Поцелуй победителя

— И чего же не хватает?

Арин покраснел.

— Не бойся, скажи.

— Ну… мм, меня.

— Не понимаю…

— Я хочу, чтобы тебе был нужен… именно я.

— Но так и есть.

Арин провел рукой по взлохмаченным волосам.

— Я не об этом. — Он жестом указал сперва на нее, потом на себя. — Я… — Арин запнулся, устало потер веки и лишь потом продолжил: — Я хочу, чтобы ты принадлежала мне целиком. Не только телом, но и душой. Хочу взаимности.

У Кестрель внутри что-то оборвалось. Она ведь обещала больше не лгать ему. Ее взгляд сказал ему все без слов. Глаза Арина потускнели. Он молча поправил прядки, которые упали ей на лицо, запутались в ресницах и налипли на губы. Подушечки его пальцев скользнули по ее нижней губе. Вдоль позвоночника пробежали мурашки, а внутри что-то перевернулось. Потом Арин убрал руку, и Кестрель тут же почувствовала себя одиноко.

— Завтра утром я уеду вместе с Рошаром, — вздохнул он. — Вернусь нескоро.

В душе затлел уголек обиды. Хорошо знакомое чувство, которое преследовало ее всю жизнь. Ее всегда бросали. Война вечно оказывалась важнее. Кестрель вспомнила себя, маленькую девочку, которая с большим трудом держала лежащий в ножнах меч — огромный, длиной в ее рост. Руки болели, но опускать его было нельзя. Только человек на лошади мог забрать клинок. Он смотрел на Кестрель сверху вниз и словно специально выжидал, проверяя, как долго она выдержит. Потом улыбнулся, и ее сердце — и настоящее, и прошлое, сердце девочки и девушки — наполнилось одновременно гордостью, печалью и яростью.

— Возьми меня с собой, — попросила она Арина.

В его глазах промелькнула тень.

— Нет. Ни за что.

— Я могу помочь. Я в курсе, как отец проводит разведку, знаю его тактику, шифры, боевой порядок…

— Нет.

— Кто дал тебе право решать за меня?

— Ты не поедешь! — отрезал Арин, но потом, видимо, понял, что оба они перешли на слишком враждебный тон, и добавил уже мягче: — Это слишком опасно.

— Я умею за себя постоять.

— Я не могу потерять еще и тебя, — с горечью произнес он. — Хватит с меня потерь.

Его глаза потемнели, словно в них отразилась ночь, о которой Арин рассказывал недавно. Ночь, когда началась война.

Во всем этом был виноват отец Кестрель. Его образ встал перед глазами. Воспоминание сжало, точно тиски, до хруста в костях. Арин, похоже, догадался, о чем она подумала. Кестрель поняла, что тем самым сделала ему еще больнее. Маленькая Кестрель умоляла отца взять ее с собой на войну. Он обещал, что однажды она сможет поехать. Но Кестрель выросла. Их желания разошлись. Она все чаще просила его остаться, но генерал не соглашался.

История Арина переплеталась с ее историей, складываясь в странный узор. Молчание затянулось. Наконец Арин тихо произнес:

— Я останусь.

Кестрель подняла взгляд. Его слова оказались настолько неожиданными, что она потеряла нить своих мыслей.

— Если хочешь, — добавил он, — я останусь. Мы сможем побыть вместе.

— Если ты останешься здесь, а дакраны отправятся на юг воевать за тебя, союз развалится.

Арин уставился на свои руки.

— Или нет, если ты останешься ради королевы.

Он посмотрел на Кестрель с укором.

— Тогда нельзя.

— Так ты хочешь или нет, чтобы я остался?

Почему так всегда? Неужели, задавая любой вопрос, ты отдаешь свою судьбу в чужие руки?

— Это слишком дорого тебе обойдется.

— Подумай об этом. Хорошо? Мы уезжаем на рассвете. Ты можешь прийти к ручью возле конной тропы и сказать свое решение.

Кестрель следовало сразу ответить «нет», но она не смогла.

— В любом случае приходи, — добавил Арин. — Пусть даже затем, чтобы попрощаться. Пожелаешь мне удачи?

Перед глазами у Кестрель стояла страшная картина: истоптанная трава на поле боя и он — окровавленное, изломанное тело. Пепельно-серая кожа. Пустой, остановившийся взгляд глаз, чей свет давно погас. «Останься», — хотелось сказать Кестрель. Но невидимая рука зажала ей рот, напоминая о политических последствиях. Арин был обречен в любом случае. Смерть в битве — или же немногим позже, когда союз развалится и империя победит. Слезы подступили к глазам. Кестрель отвернулась, чтобы скрыть их.

— Ты не хочешь пожелать мне удачи?

— Хочу. Удачи.

Арин неуверенно произнес:

— Если я не увижу тебя на рассвете, то пойму, что ты хочешь, чтобы я уехал.

— Я приду, — сказала Кестрель. — Обещаю.

18

В эту ночь Кестрель так и не легла. Она бродила по спящему дому, разглядывала медные кастрюли на кухне — сверкающие, маленькие луны. Она поднималась и спускалась по лестницам, ступая тихонько, как мышь. Кестрель нашла библиотеку, вспомнила, как когда-то давно касалась корешков книг, и теперь снова провела по ним рукой. Воспоминания превращались в прикосновения, а те в свою очередь оживляли память. Вот фортепиано, огромный темный силуэт в гостиной. Арин привез его из дома Кестрель. Это было еще до тюрьмы, до императорского дворца. Арин попросил ее остаться с ним. А Кестрель сбежала, добралась до гавани и украла рыбацкую лодку. Шторм в море. Император. Выбор. Столица. Тугие корсеты. Сахар. Снег. Темные капли крови. Ободранные до костей пальцы.

«Выбирай», — потребовал император в их первую встречу. Кестрель сразу поняла, что он хитер и безжалостен. Она сделала свой выбор. Решила выйти за принца. Отец так ею гордился.

Воспоминания мурашками пробегали по коже. В окно Кестрель увидела гавань. Посеребренный луной залив сиял, точно гигантское ведро, наполненное светом. Несмотря на теплую погоду, она обхватила себя за плечи и растерла их. Это была привычка человека, который долгое время мерз. Когда Кестрель осознала, что делает, то замерла в удивлении. Казалось, у ее сознания одна память, а у тела — другая, и не все воспоминания совпадают.

Кестрель знала, что здесь тепло, но все равно чувствовала холод, словно в сердце попал осколок льда. Она не могла решить, что скажет Арину на рассвете. Необходимость выбора заслонила собой все. В голове не осталось даже слов «уезжай» или «останься», только «выбор». Кестрель боялась этого больше всего. Ей не раз уже приходилось расплачиваться за принятые решения.

Она взглянула на гавань и вспомнила, как стояла на причале зимой, выдыхая облачка пара. Арин тоже был там. Рука Кестрель потянулась к острому осколку цветочного горшка, заменявшему ей нож. Потом в памяти всплыла рыбацкая лодка, которая покачивалась на волнах у причала. Тогда Арин отпустил Кестрель. Предпочел подарить ей свободу, рискуя собственной жизнью, потому что мысль удерживать ее силой была невыносима.

Нет, холод в сердце не связан с Арином. Не он вызывал у Кестрель этот безотчетный страх, мешавший вспомнить, кто она и что совершила — и что сделали с ней. Кто же такая Кестрель? Она перебрала в уме все, что знала, внимательно изучила осколки прежней себя. Достойная преклонения, если верить Арину. Смелая, судя по чужим рассказам. Она представила эту Кестрель, легендарную героиню, и подумала, что хотела бы походить на нее.

Ноги уже несли ее куда-то. Кестрель добралась до комнат Сарсин. Бесшумно ступая по половицам, она распахнула двери, открыла шкаф, оделась, потом натянула сапоги. Войско отправится на юг с рассветом. У нее еще есть несколько часов. Хорошо, что луна яркая. Кестрель вышла из дома через черный ход для слуг. Оказавшись на воздухе, она прибавила шагу, прошла через сад и поспешила к конюшне.