Почти цивилизованный Восток

А зря.

Милли плюхнулась на свое место и сцепила руки.

Чарльз казался спокойным, да только в том и дело, что лишь казался.

– Думай о девчонке, - сказал Эдди. – И о некроманте нашем, который не обрадуется, если его сестрицу сегодня купит кто-то кроме нас.

Кивок.

И сцена.

Бодрый голос распорядителя.

– Цветок редчайшей удивительнейшей красоты… её кожа нежна и бела, её волосы отливают золотом…

Девица шла по сцене неспешно, и спину держала, и подбородок задрала. А волосы опускались золотой волной.

– Ставка! – крикнули откуда-то слева.

И тотчас голос перебили. Одна за другой взлетали таблички.

Три сотни.

Пять.

Тысяча. Две… десяток. Девица повернулась боком и изогнулась. А эта точно не против происходящего. Тоже надеется на богатый дом и заботливого покровителя? Эдди бы сказал, что… дом-то, может, будет и богатым, а вот с покровителем сложно.

Сюда приходят за игрушками.

За такими игрушками, которых нельзя достать в большом мире, во всяком случае так, чтобы о них никто не узнал. А если так, то… кого прячут?

Зачем?

Дерьмо. Одно дерьмо…

Девица ушла за тридцать тысяч.

– А теперь редчайшая птичка, угодившая в сети коварного соблазнителя, - медовый голос распорядителя заставил уродов в масках заткнуться. – Но нет, он не успел тронуть этот роскошный бутон… к слову, девушка одарена.

Тихо.

И напряженная тишина. Нехорошая.

– Она происходит из древнего, весьма почитаемого рода, а стало быть, с высокой долей вероятности и дети, ею рожденные, унаследуют дар. Спешите…

Десять тысяч.

Цена начиналась с десяти тысяч.

И Чарльз поднял табличку.

– Одиннадцать…

Зал, словно этого и ждавший, взорвался… двенадцать.

Пятнадцать.

Двадцать пять.

Твою ж… это же ж…

На сцену вытолкнули девицу, которая живьем показалась еще более мелкой, чем Эдди запомнил. Она, в отличие от предыдущей, шла, глядя исключительно под ноги. И вздрагивала. И…

…тридцать.

Сорок пять.

Пятьдесят. Чарльз выругался и потянулся к табличке.

Пятьдесят три… осталось двое, кроме Чарльза. Тип в черном костюме и белой маске, что занимал ложу, отделанную бирюзой. И тот, который с охранником.

Пятьдесят пять.

Шестьдесят.

– Удивительно! Просто удивительно! – голос распорядителя дал петуха. – Давно не кипели у нас подобные страсти! Но приз того стоит! Не только чистота и невинность, но и воспитание. Мы имеем не ту, что пытается казаться леди, но истинную… однако вынужден объявить небольшой перерыв. Согласно правилам, суммы, превышающие…

Эдди обернулся.

– …должны быть подтверждены.

– Прошу прощения, - еще один ряженый. – Но цена велика. А вы впервые у нас. И потому наша задача убедиться в вашей способности оплатить… покупку, если таковая случится.

– Эдди…

Эдди молча раскрыл кофр и вытащил горсть камней. Алмазы, рубины и сапфиры в груде выглядели как-то даже скучно. Или, скорее уж, после мертвого города Эдди сложно было удивить красотой камней.

– И вот… детка, - Чарльз протянул руку, и в нее упало ожерелье, первое из тех, что нацепила на себя Милисента. – Моя добыча. Редкая штучка.

Он держал ожерелье, и то поблескивало, переливалось, приковывая взгляд.

– Ему несколько тысяч лет… это создали драконы. Мне сказали, у вас найдется, кому оценить. Дорогая…

– Ты обещал его мне! – Милисента протянула ожерелье, но ряженый не коснулся, лишь покачал головой.

– Есть еще…

– В таком случае, возможно, стоит объявить перерыв для незаинтересованных лиц. И продолжить малым… кругом заинтересованных.

Эдди прикрыл глаза.

Желание набить кому-нибудь морду было почти непреодолимым. Или сыграть… может он сыграть? Хоть разок…

Чарли держался с трудом.

Контроль.

Этому магов учат с малых лет. Контроль, спокойствие и медитации. Дыхание. Главное, отслеживать дыхание. Так ему говорили.

Он верил.

Дети готовы верить взрослым. А он пусть и не ребенок… но дыхание контролировал, только легче не становилось. А надо…

Улыбаться, пусть даже за маской улыбка не видна. Подать руку, на которую оперлась Милисента. Подавить чувство стыда. Не стоило тащить её.

Кивнуть Эдди, который тоже мрачен, но держится.

Как надолго их хватит?

А самого Чарльза.

– Прошу, господа, - человек в старинной одежде кланяется. И длинные полы парика свисают едва ли не до колен. Лицо его напудрено, и на пудре алыми пятнами выделяется румянец. Тоже нарисованный.

Брови подведены.

На щеке мушка.

И за всей этой мишурой не разглядеть истинного лица. Тоже маска, только иная. И правильно, благородные господа слишком ленивы, чтобы разрисовывать себя. А эти вот… он один из многих, кто знает чуть больше остальных.

И нужен.

Эдвин… Эдвин знал что-то о происходящем? Он прислал записку. И шкатулку, которую Чарльз открыл. Содержимое её было еще более незаконно, чем Огненный шторм.

Но вполне соответствовало месту.

И образу.

Маске. Этак Чарльз и поверит, что в масках есть и польза.

Узкий коридор. И в этой части дома пахнет плесенью. Здесь сыро. И сырость старит место. Сырость разъела шелковую обивку. Сырость пропитала побелку, которая вспучилась пузырями. Доски паркета набухли, и теперь скрипели, жалуясь на разные голоса.

Милисента чихнула.

– Как-то здесь… не живописненько, - сказала она тоненьким голосочком. – Куда мы идем?

– Прошу прощения, леди, - моментально отозвался провожатый. И его «леди» явно было насмешкой. Но Милисента важно кивнула, подтверждая, что именно такого обращения и заслуживает.

Умница.

– Эта часть дома не предназначена для посторонних. И даже постоянные члены клуба редко бывают здесь, однако… ввиду исключительности ситуации… решено продолжить ваш, господин, спор в кабинете.