Почти цивилизованный Восток
Шрифт:
– И поверят?
Она слегка пожала плечами.
– Смотря кто скажет.
Экипаж был без гербов и с виду мало отличался от прочих, каковых на улицах города было много. Внутри правда пахло кожей и свежестью, да и четверка лошадей лоcнилась.
– Проклятье, - Милисента поерзала на сиденье. – Чешется…
– Терпи.
– Терплю, - проворчала она. – Но желание отстрелить кому-то башку лишь крепнет.
И ни у одной её.
Дальше молчали. Ехать пришлось довольно долго. Эдди слушал, как грохочут колеса по мостовой, сжимал коробку с россыпью камней, которую доставили
Чарли тоже думал. И пальцами шевелил, словно разминая. Милисента молча пялилась в окно, правда, задернутое шторкой, а потому вряд ли она что-то за ним видела.
Вот экипаж остановился.
– Ну… пошли, что ли, - Эдди поднялся первым. – Чтоб их всех…
Эва дрожала. И от холода, и от нервов.
Она сама не знала, от чего больше.
Ей принесли шаль. Огромную, кружевную, из тонкой шерсти. Шаль была легкой, а еще неуловимо пахла пылью. И Эва куталась в нее, но… помогало слабо.
В комнате, куда её препроводили, было людно. Да и сама эта комната, лишенная окон, тесная и сырая, давила. Нервно дрожал огонек газового рожка, освещая заплесневелые стены. У одной стояла лавка, и на ней устроилось несколько девиц в нижних рубашках. Еще одна стояла в углу, молча, уставившись куда-то в стену. Эва тоже посмотрела, но не увидела ничего.
– Ишь ты, - рядом из темноты вынырнуло лицо. – Какая!
Девушку, пожалуй, можно было бы назвать красивой, если бы не темные редкие зубы. Она же вцепившись в шаль, дернула.
– Отдай!
– Тихо, - рявкнул кто-то, и серая фигура шевельнулась в углу. – Соблюдать порядок. Не драться.
Женщина. Широкая. Почти уродливая, с изрытым оспинами лицом и тяжелыми руками.
– А чего ей…
– Тихо! – рявкнула женщина снова. – Порядок. Кто нарушает, тот выбывает.
Возникло желание нарушить, но Эва удержалась. Надо держать себя в руках. Надо… успокоиться. Надо собраться с силами. Осталось недолго.
– Ничего, - прошипела девушка. – Еще повстречаемся… эй, мы туточки околеем! Хоть одеяло какое дайте! А то пойдем с соплями…
Одеяла принесли.
А еще воду в стеклянных бутылях, которые тотчас расхватали.
– Вот тебе! – перед лицом Эвы возник кукиш. – Кто успел, тот и съел!
– Напрашиваешься… - грозно сказала женщина в сером. – Сейчас Матушку Кэти кликну…
Матушка?
Смешно.
Эва отступила. Осмотрелась. Девушек в комнате было с дюжину. Много? Мало? Большая часть молчала. Кто-то плакал. И та, одна, буравила стену взглядом.
Что с ней?
Эва подошла поближе, но её снова схватили за руку.
– Не трожь, - предупредила все та же излишне любопытная девица. – У ней того…
– Мамочки… - всхлипнул кто-то рядом. – Мамочки…
– Тут свои мамочки.
– Как тебя зовут? – Эва поглядела на девицу.
– А чего?
– Меня – Эва, - Эва постаралась улыбнуться по-доброму. Матушка постоянно твердила, что добрая улыбка располагает людей к беседе. – Что с этой девушкой?
– Неска я. Агнесс, стало быть.
Известно, чего. Успокоили её. Эликсирчиком. И вона… - Агнесс помахала перед лицом девушки рукой. Та не шелохнулась. – Давненько поять, она уже того… не смогет сама. Ну, может, оно и к лучшему. А ты, стало быть, из благородных?Эва кивнула.
Странный разговор. Странное место. Странные люди. И… безумие. Совершеннейшее. А она – часть этого безумия.
– Ишь ты… - восхитилась Агнесс. И разом утратила интерес. Она была невысокой, щуплой и с какой-то неестественно огромной, выпирающей грудью, которая колыхалась под прозрачной тканью. – Ничего… и на тебя кто, глядишь, найдется. Только и вправду не буянь.
Агнесс отошла, чтобы спихнуть с лавки другую девицу. И та молча подчинилась.
Эва…
Осталась стоять.
И стояла долго, может, целую вечность, пока вновь не отворилась дверь, пропуская Кэти и… и кто это? Такой… такой странный?!
Не человек.
Совершенно точно не человек!
Темная кожа, даже, наверное, черная или скорее темно-темно серая, жаль, что света мало и оттенка не разглядеть. Светлые, почти белые волосы, заплетенные в косы. И острые черты лица, настолько нечеловеческие, что и смотреть-то на это лицо страшно.
Но Эва смотрит.
Разглядывает.
И решается сделать шаг. К Кэти.
Осторожно так.
И губы Кэти растягиваются в улыбке. Она поднимает вторую руку и тычет в Эву.
– Сюда иди.
И Эва подходит. А Кэти толкает существо к ней.
– На от. Приглянь. Он смирный, но кабы эти дуры с перепугу чего не утворили. Еще попортят, а он дорогой.
Он? Мальчик?
На нем тоже длинная, до пят, рубашка, сквозь которую просматриваются очертания тонкого тела.
– И ты гляди! – сказала Кэти уже женщине в серой. – Ежели чего, ты меня знаешь.
А после огляделась и вздохнула. Нервничает? Определенно. И… и понимание, что Кэти тоже нервничает, неожиданным образом успокоило Эву.
Все будет хорошо.
Ей ведь… обещали.
– Идем, - она потянула мальчика в угол. Сколько ему? Он высокий, почти с Эву ростом, но все равно ведь ребенок. – Как тебя зовут? Я – Эва…
– Отродье! – из сумрака вынырнула Агнесс. – Проклятое отродье!
– Тихо, - попыталась успокоить её Эва. И мальчишку дернула, чтобы за спину встал. – Просто ребенок.
– Отродье!
– Ребенок. Обыкновенный. Выглядит иначе и только.
– Все они твари! И господь велел, чтобы мир людям отдали! А они не отдали! И с того прокляты! – глаза Агнесс нехорошо прищурились. – Истреблены они будут во славу человечию…
Эва покачала головой, а потом указала на дверь. И на женщину, что стояла у нее, наблюдая.
– Хочешь, чтобы тебя выкинули? Или еще чего? Сказано же, дорогой.
Аргумент подействовал, и Агнесс отползла. Остальные и без того сгрудились подальше, будто опасаясь, что хрупкое это дитя – а рука, за которую держалась Агнесс была на удивление тонкой – навредит им. Вот ведь…
– Не бойся, - Эва не знала, что еще сказать. – Пойдем. Сядем куда, что ли…
У стены лежала солома, и если сгрести её в кучу, то можно и устроится.