Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты

* * *

Изучение методов работы управлений по сбыту и особенностей традиционного землевладения помогает понять, почему продуктивность сельского хозяйства в Сьерра-Леоне и в большей части других стран Черной Африки столь низкая. Политолог Роберт Бейтс в 1980-е годы попытался разобраться, почему сельское хозяйство в Африке столь неэффективно, хотя согласно хрестоматийной экономической теории оно должно бы стать здесь самым динамичным сектором экономики. Бейтс понял, что дело не в географии и не в тех факторах, которые были рассмотрены в главе 2 и согласно которым продуктивность сельскохозяйственного производства должна быть низкой по самой его природе. Причина, скорее всего, заключалась в том, что ценовая политика управлений лишала фермеров любых стимулов, которые могли бы побудить их инвестировать в производство, использовать удобрения или хотя бы бережно относиться к земле.

Причина, по которой управления по сбыту совершенно не принимали во внимание интересы сельских жителей, проста: эти интересы не были защищены никакой политической силой. Ценовая политика управлений была производным более фундаментальных местных политических факторов, которые делали право собственности ненадежным и уничтожали любые стимулы для инвестиций. Дело в том, что в Сьерра-Леоне верховные вожди не только обеспечивают законность и порядок, не только выносят судебные решения и собирают налоги — они еще являются так называемыми «хранителями земли». Хотя семьи, кланы и династии имеют право использовать свою землю и освященное традицией право собственности на нее, в конечном счете именно за вождем остается последнее слово в том, кто будет обрабатывать тот или иной участок. Ваше право собственности на землю защищено, только если у вас есть связи с вождем — например, вы происходите из того же правящего дома. Землю нельзя продать, купать, заложить, и если вы не родились в этом же самом округе, то вам не разрешат выращивать многолетние культуры, такие как кофе, какао или кокосы, из-за опасений, что со временем это позволит вам де-факто получить право собственности на землю.

Отличие экстрактивных институтов, которые развивались под властью англичан в Сьерра-Леоне, от инклюзивных институтов, возникших в других британских колониях, например в Австралии, лучше всего видно при сравнении способов использования минеральных ресурсов. Алмазы были найдены в Коно (на востоке Сьерра-Леоне) в январе 1930 года. Это были аллювиальные речные россыпи, то есть их разработка не требовала глубоких шахт, первоначально алмазы просто намывали на речных отмелях. Некоторые социологи называют подобные камни «демократическими алмазами», потому что такой способ добычи допускает участие множества людей, а это создает потенциально инклюзивные возможности. Но не в Сьерра-Леоне. Полностью игнорируя демократическую природу поиска алмазов, британское правительство создало монополию Sierra Leone Selection Trust, чье действие распространялось на весь протекторат, и передало ее в управление компании De Beers, огромной южноафриканской алмазодобывающей корпорации. В 1936 году De Beers также получила право сформировать так называемые Силы по охране алмазов (Diamond Protection Force) — частную армию, которая через какое-то время превзошла по численности британские колониальные части в Сьерра-Леоне.

Но даже и после этого изобилие аллювиальных отложений алмазов затрудняло контроль и регулирование добычи. К 1950-м годам армии De Beers приходилось иметь дело с тысячами нелегальных старателей, хаотическая деятельность которых сопровождалась массой конфликтов. В 1955 году британское правительство отвело несколько алмазных приисков для независимых лицензированных старателей вне зоны действия монополии Sierra Leone Selection Trust, но в распоряжении компании все равно оставались самые богатые залежи в Йенгеме, Коиду и Тонго.

С получением независимости ситуация только ухудшилась. В 1970 году Сиака Стивенс фактически национализировал Sierra Leone Selection Trust и создал на ее основе компанию под названием National Diamond Mining (Sierra Leone) Ltd, в которой правительству (а на самом деле лично Стивенсу) принадлежал 51 %. Так Стивенс начал планомерно прибирать к рукам алмазную добычу в стране.

В Австралии в XIX веке алмазов еще не нашли, зато здесь было золото, которое обнаружили в 1851 году в Новом Южном Уэльсе, на территории нынешнего штата Виктория. Как и алмазы Сьерра-Леоне, австралийское золото тоже содержалось в поверхностных месторождениях, и надо было принимать решение, что с ними делать. Некоторые политики — например, Джеймс Макартур, сын лидера сквоттеров Джона Макартура, о котором мы рассказывали ранее (стр. 278–282), — предлагали огородить золотоносные площади и выставить на аукцион монопольное право на их разработку. Иными словами, предлагалось создать нечто вроде австралийской версии Sierra Leone Selection Trust. Но в Австралии было немало и тех, кто выступал за свободный доступ к золотым месторождениям. Инклюзивная модель победила, и вместо установления монополии австралийские власти позволили любому, кто был в состоянии оплатить годовую лицензию, искать и добывать (to dig) золото. Вскоре диггеры (diggers), как стали называть этих искателей приключений, стали в австралийской политике заметной силой, особенно в штате Виктория. Диггеры сыграли важную роль в борьбе за всеобщее избирательное право и тайное голосование.

Мы уже видели два разрушительных следствия европейской экспансии и колониального управления в Африке: трансатлантическую работорговлю, предопределившую экстрактивное направление развития африканских политических и экономических институтов, и практику использования колониального законодательства и институтов для уничтожения африканского коммерческого сельского хозяйства, которое могло бы конкурировать с европейским. Последствия работорговли в Сьерра-Леоне, несомненно, ощущались очень сильно. Во внутренних областях страны ко времени европейской колонизации не сложилось сильного централизованного государства, вместо него имелись несколько маленьких постоянно враждующих королевств, постоянно устраивающих набеги друг на друга для захвата пленных. Рабство было здесь укорененным, традиционным институтом, и 50 % населения было обращено в рабов.

Эпидемиологическая ситуация в Сьерра-Леоне делала невозможным широкомасштабное заселение этого края белыми колонистами, как это случилось в Южной Африке. Таким образом, конкуренция с белыми фермерами африканцам не грозила. Мало того, отсутствие мощной горнодобывающей промышленности означало, что в стране нет ни спроса на африканскую рабочую силу, ни стимулов специально создавать экстрактивный рынок труда, столь характерный для Южной Африки времен апартеида. Зато здесь действовали другие механизмы. Хотя производителям кофе и какао не приходилось конкурировать с белыми, их доходы все равно изымались с помощью правительственной монополии — управлений по сбыту.

Большой вред принесла Сьерра-Леоне и система непрямого правления. Во многих регионах Африки, где британские власти также хотели бы ввести эту систему, они сталкивались с тем, что у местного населения не было структур централизованной власти, которые можно было бы использовать. Например, у племени игбо (Восточная Нигерия) вообще не было вождей до встречи с англичанами в XIX веке, и тогда британцы назначили игбо так называемых «уполномоченных вождей» (warrant chiefs). В Сьерра-Леоне же англичане ввели непрямое правление, использовав уже существовавшие местные институты и системы власти.

Однако несмотря на то, что у людей, которые были определены верховными вождями в 1896 году, были на это некоторые исторические права, особенности непрямого правления и той власти, которой были наделены верховные вожди, полностью изменили политическую жизнь Сьерра-Леоне. Прежде всего возникла новая социальная страта — «правящие дома», которой ранее не было. Наследственная аристократия пришла на смену существовавшим до этого более гибким социальным отношениям, при которых вожди нуждались в поддержке народа. Вместо этого была выстроена жесткая система, в которой пожизненно избранные вожди, которых поддерживали их покровители во Фритауне и в самой Британии, значительно меньше зависели от народа, которым правили. Англичанам было удобно подобное изменение порядков, поскольку они могли заменить упрямого вождя на более сговорчивого человека. И в самом деле, семья Маграи, откуда вышли два первых премьер-министра независимой Сьерра-Леоне, в свое время пришла к власти в округе Нижняя Банта, поддержав англичан в Войне из-за налога на хижины и выступив против правившего в то время короля Ниамы. Король был низложен, а представителей семьи Маграи стали назначать вождями, и это продолжалось до 2010 года.

Особенно следует отметить преемственность между колониальным управлением и системой власти в независимой Сьерра-Леоне. Англичане создали управления по сбыту и использовали их для обложения фермеров налогом. Постколониальные правительства поступали ровно так же, только ставки были выше. Англичане создали систему непрямого правления с помощью верховных вождей. Правительства, действовавшие уже после получения независимости, не отвергли и этот колониальный институт, они так же использовали его для управления в сельской местности. Британия установила монополию на добычу алмазов и пыталась не подпускать к приискам африканских старателей. Постколониальные правительства делали совершенно то же самое.

Правда, англичане считали строительство железной дороги полезным предприятием с точки зрения управления Менделендом, а Саика Стивенс думал иначе, но Британия могла доверять своим солдатам и знала, что их можно отправить в Менделенд, если там начнется мятеж, а Стивенс, напротив, доверять своим военным никак не мог. Как во многих африканских странах, сильная армия представляла бы угрозу для правления Стивенса. Именно по этой причине он сознательно ослаблял армию, сокращал ее численность, предпочитая использовать для силовых действий полувоенные формирования, верные лично ему. В ходе этого процесса диктатор все больше ослаблял и так слабую государственную власть, существовавшую в Сьерра-Леоне. Вместо армии на первые роли выдвинулось «Подразделение внутренней безопасности» (Internal Security Unit, ISU), аббревиатуру названия которого местные жители расшифровывали как I Shoot U («Я тебя застрелю»). Затем появился «Особый батальон сил безопасности» (Special Security Division, SSD), известный в народе как Siaka Stevens’s Dogs («Псы Сиаки Стивенса»). Но в конце концов именно отсутствие армии, которая могла бы поддержать режим, привело к его падению: 29 апреля 1992 года группа всего из тридцати солдат под предводительством капитана Валентина Страссера свергла режим партии ПОК.