. Внезапное воспоминание вызвало прилив тошноты. Генерал заставлял ее, а Кестрель упиралась. «Опасно не знать язык врага, — говорил он. — Когда ты пойдешь воевать…» — «Я не пойду». Слова дрожали у нее в голове.

Кестрель не хватало Арина. Ей хотелось знать, какое мнение он составил бы о девушке, стоявшей сейчас на причале. Потом Кестрель вспомнила, что Арин и так уже знаком с королевой, причем довольно близко, раз сумел уговорить ее вступить в войну на стороне Гэррана.

Королева (из разговора в толпе Кестрель узнала, что ее зовут Инишанавэй) молча выслушала брата. Ее лицо оставалось неподвижным, что делало его еще более притягательным. Пухлые губы, миниатюрные уши, похожие на украшения, небольшой нос. «Да, она красива», — решила Кестрель, не понимая, почему эта мысль так больно уколола ее.

Она пожалела, что с ней нет коня. Кестрель оставила Ланса на рыночной площади и дошла до гавани пешком. Теперь ей хотелось поскорее уехать отсюда. Сейчас же. Как глупо! Если Кестрель вдруг почувствовала себя маленькой и жалкой, то в этом никто не виноват, кроме нее самой. Не нужно сравнивать себя с кем-то, если знаешь, что не выдержишь сравнения. Она вдруг осознала, почему черты лица королевы показались ей знакомыми. Не потому, что она была похожа на Рошара, хотя теперь Кестрель это заметила. Все дело в их младшей сестре, с которой Кестрель познакомилась при дворе. Риша, восточная принцесса, младшая из троих детей, возлюбленная валорианского принца… который был помолвлен с дочерью генерала.