Почти подруги

Она благодарила всех, для каждой группы находила особые слова. Люди приподнимались на цыпочки, чтобы лучше видеть ее, все лица были обращены к Катерине. Толпа встряхивалась от шуток (готовность хохотать была номер один), довольно затихала, переводила взгляд от сияющей Жуковой на тех, кого она превозносила, и обратно, к темноволосой продюсерше. Толпа обожала, блаженствовала, играла мышцей.

Алю несло на той же волне, что и всех вокруг. «Потрясающая эта Катерина!» – думала она.

Последними Жукова поблагодарила актеров и звезд фильма, а затем режиссера. Тот встрепенулся, снова вскочил на край эпплбокса и воскликнул:

– Ребят, она про главного человека забыла! Катерина, кто кашу заварил? Ты!

Его поддержали оглушительными воплями одобрения. Режиссер и Жукова снова обнялись, и тот из-за ее спины показывал всем руку с оттопыренным большим пальцем. Вокруг Али, стоявшей в первом ряду, зааплодировали-засвистели… И сама Аля кричала что-то вроде «Ура-а! У-у-у! Круто-о!» – не важно было, что кричать, главное – кричать вместе со всеми в этой лихорадке. Она была счастлива.

Глава 6

Аля бежала по серой спиральной лестнице вверх, вверх, вверх, дробно стуча каблучками. Руку оттягивал пакет с тремя звякавшими бутылками швейцарской минеральной воды. В голове трезвонил вопль: «А-а-а… не успе-ею!» Некогда было задумываться, чего уж такого важного она не успеет и что уж такое страшное может случиться. Специальную воду, особый сорт сигарет, яблочные чипсы и букет фестончатых ирисов нужно было доставить к приходу Катерины Жуковой, возвращавшейся из недельного отпуска. Как только та позвонила из аэропорта и объявила, что приедет в офис не завтра, а буквально через час, то вторая секретарша, Ульяна Барабанова, перешла в режим пожарной сирены и, выдавая Але двадцать инструкций в минуту, заразила ее своей трясучкой.

Аля добежала до третьего этажа и потянула на себя тяжелую стальную дверь «Веспер продакшн». Ставший за неделю знакомым просторный холл восхищал как впервые. Белые стены, как непредсказуемая чистота холста, на который стряхнули первые брызги краски. На белом – постеры выпущенных фильмов с черепами, пламенем и мускулами; венецианские маски с черными провалами глаз, два ржавых (бутафорских?) серпа… Плюс достаточно красного – диваны (а за одним из них – обмотанная пожелтевшими бинтами мумия, тянущая руки к тому, кто изволит присесть), красная барная стойка в дальнем углу холла, красные двери. Красный – это движение, страсть, кровь, без которой не обойтись ни единому фильму. А еще прозрачный – это про прямоту Катерины: стеклянная перегородка, отделявшая ее кабинет от холла, и дверь к ней тоже стеклянная. Впрочем, если Катерине захочется уединения, она могла опустить жалюзи за стеклом.

Офис занимал полэтажа в особняке на одной из тихих улиц рядом с Тверской. Людей здесь было немного. Погодин – совладелец «Веспера» и партнер Катерины, невзрачный солидный мужчина с брюшком и лицом- яблочком, то носа не казавший из своего кабинета, то уезжавший на встречи. Ульяна Барабанова – как раз секретарша Погодина, русоволосая бойкая москвичка, недавно кое-как окончившая пед. Трое разнополых юристов в идентичных темно-синих костюмах. Приходившая по вечерам бессловесная уборщица Гюзель. Водитель Жуковой, Славик… и теперь еще Аля. Все прочие надобности компании были «на аутсорсе», то есть выполнялись сторонними фирмами.

В первый день Аля была поражена тишиной и безлюдьем в «Веспер продакшн» – ей казалось, что здесь она должна была встретить всю толпу, что заполняла съемочный павильон. Но Ульяна объяснила ей, что съемочная группа – от режиссера до подай-принеси – каждый раз собирается для кино заново. Что продакшены бывают разные: «Веспер» – это идея, розыск денег, подбор звезд и команды, общее руководство. А есть еще рабочие лошадки: одни, как компания голубчика-Голуба, отвечают за подготовку съемок и их процесс, другие доводят до кондиции плоды съемок (монтажом, графикой, озвучанием), и все они претворяют в жизнь то, что задумала Жукова.

Жукова… Ее кабинет стал центром притяжения для Али. В ту неделю, когда Катерина со своим другом загорала на островах, Аля могла разглядывать его невозбранно. Ее секретарский стол стоял в холле прямо перед стеклом, отгораживающим кабинет Катерины. Работая за компьютером, Свирская сидела спиной к начальственному месту, но она часто разворачивалась на крутящемся стуле и рассматривала дубовый стол с хрустальным шаром, бронзовой лампой и стопкой бумаг, стеллажи с книгами и безделушками, паука размером с ладонь, замершего на подоконнике (еще один реквизит из отснятого Жуковой ужастика), полуметровую вазу из венецианского радужного стекла, кожаное кресло для гостей в виде великанской черной ладони. Все здесь было дорогое, броское, первоклассное (сразу было ясно, кто придумал дизайн офиса – нет, не скучный Погодин!). Из общей картины выбивался лишь один предмет – советский плакат на стене: под сапфировым небом простирались поля спелой пшеницы, белозубо улыбалась колхозница, прижимая к себе пук желтых колосьев и почему-то стоя у шикарной городской машины – черной, с лаковыми крыльями. «С каждым днем все радостнее жить!» – провозглашал плакат. Зачем Катерине эта сталинская колхозница?

Аля, недоуменно пожав плечами, отворачивалась от кабинета и возвращалась к работе: разбиралась в базе имен и почте, сортировала чеки и упоминания в прессе, собирала сценарные заявки. Как неспешно текло время в ту неделю, когда Жуковой не было… Впрочем, с некоторыми вещами без помощи Ульяны было бы трудно разобраться. Прежняя помощница Жуковой (уволившаяся в одночасье, как было сказано), похоже, вела дела небрежно.

И вот сейчас, буквально через полчаса, Катерина Великая должна была вернуться.

– Отчет от бухгалтеров – в отдельную папку! Ирисы ей на стол! Проверь, пепельница – чистая? – выдавала указания Ульяна. – О-ох, голова моя! Не зря в этом доме была больница, как пить дать от морга аурой фонит…

У Альбины зазвонил телефон.

– Алька! Пошли вечером с нами на мастер-класс!

– Стась, не могу сейчас…

– Давай, быстро соглашайся! Телесное раскрепощение! Тема – улет! Для вгиковцев – скидки!

– Угу, для вгиковцев.

– Я тебя протащу! Давай, не кисни! Учиться-то надо!

– Все. Пе-ре-зво-ню! – Аля оборвала разговор и снова забегала по офису.

Стася Мартынова была первокурсницей ВГИКа, тараторившей на реактивной скорости блондинкой (сейчас – розововолосой), с которой Аля подружилась на вступительных экзаменах, летом. Но когда Свирская вышла с последнего, проваленного экзамена, она не хотела никого видеть – и в том числе Стасю, полчаса назад выпорхнувшую с победой. Стася ждала ее внизу, под тополями у институтского подъезда, а она сбежала. И тем же вечером уехала домой, в Ярославль. Не отвечала на эсэмэски, стыдясь своего позора (пропадать – так с концами) … А неделю назад она встретила Стасю на концерте в небольшом клубе, куда зазвал Юра Чащин. Там была целая компания поступивших в июле: Мартынова и ее бойфренд Игорь, плечистый нордический красавец, тоже актер, умная Зоя с режиссерского, которая поверх пуловера носила длиннейшую нитку искусственного жемчуга, как Коко Шанель, вздымала бровь и, похоже, имела виды на Юру, и еще один невзрачный Вадик, непонятно за какие заслуги принятый в киноинститут.

После первых воплей Стаси, объяснений, обмена новостями, они уже обнимались, будто не расставались. А еще через пару минут Аля почувствовала себя своей в этой компании. Они фонтанировали идеями, изрекали, балаболили ерунду, перебивали друг друга, смеялись взахлеб – и все были на одной волне.

– Туалет души актера – как вам это?..

– Черт! Ну почему ты не учишься с нами?!

– Поступить с первого раза – везение. А вот с третьего – это сильно.

– Есть такая идея для короткометражки…